Великие завоеватели - Валентина Скляренко

Анализ исторических источников показал, что в текстах Марцеллина правдивые сведения чередуются со слухами и домыслами. Так, большинство исследователей подтверждают существование у гуннов обычая нанесения шрамов. В частности, вот что пишет по этому поводу Бувье-Ажан: «Нанесение шрамов на лицо практиковалось всеми гуннскими воинами, чтобы запугать противника, а главным образом мирных поселян, подвергавшихся набегам. Часто довольствовались глубоким порезом, оставлявшим уродливый шрам, чем страшнее, тем лучше, но иногда прибегали к более сложной операции: щеку разрезали, а затем сшивали так, чтобы щетина могла прорастать изнутри шрама. Таким образом, война и грабеж были источниками существования гуннов, а запугивание врага являлось осмысленной тактикой, элементами которой становились искусственные шрамы, шлемы с рогами, нарочито варварское одеяние из шкур животных, грубо выделанной кожи и тканей кричащих расцветок. Неизменным атрибутом гуннов была ужасающая вонь, исходившая от них».

Древние хроники так же, как и Марцеллин, сообщают о гуннах следующее: «…они не имеют домов и не обрабатывают земли, а живут в шатрах, уважают старших и в установленное время года собираются, чтобы упорядочивать свои дела». У большинства историков не вызывает сомнения и утверждение об отсутствии у гуннов религии, хотя есть и иные мнения на этот счет. Так, современный российский историк Рафаэль Безертдинов пишет: «Хунны поклонялись Великому духу неба Тэнгри. Они признавали и обожествляли пять стихий, воплощенных в пяти личностях. Это земля, металл, воздух, огонь и вода. Их воплощениями были пять цветов: желтый, синий, красный, белый и черный. Это отразилось и на хуннской музыке, представлявшей собой пентатонику. Сохранению воинской доблести, даже в безнадежном положении, помогала им религия, так тэнгрианство учило не бояться смерти в бою». Интересное заключение по поводу религиозности гуннов делает на примере Аттилы и Бувье-Ажан: «Аттила, его военачальники и воины не веровали — ни в Бога, ни в черта. Они не понимали смысла ни язычества, ни христианства, ни какой-либо другой религии, с которой им приходилось сталкиваться. Однако это не мешало им верить в божественные добродетели выдающихся людей или колдунов, равно как и быть очень суеверными, гадать на огне, костях или внутренностях. Но ни Бог, ни боги, ни ангелы с Сатаной не играли для них какой-либо значимой роли. Аттила не возражал, чтобы другие народы имели своего Бога или своих богов, но считал, что их божества существуют для них и только для них, у гуннов же богов нет».

Ряд фактов, сообщаемых римским историком, трактуется сегодня учеными совершенно иначе. В частности, они считают преувеличением слова Марцеллина о том, что гунны не знали огня и питались сырым мясом. Ведь эти кочевники были скотоводами и вполне могли питаться вареным мясом, кониной и бараниной. Что же касается сырого или «прелого мяса», которое они клали под свои бедра, сидя на лошади, то Марцеллин, по-видимому, не знал, что таким способом кочевые племена лечили спины коней, натертые седлом. Таким же преувеличением является и утверждение по поводу грубости обуви гуннов, из-за которой они якобы не могут ходить пешком. Вот что пишет об этом Бувье-Ажан: «При более тщательном изучении описания гуннов, оставленного Аммианом Марцеллином, можно обратить внимание на важные детали снаряжения. «Козлиные кожи, обмотанные вокруг их волосатых ног», столь удивившие римского всадника, не что иное, как те самые примитивные стремена. Обувь гуннов показалась ему «бесформенной и безразмерной», но это лишь означало, что она не предназначалась для боя в пешем строю, а образовывала защитный и усиливающий элемент стремян, который всегда можно было быстро и легко подогнать по ноге».

