Последняя шутка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

врач, – больной следует пока побыть под присмотром.

Так и разъехались. Дмитрий Львович, Женька и Люба сели в одну машину, Танечка и Рита – в другую, Настя и Маша – в третью. За ними заехал друг. "Ватрушки" в лице двух менеджеров поблагодарили Риту и попросили её наведываться почаще. Её машина осталась возле кафе.

– Вези меня к Светке, – велела Рита, когда её близкая приятельница, которую она называла рыжей лисичкой, вставляла ключ в замок зажигания своего "Фольксвагена", – у меня к ней срочное дело.

– Кто это – Светка? – не сразу вспомнила Танечка, – а, подруга твоя! Она где живёт?

– В "Алых парусах", в Строгино.

Была уже полночь. "Фольксваген Гольф" Танечка купила три дня назад. Он был далеко не новый, но работящий. Она его обожала. И Рите также понравилось, как он тронулся, разогнался, затормозил перед светофором. Очень красивой была синяя подсветка приборов. Но её "Форд" ей нравился больше.

– Жалко мне девочек, – проронила Рита, глядя на фонари и витрины, мелькавшие вдоль дороги, – их здесь затравят.

Танечка закурила.

– Да ты себя пожалей! Я тебе орала: не надо! А ты что сделала, дура? Тебя теперь искалечат, я гарантирую.

– Эти клоуны? – улыбнулась Рита, – брось, Танька, брось.

– Риточка, кисулька! Вспомни, кто стоял справа. Или ты сильно ударилась головой?

– Уж лучше я вспомню стих про Орфея, – сказала Рита и начала вспоминать. Ей было это нетрудно, поскольку стихотворение, продекламированное Дмитрием Львовичем, она раньше читала не один раз. Как следует вспомнив, она его прочла вслух.

– Да, блеск, – согласилась Танечка, совершая обгон по встречной, – но, если честно, Бликов уже достал своими приколами. Он не в первый раз загонялся на тему мёртвых. Я, кстати, так и не поняла, зачем Иисус в аду проповедовал. Ад есть ад.

– Да ты иудейка, поэтому докопалась до Иисуса. Любую грядку надо окучивать.

– Твою мать! Да что он тебе вколол? Я тоже хочу!

– Ты и так излишне великодушна, – вздохнула Рита, – скоро в эфир меня позовёшь.

– На хер ты нужна?

– Но у меня много новых стихов!

– Никому все это давно не нужно. Скажи спасибо, что ещё где-то проходят литературные семинары и в них участвуют Димы Бликовы.

– Как же я голодна! – воскликнула Рита спустя несколько минут, увидев Макдональдс, – и Женьку я обманула. Пообещала ей утку. Бедная девочка! Как она, наверное, злится!

Воспользовавшись Мак-Авто, взяли по два бигмака и по коктейлю. Танечка ела, ведя машину, потому Рита справилась со своей задачей быстрее. От чувства сытости и ночной красоты Москвы, ещё далеко не спящей, язык у неё опять развязался.

– Танька! А если б ты, как Цветаева, с мертвецами могла встречаться, ты бы с кем встретилась?

– С Казановой, – пробормотала Таня, с трубочкой от коктейля во рту прибавляя скорости, чтоб успеть проехать на жёлтый.

– Ты озабоченная?

– Пожалуй, нет. Я максималистка.

– А если бы ты хотела удовлетворить свой максимализм в интеллектуальной сфере, ты бы с кем встретилась?

– С интернетом. В нём – до фигища хороших книг.

Уже на Строгинском мосту Рита вдруг решила позвонить Свете, чтобы предупредить её о своём довольно скором прибытии. Эта новость, грянувшая в час ночи, привела Свету в неистовство.

– Иди в жопу! Я не одна!

– Ну и что? Я тоже.

Сказав так, Рита нажала сброс. Она ожидала, что Света перезвонит. Но нет, ничего подобного не случилось. Это могло означать одно: консьерж не пропустит. Но ни фига – консьерж пропустил.

