Измена. Любовь vs Ненависть (СИ) - Бетти Алая

Уже на подъезде вижу охрану отца. Огромные громилы в чёрных костюмах, с рациями. Всю больницу арендовали, блядь. Лишь бы журналисты не узнали. А они узнают, уж мой «решала» об этом позаботится.

Он уже собирает показания свидетелей, врачей, подкупленных моим братом. Всё грязное белье моей семьи выплывет наружу. Главное в этой ситуации — действовать осторожно, чтобы не навредить Лиле и моей матери.

Показав пропуск, проезжаю на территорию больницы. В зале для отпеваний уже собрались родственники. С неба капает неприятный дождь, мой костюм быстро покрывают крошечные капельки.

— Егорушка! — ко мне подходит мать.

Обнимаю её. Отца нигде не видно. Поэтому она такая смелая и решилась подойти. В его присутствии мама другая. Словно его тень.

— Где он?

— Договаривается о том, чтобы нас пропустили с мигалками до кладбища.

— Надо же... какие почести.

— Сынок, — она понижает голос, — как она?

— Нормально, мам. Я забрал её, и тебя заберу. Теперь за мной стоит немалая сила.

— Аккуратнее, Егор, — она смотрит на меня, — я так скучаю по тебе. Сынок...

— Скоро, мам...

Вижу отца. Он идет, невозмутимо вздернув подбородок, одетый в идеальный черный костюм, а рядом с ним волочится Макс. Его любовницы нигде поблизости нет. Интересно...

— Егор, — отец протягивает руку.

Его взгляд колкий, холодный. Но мне уже всё равно. Брат видимо все эти дни не просыхает.

— Здравствуй, Олег, — отвечаю также холодно и вижу, как уголки его губ ползут вверх.

— Сегодня после церемонии жду тебя у нас дома. Будь почетным гостем.

Он хватает мою мать за локоть и уходит. Макс смотрит в асфальт. Сейчас он напоминает нашкодившего мальчишку.

— Я скучаю по ней, — тихо говорит, — пиздец как. Бухал, думал, что вытравлю из головы.

— Сначала изменил, повел себя, как мудак и считай, убил... а теперь скучаешь? Ты как ребенок, Макс! У которого игрушку сломали! И он её назад хочет!

— Ты нихуя не знаешь! Лилька была... блядь... — в его глазах стоят слёзы, — я думал, думал... Машка эта ещё глаза мозолит. То хочет, сё. А я Лильку хочу...

С трудом держу себя в руках. Лиля моя! Он потерял на неё право.

— Твоя жена мертва. Так что смирись с этим... пошли, начинается.

Не знаю, как отстаиваю отпевание. Меня мутит от запаха ладана, дико хочется курить и выпить. Нажраться так, как никогда не нажирался. Как и сказал «решала», гроб закрыт и никому даже в голову не приходит залезть и осмотреть останки.

На лицах семейства лишь непроницаемые маски. Пустые люди. Только мама глядит на гроб с каким-то грустным выражением. Её губы поджаты, глаза совершенно потухшие.

Народу немного. Мать Лили обещала прилететь лишь к похоронам. По её словам, ладан испортит шлейф французских духов. Тоже мне, мамаша. Никогда не любил эту циничную, расчетливую женщину.

На кладбище всё становится немного лучше. Там хотя бы есть, чем дышать, но внутри меня разрастается дикий безобразный ком из эмоций. Я вроде и знаю, что не моя Лиля в гробу, но ее фотография рядом с ним сводит меня с ума.

В один миг мне просто хочется броситься, сорвать крышку и заорать, что это не она. Что Лиля жива. Чтобы все они забыли о её существовании. Но я стою, сдержанно киваю на все соболезнования.

Здесь многие друзья и партнеры отца. Так называемые «молчуны». Те, кто ни за что не предаст Фадеева и не расскажет об этом закрытом «мероприятии», позорящем семью. Макс выглядит всё хуже. В кои-то веки он осознает, что сотворил с чужой жизнью. И со своей. Но уже поздно.

— Бедная моя Лиля... так оступиться! — театрально заливается слезами её мать, — так опозорить семью! Господи!

— Да, — кивает стоящий рядом с ней пожилой немец.

Он сдержанно гладит её по спине. А я безумно рад, что Лиля не видит всего этого. Или видит? Подхожу к «своему» охраннику в свите Фадеева.

