Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы) - Ирина Борисова

Взаимоотношения двух садоводов - не простые. Не успеет Дарья Федоровна заметить плывущую над вишенными зарослями в сопровождении лязганья колес панаму, она сразу смекает, в чем тут дело, хватает ведро и задами, будто ненароком, выходит на дорогу. Там уже, склонившись, собирает что-то на тележку Регина Павловна.

Ох, навоз-то какой хороший! - удивленно протянет Дарья Федоровна. Видно стадо только прошло! И все-то вы, Пална, примечаете!

- Так и вы, я вижу, тоже не зевали! - поджимает губы первооткрывательница.

- Да уж где мне - проходила мимо... - смиренно отвечает Дарья Федоровна, ловко орудуя совком. - И вот, пожалуйста, нате вам!

Регина Павловна хмыкает, губы ее превращаются в ниточку, но коровьих лепешек много, соседки доверху наполняют и ведро, и тележку, и идут назад, уже мирно беседуя.

- Удобряют малину ранней осенью, - разъясняет Регина Павловна. Молодые же побеги укрепляют кольями и обвязывают шпагатом.

Дарья Федоровна помалкивает, слушая такую премудрость, но, приблизившись к соседкиному огороду, вдруг задерживается и роняет: "А малины-то у вас, Пална, нынче немного... ой, да совсем даже немного... У меня, конечно, тоже не густо, но шесть литров все ж таки наварила!" В глазах ее лукавинка: "Вот, мол, мы и без книжек всяких урожаи собираем!", и Регина Павловна, громыхая телегой, сворачивает к себе и на веранде бурчит: "Да где уж там шесть - трех от силы не будет! Подумать только, до чего хвастливая, завистливая женщина!"

По пятницам они обе моют полы и ставят на скатерти вазы с цветами. В этот день у них не спорится работа, они то и дело выходят на дорогу - ждут своих. Прикрывшись ладонями от последних ярких лучей укатывающегося за болото солнца, они наперебой доказывают друг другу, что дети у них чрезвычайно занятые - у Дарьи Федоровны сын - врач, а у Регины Павловны дочка - концертмейстер.

Вдруг из-за поворота показывается светло-голубой "Запорожец", и Дарья Федоровна цепенеет, всплескивает руками и бежит навстречу перекатывающемуся по ухабам автомобильчику. Регина Павловна любезно здоровается с приехавшими и продолжает упорно стоять одна пока, наконец, за тем же поворотом не покажется темно-зеленый "Москвич". Тогда она охает, срывает с головы панаму и машет ею; следуют женские сбивчивые возгласы, скачущие туда-сюда разговоры, в которых не принимает участия зять, флегматично таскающий сумки с продуктами.

На следующее утро, боясь разбудить гостей, Регина Павловна лежит, не вставая, до десяти и прислушивается к вжиканью садовых ножниц в огороде у Дарьи Федоровны. "Ну, надо же! - досадуя, делится она потом с дочкой. - Уж и в субботу не отдыхает, а между тем - высокое давление! Конечно, обработать такую плантацию... Сын-то не очень помогает!"

- Да и мы тебе совсем не помогаем, мама! - сокрушенно вздыхает дочка, поедая клубнику.

- Тебе нельзя портить руки! - уверенно парирует Регина Павловна. - Да и что там особенного делать на моем пятачке?

Тем не менее, дочка берет ведерко и идет обрезать клубничные усы, а мужа заставляет чинить верандную крышу.

Сын Дарьи Федоровны ушел с семьей на озеро, и она старается не попадаться на глаза гордо дефилирующей между работающими детьми соседке. "Ой ты, господи!" - с презреньем шепчет Дарья Федоровна, поглядывая из-за занавески, как вытирает пот со лба концертмейстер. - Уже и уморилась! Не смешили бы лучше людей!

После сытного дачного обеда дочка Регины Павловны, глядя в сторону, вдруг, как бы невзначай бросает:

- Знаешь, мам, нас сегодня в гости звали. Мы поедем, а?

- Что ж ... - растерянно разводит руками Регина Павловна. - Если обещали, то конечно...

Проводив их до дороги, она возвращается. И первое, что видит - стоящую на крыльце Дарью Федоровну.

- Раненько что-то ваши, раненько! - с ехидством восклицает та, а на заднем плане вернувшийся с озера сын колет дрова.

- Да билеты у дочки на поезд! - сумрачно врет Регина Павловна запирается у себя и принимается ожесточенно конспектировать "Справочник садовода".

Но сын Дарьи Федоровны, наколов дрова и неприкаянно пошатавшись по огороду, вдруг тоже внезапно собирается и уезжает. И, увидев из-под шторы возвращающуюся с дороги, пригорюнившуюся соседку, Регина Павловна решает, что уподобляться ей и спрашивать: "А чего ваши на завтра не остались?" недостойно.

И, вдохновленная своим великодушием, она открывает дверь и кричит: "Так что там за цветы-то вы мне предлагали, Дарья Федоровна?"

Несколько секунд соседняя дача молчит, а потом, будто бы с опаской из-за двери появляется Дарья Федоровна и в нерешительности начинает: "Белые такие да розовые - плохо вот не помню, как называются!"

