Усни, красавица - Кир Булычев

Лейтенант был на коне. Он взял отлично заточенный карандаш, элегантным движением достал из стола лист бумаги. И по тому, что он решил воспользоваться именно карандашом, который не употребляет в официальной обстановке, Лидочка поняла, что он преподает Татьяне урок поведения, о чем она не должна догадаться. А так как Татьяна была Лидочке несимпатична, она не собиралась мешать лейтенанту проводить урок вежливости.

– В квартире, где прописана ваша дочь Елена, находятся некие ваши ценности. Попрошу их перечислить.

Татьяна растерянно обернулась к Лидочке.

– О чем он говорит? – спросила она так, словно услышала от лейтенанта гнусное предложение.

– Я думаю, – ответила Лидочка, – что Андрей Львович хочет помочь вам выяснить, не пропало ли что-нибудь из дома.

– Какие могут быть ценности у Алены? – строго спросила Татьяна Иосифовна, будто слова о ценностях исходили не от нее, а от лейтенанта.

– Вот именно, – согласился лейтенант.

– Я не была в этой квартире больше года! – воскликнула Татьяна. – Больше года! А вы стараетесь навязать мне чуждое мнение.

– Кого вы подозреваете? – спросил лейтенант, который умудрился пропустить мимо ушей ее слова.

– Именно ее, Софью Пищик, – ответила Татьяна.

– Вы полагаете, что гражданка Пищик взяла в квартире какие-то ценности, наименования которых вы уточнить не можете ввиду того, что давно не были на данной жилплощади. Но назовите хоть один предмет!

– Один?

– Один.

– Магнитофон, – сказала Татьяна. – Магнитофон «Панасоник», который был подарен лично мною Аленке к окончанию института.

– Большой?

– Очень большой.

– Проверим, – сказал лейтенант.

– Проверьте, – повторила за ним Татьяна. Она потеряла свою агрессивность.

– Скажите, пожалуйста, – произнес лейтенант заинтересованно, – а каким поездом уехала от вас гражданка Пищик вчера утром?

– Я не знаю, каким поездом, – ответила Татьяна.

– Приблизительно.

– Это допрос?

– Да никакой это не допрос! Я хочу развеять недоразумения, – сказал лейтенант. – Чтобы вы не беспокоились понапрасну.

– Она уехала… она ушла в восемь часов. Около восьми.

– Допустим, в восемь, – согласился лейтенант. – Электрички у вас в это время часто ходят?

– Откуда мне знать. Неужели вы думаете, что я в восемь утра способна уехать на электричке?

– Я полагаю, что вы способны, – откликнулся Шустов. – Значит, в восемь. Даже если она добежала до станции и сразу села в поезд, то в Москве она была без четверти девять и сколько-то времени потратила, стараясь дозвониться до Алены.

– Никуда она не звонила! – заявила Татьяна, полагавшая, что лейтенант покрывает Соню из каких-то эгоистических соображений.

– Значит, не звонила, – согласился лейтенант, – а прямиком поехала на Васильевскую. И была там, скажем, в половине десятого. А без четверти десять мы расстались с гражданкой Берестовой.

– Расстались с Берестовой? – Татьяна была поражена и охвачена новыми подозрениями. – С Лидой?

– По другому делу, – пояснила Лидочка.

– Как раз без четверти десять меня вызвали в дом к вашей дочери. А звонок в «Скорую» – я проверил – ушел в девять сорок. Через семь минут я был в вашей квартире, там я застал гражданку Пищик в истерическом состоянии. Я даю голову на отсечение, что у нее не было ни возможности, ни сил, ни настроения выносить магнитофон «Панасоник».

– Все может быть, – ответила Татьяна, показывая тоном, что окружена врагами и никому не верит.

– Ну хорошо, допустим, что у нее был сообщник, которому она передала ценные вещи. Но тогда она должна была заранее знать, что Алена умерла. Иначе даже у сообщника, который живет на соседней улице, не было бы времени, чтобы прийти ей на помощь и ограбить вашу квартиру.

– Но она могла вызвать его с дороги.

– Значит, она знала, что Алена погибла?

– Да! Она же мне вчера говорила, что Алена собирается покончить с собой.

– Очень интересно, – лейтенант буквально обволакивал старуху взглядом своих маслин. – Выходит так: к вам приехала гражданка Пищик и сообщила, что этой ночью ваша дочь покончит с собой. И что же вы сделали?

– Не пытайтесь шутить, – грозно предупредила лейтенанта Татьяна. – Это не предмет для шуток. Да, все так, как вы говорите, гражданка Пищик сообщила мне в очередной раз, что моя дочь намеревается покончить с собой. Это уже бывало раньше, и потому я не обратила на это внимания. Потому что это обыкновенная чепуха.