Трудно согласиться и с категоричным утверждением римского историка о примитивности жизни гуннов. Его соотечественник, византийский историк Приск Панийский, побывавший в 449 году (по данным А. Н. Бернштама — в 448 году) с посольством во дворце Аттилы, оставил такое описание столицы Гуннской империи: «Переправившись через громадные реки, …мы достигли селения, в котором стоял король Аттила; это селение… было подобно обширнейшему городу; деревянные стены его, как мы заметили, были сделаны из блестящих досок, соединение между которыми было на вид так крепко, что едва-едва удавалось заметить — и то при старании — стык между ними. Видны были и триклии (столовые древнеримского дома), протянувшиеся на значительное пространство, и портики, раскинутые во всей красоте. Площадь двора опоясывалась громадной оградой: ее величина сама свидетельствовала о дворце. Это и было жилище короля Аттилы, державшего (в своей власти) весь варварский мир; подобное обиталище предпочитал он завоеванным городам». Далее Приск сообщал о том, что «после царского самый отличный был дом Онигисия [23], также с деревянной оградой; но он не был украшен башнями, как двор Аттилы». По другим свидетельствам можно установить, что дворцы Аттилы, королевы-императрицы Керки и супруги его приближенного Онегеза были отделаны полированными деревянными панно, украшены рельефными резными картинами, скульптурами и живописью, выстланы дорогими коврами и меблированы диванами с подушками. Металлическая посуда была дорогой, блюда — восхитительными, а вина — превосходными. Из этого следует, что гунны вовсе не были крайне примитивными варварами. Они умели строить и украшать жилища не хуже своих цивилизованных соседей — римлян и греков. Конечно, такие дворцовые постройки и предметы роскоши имели лишь сам предводитель гуннов, его дети и знатные лица, но возводились они в разных местах Гуннской империи — в столицах владений акациров и других народов, «занимающих лежащую при Понте землю скифскую».

Немало противоречий и неясностей можно обнаружить и в трактовке учеными основных исторических событий, связанных с созданием родовой гуннской державы. Как уже упоминалось, Л. Н. Гумилев датирует ее возникновение 209 г. до н. э., в то время как большинство историков относит его к III веку до н. э. Вот как описывает это событие современный российский историк И. А. Стучевский, сторонник тюркского происхождения гуннов: «В III в. до н. э. на территории Монголии и Южного Забайкалья возник военный союз хунну, ядро которого составили 24 племени. Хунну, или " сюнну " , что означает "злые рабы", совершали отныне систематические набеги на границы Китая. Особенно усилилось могущество хунну во II в. до н. э., в годы правления " великого вождя" Модэ (206–174 гг.). В 200 г. до н. э. Модэ нанес поражение китайцам и обложил их данью. Однако с конца II в. до н. э. началась для хунну полоса неудач, что и привело к движению хунну на Запад. В 55 г. до н. э. их племенной союз распался; выделились группы северных и южных гуннов, причем северные во главе с Чжи-Чжи откочевали на Запад. Вскоре они перевалили через горы Тянь-Шань и утвердили свое господство в степях современного Восточного Казахстана. В этих местах ранее жили ираноязычные аланы. Поэтому появление здесь гуннов привело к новым перемещениям племен. Часть аланов смешалась с гуннами, а часть ушла на запад, в низовья Волги и Дона. В 36 г. н. э. власть гуннов в Восточном Казахстане в ходе борьбы с соседями была сломлена. Некоторые племена ушли через Афганистан в Индию, а основная масса гуннов переместилась на запад, в район обитания аланов и угорских племен. Здесь, на большом пространстве в степях между низовьями Дона, Волги и Аральским морем, гунны, угры и аланы в течение трех веков кочевали, вступая в политические отношения, как мирные, так и военные, с великими державами древности — Ираном и Римской империей».

В течение этих трех веков на огромной евразийской территории то набухало, то растекалось, то клокотало это вселенское варево, в котором смешивались, погибали и возрождались народы, пока однажды котел не взорвался и полчища ненасытных кочевников не ринулись сплошным потоком на европейские земли. Начало этому нашествию было положено в 375 году, когда гунны под предводительством Баламбера (Баламира) разгромили остготское «королевство» Эрманариха и создали, по словам И. А. Стучевского, «новый огромный гуннский союз, распространивший свою власть на территории от Карпат до Кавказа и подчинивший себе многие местные племенные группы и народности». Постепенно они проникали все дальше на запад, а когда в 395 году умер римский император Феодосий I, началось их наступление на Восточную Римскую империю. Оно было организовано в двух направлениях: через Кавказ на Анатолию и через Днепр на Балканы. В том году гунны даже дошли до стен Константинополя и совершили набег на Закавказье и Месопотамию. Так они одним махом захватили всю территорию до самого Дуная. Именно у этой реки теперь стали селиться их главные вожди. Но, по мнению Бувье-Ажана, каким бы ни было влияние Баламира, гунны при нем не представляли собой единого народа. После его смерти в 400 году к власти пришел его сын Улдуз, который в 409 году продолжил наступление на Византию. Натиск гуннов был столь велик, что византийскому императору пришлось просить Улдуза о перемирии.