Ленин жЫв - Ярослав Питерский

– То, что Вы сейчас едите, это любимый суп нашего Правителя.

– Суп интересный, а почему мясо отдаёт рыбой?

– А чем же ему отдавать? Это королевский пингвин.

– Суп из королевского пингвина?! – брезгливо удивился Кирилл и отодвинул от себя тарелку. – Он же в Красной книге?!!!

Лакей тут же унёс её. Перед Лучинским поставили новое блюдо, это тоже было какое-то мясо, залитое тёмным соусом.

Кирилл тревожно спросил:

– А это что за живность, что мне предстоит жевать? Надеюсь, не змея какая-нибудь или крыса? А может, кошка?! Королевская или египетская какая-нибудь? – язвительно спросил Кирилл.

Бродский нахмурился, он покачал головой, но спокойно ответил:

– Нет, это среднеазиатская черепаха. Очень вкусная пища. Малокалорийная, а главное, экологически чистая. Ешьте, не отравитесь. А крыс и собак Правитель не ест, по крайней мере, при нас.

Кирилл поковырялся вилкой в мясе. Оно действительно было сочное и ароматное и, главное, аппетитное на вид.

– А что? Просто телятины или свинины, баранины нельзя? – удивился Кирилл, толкая кусок мяса в рот.

– Этот церемония Правителя! Тут всё должно быть необычно! А колбасу из кошки, Вы можете и дома есть, – обиженно ответил Бродский.

Он управлялся со своим салатом в тарелке. Кирилл пожал плечами и, указывая кивком головы на хрустальный графин, спросил:

– Надеюсь, тут не кровь младенцев? – хмыкнул он. – Можно попробовать? А то пить охота!

– Можно! Только вот острить так не надо. Чёртов Кунаев! Сказал – агрессии нет, а тут! – буркнул зло Бродский.

Он явно был недоволен словами Лучинского. Кирилл ухмыльнулся, его забавляла злость этого высокопоставленного чиновника. Лучинский потянулся за графином, но лакей, угадав его желание, был быстрее и ловчее. Он схватил графин и быстро наполнил высокий бокал, стоящий рядом с Кириллом.

Лучинский отхлебнул и, скорчив довольную гримасу, промычал:

– Ум-м, вкусно!

– Это вишнёвая водка. Любимая Правителя. Она готовится по спецзаказу. Она всего тридцать градусов.

– Так это тогда наливка! – возразил Кирилл.

– Нет, это водка, так считает Правитель, и мы… тоже. Кстати, Вы зря вот так язвите. Ничего хорошего от того, что Вы унижаете еду Правителя, нет. Он Вам отплатит тем же унижением.

– Унижаю еду? Да Вы в своём уме, как там Вас… Бродский?! Кстати, если Вам интересно, то был такой вот еврей у нас, в нашем времени, так вот, стихи писал хорошие, нобелевскую премию дали да из страны выгнали, – Кирилл кивнул лакею, тот вновь наполнил бокал вишнёвкой. – Так скажите мне, Бродский, как можно еду унизить?

– Просто и легко, Вы уже это сделали. Советую остановиться. И подумать. Кстати, того еврея, ну однофамильца моего, как Вы говорите, за что выгнали-то?

– Неважно, неважно, да Вы всё равно тут не поймёте, надо же… еду унизил! – Кирилл громко икнул.

Вишнёвка ударила в голову. Бродский недовольно вновь покосился на Лучинского. Тот вновь кивнуло лакею. Вишнёвка полилась в бокал.

– А Вы, Бродский, как я вижу, тоже еврей?

Бродский замер. Он испуганно посмотрел на Кирилла и, покосившись по сторонам, тихо ответил:

– Вы на что намекаете?

– Я просто! – Лучинский залпом выпил вишнёвку. – Просто… простите, физиономия у Вас… еврейская. И повадки. Кстати, этот вот говнюк тут у Вас в подчинении. Тот, который меня током пытал, Кунаев, что ли… так вот, он сказал на Вас, что Вы рожа, простите, жидовская! Ха-ха! – Кирилл противно рассмеялся, он был уже навеселе и понимал, что контролировать свой язык уже не может.

Бродский вскочил из-за стола и гаркнул лакеям:

– А ну! Кунаева сюда! И вишнёвку со стола долой!

Кирилл недовольно тяжело вздохнул, когда графин с тёмно-бордовой жидкостью исчез из-под руки.

Лучинский почесал лоб и тихо сказал миролюбивым тоном:

– Вы что ж, товарищ Бродский, думаете, что я тут при нём буду подтверждать, что он на Вас сказал, что Вы… рожа жидовская? Н-е-е… так не пройдёт. Я Вам так, по секрету, а Вы…

– Да замолчите! – прошипел Бродский.

Он был вне себя от злости и буравил глазами захмелевшего Кирилла. Через минуту появился Кунаев, он подбежал к столу и вытянулся по стойке смирно. Бродский вытащил из-за воротника салфетку и бросил её на стол. Секретарь правительства медленно встал и подошёл к испуганному Кунаеву, сжав кулаки.

– Ты что ж, Нурсултан Акаевич? Ты ж, что ж, сука, офигел?! Я к тебе по-хорошему, по-свойски, так сказать, а ты?!!!

