Нептунова Арфа. Приключенческо-фантастический роман - Андрей Балабуха

— Саша… — Марийка подошла, села рядом. — Ты не простишь мне этого, Сашка, да?

— Чего? — не понял Аракелов. Он обнял Марийку и вдруг почувствовал, что плечи у нее мелко-мелко вздрагивают. — Да что с тобой?

Марийка откровенно всхлипнула.

— Я так и знала, что не простишь…

— Ничего не понимаю! — Аракелов растерялся.

Марийка подняла голову.

— Значит, ты не знаешь? Тебе не сказали?

— Да чего?!

— Сашка, это ведь я…

— Ты?! — Все сразу встало на свои места. Перед Аракеловым мгновенно возникла залитая солнцем палуба и Марийка, томно раскинувшаяся в шезлонге… «Мне в «Марте» посидеть надо, на следующей станции она по моей программе работать будет». И зададаевские умолчания и увертки стали ясны. Эх, Витальич!..

— Значит, ты… — повторил Аракелов.

— Да, — сказала Марийка. — Понимаешь… Это все так получилось…

— Понимаю, — Аракелов отодвинулся от нее и оперся спиной о переборку. Ему было больно от обиды и обидно до боли. — Дух струсил, надо нос ему утереть. Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь! Я же люблю тебя, дурака! И знаю, что ты не струсил, ты не мог струсить. Это они говорили, что ты струсил…

— Они?

— Ну да. Я в «Марте» сидела, люк был открыт, а они рядом встали…

— Кто?

— Жорка, Поволяев и еще кто-то, я их не видела, только слышала. И говорили, что ты струсил. Мол, батиандры со своей исключительностью носятся, подумаешь, дефицитная профессия, нужно им себя беречь дл грядущих подвигов… А что человек погибает — ему наплевать, духу нашему… И в таком роде.

— Та-ак, — сказал медленно Аракелов. — Ясно. — Это он предвидел еще внизу.

— И я к ним не вышла. Понимаешь, не вышла. Сама не знаю почему. Побоялась, что ли?

— Чего?

— Не знаю. Я бы, наверное, им по рожам надавала.

«Стоило бы, — подумал Аракелов. — Но это я могу и сам».

— И что же ты сделала?

— Когда они отошли, вылезла, поставила слип на автоспуск. Я видела, как это делают…

— Ясно, — сказал Аракелов.

В принципе в этом не было ничего невозможного. Отмотать метров двадцать троса на барабан носовой лебедки «Марты», застопорить судовую лебедку, а потом помаленьку стравливать трос, соразмеряясь с опусканием слипа. Дл опытного водителя это не представляло особого труда. Но как справилась с этим Марийка? Ведь опыта работы с «Мартой» у нее с гулькин нос… И как никто ей не помешал? Ведь слип скрежещет так, что только в баролифте не слышно! Конечно, когда «Марта» уже пошла к воде, остановить ее было бы нельзя, но до того? Куда смотрел вахтенный? Мда-а, подумал он, дисциплинка… Пораспустил народ Ягуарыч…

— И никто тебя не остановил?

— Нет…

— Молодцы! — искренне восхитился Аракелов. На мгновение ему даже стало весело. — Хоть судно укради, не заметят, если есть о чем посудачить!.. Но на кой черт ты полезла? Зачем?

— Затем, что я слышать не могла, как они про тебя… Понимаешь? Я уже все знала — и про патрули, и про «рыбку». И понимала, что ты там сидишь и думаешь…

— Вот и не лезла бы. Лучше бы сама подумала…

— Я и думала. Что тебе экспериментальные данные нужны. И что если даже «Марта»… не пройдет… Ты скорее сообразишь, что к чему.

До Аракелова дошло не сразу: слишком уж нелепо это было. Нелепо, немыслимо, невозможно!

— Дура! — заорал он, забыв, что уже ночь, что за тонкими переборками каюты давно уже спят. — Ты соображаешь, что говоришь?