– У тебя есть шпилька? – спросила Рита у Тани, когда они покидали лифт, поднявшись на двадцать пятый этаж.

– Конечно, и не одна. Но ты её не получишь. Я не желаю быть соучастницей взлома двери чужой квартиры.

Шпилька и не понадобилась. Звонок был отключен, однако Рита, прекрасно знавшая Свету, сразу нажала дверную ручку. И дверь открылась. За нею было темно и довольно страшно, ибо из глубины квартиры звучало ничто иное, как погребальное пение – очень нежное, мелодичное. Пели женщины.

– Чёрт! Они уже здесь! – запаниковала Таня, – бежим!

– Стоять, – схватила её за край куртки Рита, – я всё беру на себя.

Тихонько вошли. Сняв туфли, двинулись дальше. Квартира насчитывала пять комнат. Пение доносилось из самой дальней. Дверь была нараспашку. Переступив порог, незваные гостьи остолбенели.

Посреди комнаты, озарённой десятком свечек, стоял на двух табуретках гроб. В нём лежала очень красивая молодая женщина с белыми волосами, по грудь укрытая простынёй. В её сложенных поверх простыни руках горела свеча. Из-под простыни высовывались ступни, обтянутые чулочками. На груди покойницы был бюстгальтер – кружевной, чёрный, как и чулочки. Этой покойницей была Света. Над нею пели три девушки в архаичных траурных одеяниях, также державшие в руках свечки. Вокальное мастерство выдавало в них профессионалок. Они стояли слева от гроба. Справа стоял, также со свечой, высокий мужчина лет сорока, в отличном костюме. По его гладко выбритому лицу текли из суровых глаз ручьи слёз.

Танечка и Рита вошли так тихо, что их никто не услышал, благодаря чему они имели возможность минуты две наблюдать. На третьей минуте Тане всё это осточертело, поскольку смысл происходящего стал понятен уже на первой.

– А на попа не хватило денег? – осведомилась она. Девушки умолкли и повернулись. Мужчина, вздрогнув, выронил свечку. К счастью, она мгновенно потухла. Покойница приняла в гробу сидячее положение и вполне замогильным голосом проорала, глядя на Риту:

– Дура! Я ведь тебе сказала, что занята! Звонок отключила, чтоб ты мне, тварь, не мешалась! Охрану предупредила, чтоб не впускали! Как ты отперла дверь? Наверное, шпилькой?

– Светка, прости! – взвыла Рита так, будто её лучшая подруга вовсе и не воскресла, – нет, я воспользовалась не шпилечкой, а заколкой! Шпильки у Таньки не оказалось!

– Какая разница, сука, чем ты воспользовалась? – ни капельки не смягчился оживший труп, – я не понимаю, как ты проникла сюда и как ты посмела мне помешать в таком важном деле? Я буду требовать увольнения всей охраны! Всей! Идиоты чёртовы!

– Светочка, речь идёт о жизни и смерти! Нам очень нужно поговорить с тобою наедине! Просим! Умоляем!

Не то вздохнув, не то зарычав, Света обратила пламенный взор на плаксу в костюме.

– Петенька, извини! Нам этих двух дур выставить никак не удастся. Давай на завтра перенесём. Девчонки, вы завтра сможете?

Три певуньи радостно закивали, из чего было ясно, что гонорар ими уже получен и возвращения денег ни одним пунктом контракта не предусмотрено. Но у плаксы вдруг слёзы высохли.

– Светочка! – вскричал он, – ты прекрасно знаешь, что завтра я улетаю на две недели!

– Петя, за этот срок мой труп не протухнет. Быстренько, быстренько выметайтесь отсюда к дьяволу!

Три погребальные вокалистки задули свечи с явным намерением убраться хоть к упомянутому лицу, лишь бы поскорее. Плакса стал их удерживать, говоря, что они обязаны подчиняться ему, а вовсе не этой дуре из гроба.

– Вы меня довели до расстройства желудка, скоты и сволочи! – простонала Таня, – где туалет?

Вернувшись