Ленинград – Иерусалим с долгой пересадкой - Гилель Бутман

Мы были на правильном пути. Подготовка к захвату самолета продолжалась.

14

МИТТЕЛЬШПИЛЬ

Хотя все, что было связано с операцией, обсуждалось в Ленинграде только на улице, тем не менее удобнее и безопаснее было дать ей кодовое название. Я предложил назвать операцию «Свадьбой». Под таким названием эта операция будет проходить не только в наших разговорах. Под таким названием она пройдет в деле № 15 Следственного отдела Ленинградского Управления Комитета Государственной безопасности. Под таким названием она выплеснется на страницы советской и мировой печати.

Это название не было случайным. Оно имело под собой основание. Несколько раз я мысленно представлял себе весь ход событий, начиная с момента приобретения нескольких десятков билетов на Мурманск. (Вариант с полетом на Готланд отпадал, так как те 20-30 минут, которые надо было лететь над Балтийским морем, были очень рискованны). Сразу же возникала проблема, не покажется ли подозрительным, что все пассажиры самолета – евреи. На это могут обратить внимание еще на земле. Трудно было также скрыть то, что многие знакомы между собой (не все участники операции собирались ставить членов своих семей в известность об обстоятельствах полета). В случае, если на пути в Мурманск захвату самолета что-нибудь помешает, надо будет брать всем билеты назад (опять на один самолет) и попытаться осуществить операцию на обратном пути. Возникала проблема гостиницы и тэ дэ и тэ пэ. Я смог придумать только одно объяснение: свадьба. Этого будет достаточно для любопытных. В случае же намеренной слежки нам не поможет ничто. «Женихом» должен был быть Миша Коренблит, «невестой» – Полина Юдборовская. Полина училась в ульпане, печатала на машинке для организации, была пылкой сионисткой. Кроме того, она была не замужем, а он – неженат, оба были хорошо знакомы между собой. И почему бы им действительно не жениться?.. Миша Коренблит был активным холостяком и у него были знакомые девушки среди стюардесс Ленинградского аэропорта. Его следующий контрольный полет должен был быть по «свадебной» трассе в Мурманск, желательно в качестве блатного пассажира в служебном купе своей знакомой. В Мурманске Мише предстояло подать заявление в ЗАГС на регистрацию брака и провести переговоры о заказе зала в какой-нибудь столовой под свадьбу. Все это впоследствии могло бы стать скромненьким алиби. Предстояло, правда, как-то объяснить, почему все участники и гости свадьбы – ленинградцы, а сама свадьба в Мурманске.

Но это не понадобилось…

Свадьба между Мишей и Полиной все же состоится, – не в кавычках и не в Мурманске. После ареста своего «жениха» в обстановке всеобщей подавленности и антисионистского бума Полина решила бросить вызов властям, продемонстрировав солидарность с Мишей и со всеми нами. Свадьба без кавычек произойдет в следственной тюрьме КГБ. Наши «свадебные» «жених» и «невеста» будут записаны мужем и женой. Эта свадьба продолжится несколько минут, после чего молодому мужу прикажут взять руки назад и отведут "домой", в камеру на пятом этаже тюрьмы.

И это будет не единственная тюремная свадьба. Виктор Богуславский тоже получит разрешение и зарегистрирует свой брак в тюрьме. А самой первой будет свадьба Марка Дымшица. И его избранницей снова будет та, которую он уже выбрал однажды, двадцать два года тому назад. Он снова женится на Але после годичного развода.

***

«Свадьба» приближалась. Был «жених», была «невеста», были «гости». Не было даты. На очередной нашей встрече Марк потребовал назначения срока. Мы назначили срок – 2 мая. Эта дата казалась оптимальной. Оставалось полтора месяца: достаточно много, чтобы завершить подготовку и достаточно мало, чтобы не согнуться от длительного психического стресса. Кроме того, участникам будет легче собраться в нерабочие дни майских праздников и вернуться на работу, если возможности для «свадьбы» не представится. Дополнительным плюсом, с нашей точки зрения, могло быть праздничное настроение в ПВО. Можно было ожидать, что не все операторы радаров будут бдительными и не все офицеры трезвыми и способными принимать быстрые решения. А нам нужно было всего 5-10 минут лету, чтобы оказаться над Финляндией. И тогда

«прощай, немытая Россия,страна рабов, страна господ,и вы, мундиры голубые,и ты, послушный им народ».

Марк был прав. Отныне конечная дата придала подготовке необходимую целеустремленность. Миша Коренблит должен был лететь в Ригу, сообщить подробности Эдику Кузнецову и вызвать его в Ленинград. Затем – лететь в Мурманск.