- Ну-ка, ну-ка! - надевает очки Регина Павловна, направляясь смотреть семена, и через несколько минут они уже сидят рядышком на крыльце, и Дарья Федоровна, словно оправдываясь, уверяет, что у сына завтра операция, а Регина Павловна, понимающе кивая, расписывает завтрашний дочкин гастрольный концерт. Обсудив детей, они некоторое время молча наблюдают за вьющимися вокруг лампы мотыльками, размышляя каждая о своей городской жизни. Дарья Федоровна плохо ладит с невесткой, но думает, что лучше все-таки до белых мух сидеть на даче, чем разменивать квартиру и насовсем бросать сына на эту недотепу. Регина Павловна тоже сокрушается про себя, что некому сейчас там в городе налаживать питание, что дочь - тощая, и что, кроме матери, никого это не волнует. Но, растравив обиду на зятя, Регина Павловна все же сознает, что не только его, но и дочку тоже вовсе не тяготит летнее, раздельное с ней житье, и соскучившаяся дочка в дни приездов внимательна, ласкова и совсем не та, что бывает в городе. И, встряхнув головой, Регина Павловна, говорит, что в городе сейчас - жара, нечем дышать, и уморят очереди. Дарья Федоровна, будто давно дожидалась этих слов, поспешно вторит, что в городе не пойдешь на грядку, не сорвешь клубничку, и они ругают город и ласкают взглядом свои освещенные луной владенья.

Такие дни - лучшие в их дружбе, они допоздна сидят у керосиновой лампы и играют в дурака. Потом Дарья Федоровна провожает уносящую неведомые семена соседку, а та думает, что завтра, пожалуй, отдарит луковицами дельфиниума.

А назавтра Дарья Федоровна тыкает редкостные луковицы где попало, в капусту, и Регина Павловна ужасается, бурчит про себя на веранде и опять норовит незаметно ускользнуть за навозом.

История о но-шпе, накрахмаленном колпаке и театральных билетах

Она была фармацевтом, продавала в ручном отделе лекарства, никогда не кричала на покупателей и даже при самой большой очереди очень вежливо ему предложила: "Если хотите, молодой человек, можете взять аллохол вместо но-шпы". А он был совсем не молодой человек, а уже сорокалетний, а по аптекам ходил часто, потому что печень у него была нездоровая, а готовить ему домашнюю пищу было некому.

И чем-то она ему понравилась - то ли ловкими белыми руками, то ли халатом с иголочки, то ли приветливой улыбкой, но нежданно для себя негаданно он ей в ответ тоже улыбнулся, аллохол взял, а, придя домой, протер валяющийся на шкафу осколок зеркала, потрогал бледные залысины, покачал головой, осколок назад забросил, прогулял собаку Жучку и уселся думать над компьютерной программой.

А фармацевт Полина Кирилловна его тоже приметила - уж очень взгляд у него был печальный, печальней, чем у пони в зоопарке, и, обсуждая перед закрытием с уборщицей Маргаритой многосерийный фильм, она припоминала, как он душевно сказал: "Убедительно вас благодарю!" и смутился. А когда Маргарита сняла резиновые перчатки, раскатала джинсы и убежала к мужу и дочке, Полина Кирилловна заперла помещение и пошла в свою однокомнатную квартиру, купила по дороге пирожное-"картошку" и, включив телевизор, принялась пить с пирожным чай. Когда серия кончилась, в который раз подумала Полина Кирилловна, как нехорошо жить одной и какая она все-таки несчастливая. Но на следующий день и виду не подала, что у нее такие мысли, и опять стояла за прилавком в воздушном накрахмаленном колпаке, а, увидев снова делового с виду, но с робким взглядом покупателя, радостно улыбнулась и сказала: "Нет у нас еще но-шпы - завтра, пожалуйста, заходите!"

И он повадился туда заходить, и даже бриться стал не через день, а каждый, но однажды вдруг увидел, что около нее налег на прилавок шикарный мужчина в велюровом пальто и с цветами, и что-то ей нашептывал чуть не в самое ухо. Он подумал: "Ну, мало ли кто?", но на завтра этот же тип опять оказался у прилавка, и он уже повернулся, чтоб уходить, но она высунулась из-за велюровой спины и вдогонку крикнула: "Погодите же, молодой человек, вот но-шпу только что привезли!" Он машинально купил один пузырек, а тип его прямо глазами изъел и, то на него, то на нее глядя, мерзко усмехался. И он тогда ушел, затосковал и больше в аптеку эту решил не ходить.

А у него был сослуживец, Аркадий Павлович, человек не очень-то работящий, зато очень деловой. Аркадий Павлович тоже работал программистом, но имел еще и подпольный бизнес по торговле икрой, и работа и бизнес для него часто пересекались, и еще он очень любил ходить с женой в театр и мог достать любые билеты, а когда получалась накладка - и в театр надо было идти, и работать, Аркадий Павлович только его и просил: "Подежуришь за меня, Петруша, а?" И никогда отказа не имел, и, сидя среди интеллигентной театральной публики, говорил своей жене Маргарите: "Надо бы Егоркина как-то отблагодарить, не будет же он просто так за меня столько вечеров вкалывать!"