Проклятый меч - Средневековые убийцы

— Будучи клириком, он вполне мог претендовать на милость духовенства. А значит, суд за прегрешения из рук светских властей перешел бы к духовному начальству.

— И если бы епископский суд консистории объявил Мартина виновным, они могли бы передать его шерифу для казни через повешение, — добавил Джон с нескрываемым удовлетворением.

— Записка заканчивалась признанием в убийстве хозяина. Его охватил панический страх перед разоблачением, и он отправился к борделю, чтобы подождать там Уолтера. Будучи его клириком, он хорошо знал, что тот должен был встретиться в таверне со своим клиентом и получить от него большую сумму денег за поставку шерсти. Он пошел за ним и в темной аллее на Уотербир-стрит убил ударом ножа. — Томас сделал паузу и перекрестился при упоминании столь ужасного события. — Для этого он прихватил с собой длинный нож, который обычно использовался на предприятии для обрезания толстых веревок, которыми связывали огромные тюки шерсти. Он вонзил его в шею Уолтеру и убежал.

— Да, но все это было несколько дней назад, — возразила Неста. — Почему же он ждал до вчерашнего вечера, чтобы покончить с собой?

— Его довело до этого рокового шага измученное сознание, — пояснил клирик. — Он знал, что шериф арестовал Гвина по ложному обвинению и может повесить за преступление, которого тот не совершал. Затем коронер откровенно заявил, что хочет возложить вину за убийство на его хозяина Серло, а обвинения в адрес Кристины стали последней каплей. Он понял, что, если не признается сам, из-за него пострадают невинные люди. Даже если Мартин Нотт был мерзким извращенцем, у него все же осталось некоторое чувство собственного достоинства.

В зале воцарилась мертвая тишина, прерванная зычным басом Гвина:

— А что сказал второй негодяй, Ричард де Ревелле, когда вы показали ему этот кусок пергамента?

— Пыхтел, сопел, отказывался верить собственным глазам и все время твердил, что это сфабрикованное письмо! — произнес Джон, усмехаясь при воспоминании об идиотском положении шерифа. — И только увидев мертвое тело Мартина, сорванную с петель дверь его хижины и окровавленный меч, наконец-то признал, что именно так все и было.

— Да, действительно кровавый меч! — грустно заметил Гвин. — Интересно, какие приключения ждут его в будущем?

Джон де Волф залпом опустошил свою кружку.

— Роджер Трудог говорит, что, возможно, снова попытается продать его кому-нибудь. Мне кажется, до нас этот клинок приглянулся какому-то рыцарю и он просил оружейника сообщить, если у него в продаже появится что-то подобное. Ему нужен отменный клинок для очередного Крестового похода, того самого, который, по слухам, должен начаться в Венеции.

— Я желаю ему удачи с этим оружием! — облегченно вздохнул Гвин. — Она ему непременно понадобится.

АКТ ВТОРОЙ

Венеция, 1262 г.

Я смотрю поверх освещенной лунным светом воды на два маленьких острова, где расположились церкви Святого Христофора и Святого Михаила. Именно там я смогу немного отдохнуть и тщательно обдумать дальнейший план побега. Вода в лагуне сейчас низкая, но вскоре начнется прилив, поэтому надо спешить. Я скольжу вниз на покрытый толстым слоем грязи и водорослей берег и, осторожно войдя в воду, медленно бреду вперед. Где-то на полпути я оборачиваюсь, чтобы еще раз посмотреть на Серениссиму. Венеция сейчас далеко и похожа на длинную полоску темных зданий, тянущихся слева и справа от меня. Неужели это последний взгляд на мой родной город? Я решительно отбрасываю грустные мысли, поскольку оставить Венецию означает для меня навсегда покинуть милую и желанную Катерину. А мне этого очень не хочется.

Меч закреплен на спине. Прочные ножны надежно защищают его от разрушительного воздействия соленой морской воды. Я осторожно тычу впереди себя длинным шестом, медленно пробираясь по вязкому илистому дну лагуны. Находясь по пояс в воде, я не могу видеть, куда ставлю ноги, и только длинный шест позволяет мне почувствовать, достаточно ли безопасным будет мой следующий шаг, не упаду ли я в какую-нибудь яму и не завязну ли в топкой грязи. Несмотря на холодную воду, я взмок от пота. И вдруг мой меч соскальзывает со спины и застревает под левой рукой. Я оступаюсь, охваченный приступом панического страха, будто в кошмарном сне, и, выпустив шест из руки, мгновенно погружаюсь в пучину моря. Холодная вода лагуны попадает в рот и смыкается над головой, перекрывая мне доступ воздуха. Я барахтаюсь, поднимая вокруг себя мутную грязь, отчетливо ощущая тошнотворный запах гниющих водорослей, рыбы и кладбищенской земли. Я пытаюсь выкрикнуть имя Катерины, но забившая рот грязь мешает мне это сделать, приглушая сдавленный крик о помощи. Наконец моя рука, вслепую шарившая в воде, натыкается на спасительный шест. Опершись на него, я медленно поднимаюсь на ноги и обретаю прежнее положение.