— Да, — тихо сказала Марийка, и Аракелов осекся. — И когда делала, тоже соображала. Только что все вот так получится — не сообразила.

Аракелов обнял ее, прижал к себе, гладил по волосам, целовал мокрое от слез лицо, шею, руки…

— Дура, — задыхаясь, бормотал он, — сумасшедшая, ненормальная… Что бы я без тебя делать стал, а?

— А что ты будешь делать со мной? — печально спросила Марийка. — Ведь ты… Ты же мне не простишь. И прав будешь.

Он обнял ее еще крепче. Что-то больно впилось ему в грудь. Он чуть отстранился и пощупал. Это была та самая веточка «ангельского коралла»… Она подумала даже об этом, идя к нему…

«Руслан» тогда простоял четверо суток в Кэрнсе, и Аракелову и еще двоим аквалангистам удалось на пару дней съездить в Куктаун по приглашению местного клуба рифкомберов. Как Аракелову повезло наткнуться на «ангельский коралл», он и сам не мог понять. Этот полип редок, очень редок, а в этих местах до сих пор его не находили вообще. Да Аракелов и не знал, что нашел. Просто его поразил коралловый куст: никогда еще он не видел такого богатства оттенков красного цвета.

Он отломил веточку и спрятал в сетку. Просто так, на память. А когда позже, на берегу, ему объяснили, что это, — план созрел мгновенно. Вернувшись на «Руслан», он посоветовался с корабельными умельцами, больше недели проводил все вечера в каюте, возясь с лаками, клеями и так далее, но зато потом подарил Марийке вот эту самую брошь.

Аракелов аккуратно отколол брошь и положил на стол. Потом снова привлек Марийку к себе.

— Ничего, — сказал он. — Это все ерунда. Понимаешь, ерунда. И прощать или не прощать я тебя не могу. Я ведь люблю тебя. Просто люблю, и не могу ни винить, ни прощать.

— Я им скажу, я им все скажу, слышишь?

— Я им сам скажу, — пообещал Аракелов. — Это все не так страшно. Это все утрясется… Главное, что есть мы. Понимаешь, не ты, не я. Мы.

Марийка благодарно улыбнулась — он понял это по изменившемуся голосу.

— Спасибо, Сашка.

Он еще долго сидел, обняв ее одной рукой, а другой бережно и легко гладя по волосам, — до тех пор, пока по дыханию не понял, что Марийка уже спит. Тогда он тихонько встал, продолжая обнимать ее плечи левой рукой, и осторожно уложил Марийку на постель. Она все-таки проснулась:

— Ягуарыч поклялся списать. Вахтенным по выговору, а меня — на берег… «Это, — говорит, — еще не все… Вот завтра утром разбор устроим… Там больше получите…» Но мне все равно, понимаешь? Пусть спишут… если ты меня в жены возьмешь… — Язык у нее заплетался.

— Спи, — сказал Аракелов. — Пустяки все это. Спи, милая.

Она и в самом деле уснула — на этот раз окончательно. «Досталось же ей сегодня», — подумал Аракелов. Он бесшумно оделся и вышел из каюты.

Поднявшись на главную палубу, он прошел на нос и встал, опершись вытянутыми руками на планширь и глядя на фосфоресцирующие буруны, вскипавшие у форштевней.

«Да, — подумал он, — майский день, именины сердца…»

Океан был темным, почти черным; серебряные блики лунного света только подчеркивали его черноту. Он был бескрайним и бездонным. Таинственным. И где-то там, в глубине, скрывались его таинственные порождения — Великий Морской Змей, Чудовище «Дипстар», Чудовище «Дзуйио Мару»… Подумать только, еще утром Аракелову казалось, что найти их — единственная трудна задача в жизни. Это было каких-нибудь шестнадцать часов назад… Каким же еще мальчишкой он был тогда!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});