Многогранник - Lizzy Pustosh

ему бы не удалось переубедить преподавателя.

– Весьма с тобой согласен, – вмешался Ренат, – но, кажется, он преувеличивал на счёт всех своих «страданий». Это же бред чистой воды, что такое случалось с ним: у нас есть гарантии на рабочие места и прочее, – с негодованием лепетал он.

– Нет, Ренат, не все то, чем кажется, – остановила его Мишель.

– Чушь, – настаивал на своём рыжеволосый и пылкий друг, – есть заверения, документы, слова магистров…

– Не верь магистрам, и все! – вскричала на него недовольная чем-то отягощающим девушка.

Ренат хотел сгоряча ответить ей, но Амос успел прервать их разговор:

– А-а что по поводу причины его откровения? Неужели так быстро сработал алкоголь, но это – бессмысленно, так как в этом случае ему пришлось бы начать употребление ещё с утра… – удивлялся он.

– Ах, разве это важно? – тут же спросила Мишель. – Мне вот интереснее, почему открыта дверь в лабораторию Рафа, смотрите! – девушка указала на единственный освещенный объект в этом коридоре, на кабинет для повышения мастерства, который обычно всегда закрыт: и с учениками внутри, и без них.

Мальчики перевели все свое внимание на эту странность.

– Хм, думаю, стоит зайти тихо: вдруг что, – предложил Амос – друзья согласились.

Метров пять до двери они шли на носочках, совсем не говоря. Кругом не было ни души. Только они, и кто-то внутри. Но кто – они не знали. Ренат, вызвавшийся идти первым, вёл их уверенно к двери. Минув расстояние, он остановился. Решив, что проход достаточно велик, юноша осторожно, напоминая краба на морском пляже, проскользнул в проем; Амос и Мишель – за ним.

Им открылась странная картина: пустой кабинет, почти никого нет, только один Раф сидит на полу возле приоткрытой двери коморки. Увидев друзей, он мигом прислонил палец к губам: главное – чтобы ребята не говорили. Но Ренат решил все же полюбопытствовать о происходящем здесь. На всеобщее же счастье, Мишель быстро закрыла его рот своей ладошкой – он быстро сменил свое решение. Неловким движением Раф позвал друзей к себе. Они подкрались и сели рядом с юношей. Ребятам было интересно, зачем он так поступает, и хотели спросить его об этом, но в этот же миг сами все поняли: через стену от них разговаривал с кем-то по телефону Клерк Грид, один из страшнейших преподавателей школы.

– Что? – хрипло, но размеренно и тихо спрашивал он. – Да, я знаю, что ей пришлось многое пережить… – кто-то вперемешку с гневом тоскливо кричал в трубке телефона. – Подождите, не горячитесь, я знаю, что мне не понять всего, что с ней сталось после того случая, но, пожалуйста, подождите… Я лишь хотел сказать, что очень виноват… Да, вы правы, я виноват безмерно, я пытался все исправить, но, к сожалению, – мужчина помедлил, – уже поздно… Да, я знаю, что слишком поздно. Просто примите мои соболезнования. Я очень виноват. Простите. Больше я… я не буду вам досаждать. Прощайте, – голос грозного мужчины дрогнул, после чего он попытался глубоко вздохнуть, но волнение помешало ему.

Амос, Мишель и Ренат сидели недвижно, временами переглядывались, пытались найти ответы друг в друге, и, в итоге, одновременно решили найти их в сидящем неподалёку Рафе. Он, однако, лишь указал на выход, не подняв на них даже глаз. Ребята не поняли поначалу, что это означало, но тот стал их подталкивать и гнать движениями рук прочь отсюда, так как в любой момент, как он предполагал, мог выйти Клерк Грид, и их участь была бы непредсказуемо печальнее любой существующей. Все четверо, опасаясь раскрытия, тотчас же двинулись к выходу. Кто-то оборачивался, кто-то следил за тем, чтобы случайно ничего не сказать или не уронить, кто-то просто следовал вперёд. Так медленно, но верно доползли до коридора. Раф, не произнеся ни слова, сразу же двинулся подальше от этого места – ребята, не утратив всего терпения, мирно отправились за ним.

– Что это было, Раф? – впав в неразумение, крикнул вдогонку Рафу Ренат.

Но юноша продолжал идти вперёд, уже подходя к парадному залу близ главного выхода.

– Да стой же ты! – негромко окрикнул его Амос, и вновь безуспешно: друг не останавливался.

– Раф, подожди! – более звонко позвала его Мишель, и юноша замер на месте, держа на плече портфель, но все ещё не оборачиваясь.

Ребята быстрым шагом подошли к нему.

– Что это… – Ренат хотел возмущённо договорить «значит», но увидел покрасневшие глаза Рафа и остановился в исступлении. – Ты плачешь? – спросил нерешительно он. В ответ лишь увидел, как у Рафа задергались ресницы и задолжала нижняя губа.

– Что с тобой? Это он сделал? – взяв руки юноши, не торопясь, спрашивала Мишель. – Или ты… что-то услышал? – Раф посмотрел ей в глаза, и по его лицу тут же полились до сих пор ещё сдерживаемые слезы – девушка приобняла его. – Пойдём в корпус, здесь совсем чуть-чуть осталось, – мальчик в ответ едва кивнул головой, и они пошли.

Ренат с Амосом молча двигались сзади. Хоть юноши и переживали за Рафа всем своим сердцем, но ничего не могли сделать ни с тем, чтобы помочь ему, ни самими собой: ребята были не в силах смотреть на слезы друга.

– Как думаешь, это серьёзно? – шёпотом спросил Ренат у Амоса, заходя в комнату 223.

– А, не знаю. Но Мишель разберётся, – очнувшись от раздумий, ответил он. – Мы же здесь вряд ли что сделаем.

Мишель действительно смогла разобраться, чем их общий друг так огорчен. Но перед тем она аккуратно посадила его на диван, укрыла одеялом и налила кружку мятного чая. Ей не пришлось даже спрашивать Рафа о чем-то еще: он сам начал говорить.

– Я же думал, что он плохой, думал, что он злой, ужасный человек, – у юноши слегка тряслись руки и голос, – который умеет исключительно насмехаться и кричать… Какой же я отвратительный! – всхлипывая, заключил Раф.

– Нет, это не так… – хотела уверить его Мишель, но он ее прервал.

– Нет, это так! И знаете почему? Потому что я воистину ужасен, как и говорили мне, – юноша затих.

– Кто говорил? – с некой печалью спросил Амос.

– Неважно… – сказал Раф и сделал глоток чая; друзья решили не мешать его рассуждению. – Важнее то, что он не такой, каким мы его видели столько лет. Представляете ж, у него есть сердце!.. Он не так просто был с нами груб… Как оказалось, даже очень непросто. Вы, наверное, и не догадывались, а у него была много лет назад одна ученица, как я понял, очень талантливая. Он говорил о ней: «Лиличка стоила всех моих учеников и самого меня! Такая умница, такой гений своего дела. Что она только и не напридумывала за те года, эх! Она была… не превзойдена». Его грубый и такой постоянно мрачный голос, да такие