Остановившись на короткое время, я с трудом перевожу дыхание, выплевываю соленую воду и вонючую грязь. Это был явный сигнал с того света. Кое-где мягкое илистое дно лагуны может быстро поглотить взрослого человека, стерев его с лица этой благословенной Богом земли. Разозлившись на проклятый меч, в очередной раз подвергший меня смертельной опасности, я рву веревки, крепившие его к моей спине, и ощущаю правой рукой тяжесть металла. Этот чертов клинок стал главной причиной всех моих несчастий, не исключая, разумеется, и обвинения в убийстве. И вот сейчас настало время навсегда избавиться от него, и тогда, возможно, в моей жизни наступят перемены к лучшему. Я выпрямляюсь и крепко сжимаю пальцами рукоятку меча. Клинок мягко выходит из ножен, и я поднимаю его в темном ночном воздухе. Сверкающая отполированная поверхность отражает яркий диск луны, и только на самом кончике виднеется небольшая зазубрина. В глаза бросается надпись, насмешливо подмигивающая мне в слабом лунном свете. Мне нет надобности читать ее — содержание так же твердо запечатлелось в моей душе, как и на этой прочной стали.

«Кто живет во лжи — губит свою душу, а кто сам лжет — губит свою честь».

Я недовольно ворчу в ответ на эту ханжескую сентиментальность. Какой вред душе может нанести небольшая ложь? А что касается чести, то какой от нее прок на каждый день? Я взмахиваю мечом, описав в воздухе круг, и замираю на мгновение, вытянув руку вверх и направив острие клинка на луну. Если я сделаю еще один взмах и разожму пальцы, он навсегда исчезнет на илистом дне этой лагуны. И никогда больше не навредит людям. Я начинаю описывать в воздухе последний круг клинком и одновременно вспоминаю, как стал обладателем этого совершенного оружия…

Год от Рождества Господа нашего тысяча двести шестьдесят второй начался для вашего покорного слуги Николо Джулиани очень удачно. Все, к чему я прикасался, превращалось в золото. А наивысшего успеха я добился с помощью компании, которую основал в самом начале этого года. Подобные недолговечные, высокорентабельные и вместе с тем чрезвычайно рискованные предприятия очень нравятся нам, венецианцам. В то время я оказался на мели, потратив почти все свои средства, полученные от прежних торговых сделок. Именно поэтому я готов был пойти на такой риск и сыграть по-крупному на деньги других людей. Моя репутация являлась практически безупречной, хотя некоторые считали меня удачливым игроком, полагающимся на случайное везение. Впрочем, для большинства это было отменное качество. Вскоре мне удалось убедить группу серебряных дел мастеров, занимавшихся торговлей в районе Мерсерии, что я уже арендовал двухсотпятидесятитонную галеру, на которой намерен переправить из Сирии в южную Германию большую партию хлопка для ткацких мануфактур. Я даже пообещал им продемонстрировать это судно под романтическим названием «Провиденца». Все, что от них требовалось, так это собрать нужное количество денег для закупки хлопка, а я бы обеспечил им довольно приличный доход за их капиталовложения. При этом я не стал упоминать небольшие трудности, связанные с неспокойным морем, совершенно дикими скалистыми берегами и нападениями пиратов. Не станете же вы отпугивать потенциальных инвесторов, которых уже поймали на их алчности, не правда ли? Они были у меня на крючке, и требовалось лишь вытащить этот улов. Как только я получил от них нужную сумму для закупки хлопка, мне оставалось лишь найти немного денег для аренды «Провиденцы».

Естественно, я соврал им. У меня не было никакой доли в аренде судна, когда я показывал его своим компаньонам. Однако я несколько дней пристально наблюдал за работой капитана и его команды, пока не убедился, что они ушли на обед в середине четвертого дня. Обед заказали горячий, а значит, была уверенность, что они не вернутся на судно по крайней мере часа три. Накануне мне даже пришлось сунуть одному из членов команды несколько монет, чтобы тот тайно показал мне судно и объяснил в деталях, как им управлять. Для пользы дела приходится врать, но если все пойдет так, как я надеялся, то эти несколько монет будут единственным моим вложением в сие торговое предприятие.