Тайна Царскосельского дворца - Анна Соколова

— Бог знает, что ты говоришь, герцог.

— Ничего, кроме святой и истинной правды. Если вы хотите, чтобы я совершенно откровенно высказал вам свое мнение, то я скажу, что серьезно Линар не способен увлечься, а непритворно, хотя и скрытно, он заглядывается только на одну цесаревну Елизавету. Впрочем, ее любовь не предоставляет ему тех крупных шансов, какими его манит любовь вашей не в меру легкомысленной племянницы!..

— Елизавета? Ты думаешь, что ему нравится Елизавета?

— Во всяком случае гораздо больше, нежели ваша некрасивая Анна! — бесцеремонным тоном ответил дерзкий фаворит.

— Анна вовсе не дурна.

— Ну и не красива, а подле цветущей красавицы цесаревны прямо-таки уродом прослыть может.

— Твоя вражда против Анны положительно ослепляет тебя.

— Враждовать мне против нее не за что и говорить о ней так много вовсе не стоит!.. Скажите мне лучше, известно ли принцессе о судьбе, которая по ее милости постигла несчастную датчанку?

— Не знаю, право, не думаю… Кто смел бы доложить ей об этом без моего разрешения?

— Ну, на толки и сплетни при вашем дворе особого разрешения не нужно! В этом у вас недостатка нет! Велите позвать сюда вашу племянницу. Одно ее появление уже поставит вас в курс дела; она ни по уму, ни по складу своего взбалмошного характера не сумеет ничего скрыть!

Императрица выполнила его требование, и несколько минут спустя Анна Леопольдовна вошла в комнату. Она была бледна, и ее лицо дышало тревогой, но на нем не было выражения того глубокого горя, которое не могло не поразить ее, если бы ей стал известен горький и преждевременный конец несчастной Клары.

При виде герцога принцесса на минуту приостановилась и, после короткой борьбы с собою, приветливее и почтительнее обыкновенного поклонилась ему.

Он, напротив, ответил ей совершенно холодным, официальным поклоном.

Анна Леопольдовна поняла это, как торжество над нею, подумала, что императрица сообщила Бирону о ее намерении прибегнуть к его защите.

Сердце принцессы дрогнуло от досады, но она пересилила себя и, обращаясь к герцогу, почти ласковым тоном проговорила:

— Я очень сожалела вчера, что не застала вас здесь, у ее величества.

— А на что нужно было вам, ваше высочество, мое присутствие? — холодно осведомился Бирон.

— Я хотела попросить вас быть моим ходатаем пред тетушкой.

— Давно ли вам встретилась надобность в моем ходатайстве? — рассмеялся герцог недобрым смехом.

Анна Леопольдовна как будто не заметила этого смеха и спокойно сказала:

— Но все-таки я попрошу вас выслушать меня.

— Я весь — внимание! — ответил герцог, как бы вовсе не понимавший, о чем она готовится говорить.

— Вам, конечно, небезызвестно, что вчера вечером была арестована и увезена моя ближайшая и любимая камеристка, датчанка Вильсон?

— Да, я знаю об этом; все аресты всегда известны мне.

— Вам, быть может, известен и мотив этого ареста?

— Об этом я попрошу у вас позволения умолчать! — уклончиво ответил Бирон.

Анна Леопольдовна покраснела и слегка вздрогнула под дерзостью этого уклончивого ответа, а затем тотчас спросила:

— Но вам, конечно, известно и то, куда именно была отвезена моя бедная Клара?

— Об этом догадаться не трудно: ведь все лица, обвиняемые в оскорблении величества, направляются всегда в одно и то же место.

— То есть?..

— В Тайную канцелярию! — спокойно произнес Бирон.

— Но как могла бедная Клара, такая молодая, кроткая и неопытная, оскорбить кого бы то ни было, не говоря уже о священной особе государыни?

— Об этом я тоже, с вашего позволению, умолчу!

— Но я уверяю вас… больше — я клянусь вам, что Клара ни в чем не виновата!

— Это — дело графа Ушакова, а не мое!..

— Но ваше слово всесильно… вы можете сказать графу, можете попросить его… Без вашего ведома ничто не делается в государстве. Вы всемогущи!

— Ваше высочество, вы преувеличиваете мое мнимое могущество! — с легким поклоном проговорил герцог. — Но… если бы и действительно мне дана была самая широкая власть, то властью воскрешения мертвых я все-таки не обладаю!

Бирон произнес эти слова холодно и спокойно, пристально глядя в глаза внезапно побледневшей принцессы.

— Как мертвых? Каких мертвых? — в ужасе вскрикнула Анна Леопольдовна. — Тетушка! Да ответьте же мне!.. Что он говорит? — вне себя крикнула она, бросаясь к императрице.

Та робко подалась назад.

Бирон резким движением стал между Анной Леопольдовной и императрицей и твердо произнес:

— Я напомню вам, что ее величество страдает сильным расстройством нервов и что беспокоить ее я и вам не позволю!..

Но Анна Леопольдовна не слыхала его. За минутным порывом у нее последовала полная прострация. Принцесса поняла страшное значение произнесенных Бироном слов, но у нее недоставало сил ответить на них. Она сознавала, что случилось что-то страшное, непоправимое, и дрожала при мысли о невозможности исправить это.

— Где Клара? — через силу произнесла она, почти без чувств опускаясь на стул неподалеку от кресла, занимаемого императрицей.

Бирон заслонил собой Анну Иоанновну.

Та бросила на него благодарный взгляд: принцесса Анна начинала внушать ей страх.

— Где Клара? — тем же растерянным тоном повторила Анна Леопольдовна.

— Не знаю, право… вероятно, на Выборгском кладбище! — ответил Бирон, стараясь придать своему голосу возможно спокойную интонацию.

— На… кладбище? Стало быть, она… умерла?

— Живых, сколько мне известно, на кладбища не отвозят! — пожал плечами Бирон.

— Ее… стало быть… убили?

— Об этом вы у графа Ушакова спросить извольте! Я при смерти вашей Клары не присутствовал! Как вам известно, она была арестована без меня.

Принцесса опустила голову на руки и мгновенно затихла. С минуту продолжалось упорное, мертвое молчание. Наконец Анна Леопольдовна произнесла:

— За это Бог отомстит… За это даже я мстить не стану… Не нужно!.. Над этим Божий суд скажется!

После этого принцесса поднялась с места и шатающейся, нетвердой походкой направилась к двери.

Императрица проводила ее молчаливым и почти сочувственным взглядом. Ее женскому сердцу в эту минуту стало понятно невыразимое страдание молодой девушки.

— Надо сказать Ушакову… надо остановить… унять его… Так невозможно! — почти машинально проговорила императрица.

— А вам очень жаль эту датскую куклу? — насмешливо произнес Бирон. — Я вовсе не подозревал в вас такого нежного, чувственного сердца! Вы, быть может, и графа Линара пожелаете оставить при своем дворе?