Придет время и советская пресса громко запричитает о сионистских убийцах, «вооруженных пистолетами, топорами, ножами, веревками», главной целью которых было убийство безоружных пилотов и лишь второстепенной – побег в Израиль. Между тем, не думаю, что была хотя бы одна попытка захвата самолета в мире, где бы потенциально атакующая сторона так тщательно стремилась лишить себя преимущества нападающей стороны.

Для нас это был вопрос не тактики, а стратегии. Средства входили составной частью в нашу цель. Если бы наша операция удалась и мы бы прилетели в Стокгольм, но в кабине пилотов была бы пролита кровь и притом не наша, мы своим методом зачеркнули бы цель. Мы должны были быть готовы к тому, что жертвами можем стать только мы сами – и никто другой. Этим диктовалось и наше отношение к оружию. И хотя мы могли бы иметь в своем распоряжении автомат, предложенный Эдиком Кузнецовым, и боевые гранаты, которые мог достать кандидат в участники, член организации Борис Азерников, мы добровольно отказались от боевого оружия. Только Миша Коренблит долго не мог согласиться с этим. Ему казалось недопустимой глупостью наперед лишать себя возможности выйти победителями в схватке с экипажем, которому рукой подать до заряженных пистолетов.

С самого начала я склонялся к тому, что мы не должны брать с собой в самолет ничего, что может поставить под угрозу жизнь или здоровье пилотов. Даже на всякий случай – и то нельзя брать с собой оружие, ибо раз в жизни стреляет и утюг. После того, как я узнал от Марка, что экипаж не имеет при себе пистолетов, я твердо решил: боевого оружия у нас быть не должно. Марк и Эдик вначале осторожно, затем энергично поддержали меня.

И тем не менее, надо было с самого начала лишить экипаж воли и способности к сопротивлению. Но как лишить способности к сопротивлению пять здоровых мужиков, каждые полгода проходящих медкомиссии, самим характером своей работы приученных к риску и быстрым решениям? Молодой педиатр Виктор Штильбанс, который тоже был кандидатом в участники, предложил использовать против летчиков тампоны, пропитанные жидкой закисью азота – препаратом, применяемым при родах. Человек, к носо-ротовой полости которого прижимают такой тампон, на несколько минут «отключается». Этих минут достаточно, чтобы его связать. Однако технически это представлялось сложным. Одно дело – роженица, готовая на все, лишь бы не мучиться. Другое дело, здоровый мужчина, не знающий с какой целью пытаются одеть на него «намордник» с таким характерным запахом.

Была еще одна идея, моя, и я однажды обсудил ее с Эдиком. А навеяна она была воспоминаниями из далекого детства. Все мы, мальчишки, сходили тогда с ума по киноактеру Петру Алейникову. В кинофильме «В тылу врага» он играл роль советского разведчика, проникшего в тыл финнов. Весь зал взрывался радостью, когда Алейников бросал пригоршню табака в глаза финского часового и, пока тот моргал и тер глаза, вставал на лыжи и уходил. А что, если попробовать то же самое? Но это должно быть очень неожиданным, иначе можно успеть зажмуриться.

Становилось ясно, что пилотов надо лишить не способности, а воли к сопротивлению. Мы должны иметь при себе оружие психического насилия. Если направить на пилота пистолет, к которому нет патронов, но который стоит на боевом взводе, это должно произвести впечатление, ибо пилот не знает, что он не заряжен.

Оружием такого типа мы располагали. Во-первых, пистолет Марка. Можно вынуть из патронов, которые я позаимствовал» во время военных сборов, пули, и пистолет будет стрелять холостыми. Был еще один вариант: Гилель Шур сказал мне, что есть боевой пистолет со сточенным бойком. Из него нельзя было стрелять даже холостыми, но это был стандартный боевой пистолет, а летчики, надо думать, тоже изучают типы личного оружия. Но оптимальный вариант возник тогда, когда Борис Азерников предложил использовать для нападения стартовый пистолет. Идея сразу же заворожила меня. Действительно, по размерам он напоминает настоящий, а звук выстрела, который на огромном стадионе слышен на всех трибунах, в кабине самолета должен будет аннулировать последние колебания экипажа. Хотя стартовые пистолеты продавались только по специальному разрешению, Борис каким-то образом купил его в Калинине и привез в Ленинград. Он вместе с Владиком Кноповым, тоже членом организации и тоже кандидатом в участники, испытал пистолет. Бой был отличный. Теперь у нас было то, что надо.