– Значит, гражданка Пищик бросает все дела, едет к вам за город, чтобы предупредить вас о совершенной чепухе.

– Значит, так!

– И вас это не удивляет?

– Удивляет, но не настолько, чтобы выгнать ее за порог. Тем более что она была в обществе вот этой дамы!

Татьяна показала на Лидочку, и этим жестом было ясно сказано, насколько упала Лидочка в глазах Татьяны Иосифовны.

– Затем эта самая гражданка Пищик, которая приехала к вам с чепухой, остается у вас ночевать? Так?

– А куда ей было ехать? Пока мы кончили разговаривать и смотреть телевизор, уходить было поздно. Вашей милостью женщине нельзя появиться на улице после семи вечера.

– Моей милостью? – не понял милиционер.

– Вы умеете воевать лишь с беспомощными женщинами, нищими и лотошниками. Перед мелкими преступниками вы бессильны, а к мафии бежите на поклон.

Лейтенант, вежливо выслушав филиппику Татьяны, возразил:

– Я с вами не совсем согласен. Разумеется, у нас еще много недостатков. И со временем…

– Со временем их станет еще больше, – вставила Татьяна.

Ей стало жарко в шубе, дорогой, но не новой. Лидочка вдруг решила, что шуба подарена какой-нибудь благотворительной организацией – не было у Татьяны денег, чтобы купить такую дорогую, даже не новую шубу. Всю жизнь она просуществовала на грани бедности, и сегодняшняя ее бедность – это богатство по сравнению с тем, что было раньше.

– Даже с нашими ограниченными возможностями мы стараемся защитить жизнь и имущество граждан, – наставительно бубнил молодой лейтенант, а старуха Флотская негромко огрызалась, врезаясь, как топор, в его монолог.

– В общем, так, – сказал лейтенант. – Получите ключи от вашей квартиры и распишитесь вот здесь в их получении. И здесь.

– Бред какой-то! – Проиграв первое сражение, Татьяна взяла верх в войне и потому ворчала, не переставая: – Почему это я должна расписываться в получении своих собственных ключей?

– Тогда подождите, и мы вернем их вам после окончания следствия.

– Ваше следствие никогда не кончится.

Лейтенант пожал плечами. Он кинул на Лидочку несчастный взгляд. У Татьяны оказалось особенное свойство – выматывать людей, которые с ней общаются. Лидочка тоже чувствовала крайнюю усталость.

Татьяна тщательно пересчитала ключи, как будто знала, сколько их должно быть.

– Последний вопрос, – сказала Татьяна. – Когда я получу вторые ключи?

– Какие вторые? У нас одни, – не понял вопроса лейтенант.

– Я имею в виду ключи, которыми завладела гражданка Пищик, – Татьяна старательно подражала лейтенантскому обозначению людей.

Дверца сейфа, из которого лейтенант вынимал ключи, была приоткрыта. Он поднялся, положил в сейф расписку Татьяны и запер его.

– Какие ключи и кому давала ваша дочь, меня не касается, – сухо сказал лейтенант. Он устал от Татьяны и был рад от нее избавиться.

– То есть как так? – Татьяна смотрела на него снизу вверх, как Петр Великий на своего непутевого сына Алексея на картине известного художника Н. Ге.

– Вы поищите ключи у ее друзей, знакомых, может быть, у ее близкого друга, – лейтенант не пытался щадить чувства матери, потому что уже понял, что перед ним сидит не подавленная горем одинокая женщина. По крайней мере, здесь никто не рыдал и рыдать не собирался.

– Вы хотите сказать, что Алена доверяла ключи черт знает кому?

– Вы же сами недовольны, что ключи есть у гражданки Пищик, – заметил лейтенант.

Тут Татьяна была вынуждена признать временное поражение и предпочла прервать переговоры с милицией.

Лидочка была удивлена сначала, что Шустов не воспользовался присутствием Флотской, чтобы допросить ее или хотя бы поговорить о дочери. Но потом поняла, что он настолько не хочет оставаться с Татьяной наедине, что согласен пойти на нарушение милицейского устава и обойтись без допроса. Благо дело было, как понимала Лида, простым и для сыщика неинтересным.

* * *

Дом стоял в отдалении от улицы, служа боковой стеной двора. Семь этажей, ранний хрущевский стиль, когда с фасадов уже сняли все украшения и даже штукатурку, но строили еще из кирпичей и по урезанным вариантам сталинских проектов.

Во дворе и в подъезде они никого не встретили. И когда поднимались на лифте, Татьяна с облегчением сказала:

– А я так боялась соседок! Какая-нибудь идиотка должна была нам встретиться, чтобы выразить мне сочувствие.