– А что я?! Что я, что я такого сказал?! Этот, этот гость не то говорит?!

– А что он должен говорить?! – угрожающе воскликнул Бродский.

– Нет, ну мало ли что, – лепетал Кунаев, понимая, что секретарь хочет от него самого услышать его же обидные слова.

– То, что он говорит, моё дело! Мы потом обсудим! – отрезал Бродский, давая понять Кунаеву, что своё национальное происхождение обсуждать при всех не хочет, и зло добавил. – Ты мне какое заключение дал, что агрессии нет?! А он? Он?! Что он Правителю скажет?! И что нам Верховный скажет потом? А ну?!

Кунаев развёл руками и вздохнул с облегчением. Он улыбнулся и уже более спокойно ответил:

– Так, товарищ Бродский! Он в полном порядке, он не будет никакой агрессии высказывать. Это он тут перед тобой комедию ломает. Хочет вот тебя прощупать. Вернее Вас, товарищ секретарь правительства.

Бродский окинул с головы до ног Кунаева, затем посмотрел на Лучинского. Кирилл сидел и как в ни в чем не бывало улыбался. Бродский кивнул головой и бросил в сторону Кунаева:

– Ладно, свободен, потом разберёмся!

Кунаев, довольный таким развитием событий, развернулся и поспешил удалиться. Бродский медленно подошёл к стулу, сел, развёл руками:

– Ну, товарищ Кирилл! Никак не думал, что вот так Вы со мной обойдётесь. Ну да ладно! Повеселились и хватит.

В этот момент к нему подошёл один из лакеев и, склонившись, что-то прошептал на ухо. Бродский кивнул головой и, ухмыльнувшись, ответил:

– Пусть так и будет…

Лакей удалился. А Кирилл рассмеялся. Ему вдруг стало смешно от всей этой сцены в огромном роскошном зале.

Лучинский покосился на свой бокал и тихо сказал:

– После вашей вишнёвки и мяса пингвина пить очень хочется. Уж солёный больно пингвин ваш.

– Пить, это да… – согласился с ним Бродский и, щёлкнув пальцами, добавил. – Пить это надо, вот сейчас Вам подадут попить. Пейте на здоровье.

Лакей, что шептал какую-то новость Бродскому, вернулся и принёс большую стеклянную кружку с янтарной жидкостью. Кирилл с удовольствием взял сосуд и припал губами.

Бродский, довольный, прокомментировал ему, когда тот поглощал содержимое кружки:

– Это пиво, уникальное пиво! Кремлевское. Его варят специально для почётных гостей Верховного. Вы пейте! Пейте! Правда, ведь вкусно!

Кирилл выпил почти всё и, крякнув, удовлетворённо буркнул:

– Да уж, вот теперь спасибо! И наелся и напился! Спасибо, как говорится!

– Ну, что вы! Не мне! Спасибо скажете нашему Верховному Правителю, кстати, пора вам на встречу с ним. Уже пора. Так что прошу Вас, пройдите вон в соседнюю комнату, это зал ожидания. Там и встретитесь с Верховным. А на этом моя миссия закончена. Всего доброго. Ещё увидимся! – каким-то злым тоном сказал Бродский и, встав из-за стола, направился к двери.

Лучинский смотрел ему вслед и слушал эхо его шагов. Они отдавались каким-то камертоном в ушах. Кирилл вздохнул и, встав из-за стола, кинул салфетку на стул, где сидел. Лакей услужливо показал ему на другую дверь.

– Прошу Вас, там пожалуйте обождать!

XXIII

ОЖИДАНИЕ властителя – особое ожидание.

Тем более, когда ты этого самого властителя и не знаешь. Не знаешь, не то что его повадки, его характер или пристрастия, а просто не знаешь его самого!

Ну, не видел ты никогда, этого самого властителя в лицо!

Странное ощущение. Когда все вокруг только и делают, что говорят о его величии, ты невольно сам себе рисуешь его образ. Ну а когда уж ждёшь этого сильного и всемогущего человека, так и вовсе голова от мыслей может взорваться!

Кирилл ждал. Он ждал свою судьбу, как он думал вначале. Потом он просто ждал в тревоге. Ну а потом он ждал кого-нибудь, лишь бы кто пришёл уже побыстрее!

Его привели в следующий, не менее роскошный зал. Но тут, в отличие от трапезного зала со столом, посредине стояли три кресла и огромный диван. На полу лежал гигантских размеров роскошный ковёр. Его площадь Кирилл даже не мог представить, на вид в длину он был не менее десяти, а в ширину не менее семи метров.

Кроме кресел, дивана и ковра, в этой роскошной и большой комнате с огромными окнами (кстати, вместо штор, на которых висели уже знакомые Кириллу белые волнистые покрывала) стояли ещё три огромных вазы. Скорее всего, старинной работы, такие высокие вытянутые к потолку сосуды, с тонким горлышком и очень широкой, похожей на тарелку, шапкой сверху. Эти самые вазы были тёмно-синего цвета с яркими какими-то жёлтыми и красными цветами на боках. Кирилл рассмотрел вазы от нечего делать и понял, что эти вот фарфоровые сосуды привезены из Китая, где они и сделаны, в лучшем случае в средние века, а то и раньше.