— Обыщи периметр. Ищи девушку в черных очках, с темными волосами и мешковатой одежде.

Почему-то я уверен, что если Лиля и решила поиграть в шпионку, то именно в таком образе.

— Понял, — громила уходит.

Гроб погружают в землю. Там какая-то неизвестная девушка, сиротка вроде. Её искать никто не будет. Зато похоронили с относительными почестями. На лице отца за всю церемонии не отпечаталось ни одной эмоции.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А меня так сильно накрывает тоска, что нет сил. Хочется к Лиле. Не видеть её улыбающуюся на надгробной фотографии. А касаться. Касаться её кожи, впитывать тепло! Скорее бы свалить отсюда!

— Никого, — рядом вырастает громила.

— Ясно, — эгоистично расстраиваюсь.

Ведь если бы Лиля была здесь, я посадил бы ее в свою тонированную машину, сорвал трусы и трахнул. Она нужна мне! Прямо сейчас! Сука, как же погано на этих похоронах!

Потом следуют поминки. Мне за руль, так что влить в себя бухла не могу. Да и с отцом предстоит поговорить. Всё проходит в особняке Фадеевых, так что ближе к вечеру он уходит, а я спустя минут пять двигаю в его кабинет.

— Не думал, что так всё кончится, — Олег Фадеев стоит около окна.

В его кабинете ничего не изменилось. Все те же тяжелые шторы, массивный чёрный стол под стать душе владельца. Темно-коричневый паркет и серебряный «паркер» рядом с аккуратно сложенной кипой документов.

— Это было ожидаемо, учитывая, как вёл себя Макс.

— Я не так его воспитывал.

Именно так и воспитывал.

— Но Лилии нужно было прийти ко мне, — вздыхает он, — поговорили бы, решили... зачем она сбежала? Она была мне, как дочь.

— Разве? — выгибаю бровь.

— Да. И она была идеальной матерью для моего внука. А не одна из шлюх твоего брата. Сейчас я вижу, что не на того сына сделал ставку и пожалел бы, будь у меня время.

— О чем ты говоришь? — напрягаюсь.

— У меня последняя стадия гепатоцеллюлярной карциномы, в простонародье рака печени. И жить мне осталось совсем недолго.

Олег Фадеев... умирает? Не чувствую ничего, кроме досады. Столько лет ненависти. Планирования сладкой мести. Сжимаю руки в кулаки.

Сука... да как ты смеешь умирать, когда я так близок к тому, чтобы тебя уничтожить?

— Я не прошу сочувствия. Знаю, что не заслужил. Но моя компания, это единственное, что чего-то стоит... и я хочу передать её тебе, Егор. Макс всё потеряет. Разрушит то, над чем я работал свою долгую жизнь.

Он выглядит абсолютно невозмутимым. Словно не он, а кто-то другой скоро отправится в иной мир со всем грузом грехов.

— Сколько тебе осталось?

Засовываю руку в карман и нащупываю накопитель. Планы резко меняются. Возможно теперь он мне не понадобится.

— Месяц или два. Я пока на сильнодействующих лекарствах. Твоя мать не знает. Макс тоже. Они не способны адекватно воспринять эту новость.

— Интересно.

— Ты уже меня перерос, Егор, — он вдруг ссутуливается, и буквально на короткий миг передо мной не всесильный Олег Фадеев, а немощный умирающий старик.

Отец садится за стол, тяжело дышит. Берет какой-то ключ.

— Я все эти годы пристально за тобой наблюдал. Как ты из мальчика на побегушках становишься влиятельным бизнесменом. И теперь могу оставить тебе свою империю.

— С чего ты взял, что она мне нужна?

Он пожимает плечами.

— Ты мой сын. Каким бы дерьмом меня не считали, в тебе от меня больше, чем от моей жены. Твой брат пошел в мать. Такой же слабый, эмоциональный и безвольный.

Олег вздыхает. Затем, кряхтя, поднимается и направляется к сейфу. Достает оттуда бумаги.

— Я всё подготовил, заверил. Попрошу лишь об одном. Не бросай брата. Он совершенно не приспособлен к нормальной жизни. И позаботься о матери. Пусть живет и ни в чём не нуждается. В конце концов, я сломал ей жизнь.

Беру документы. Буквально за пять минут всё перестало иметь смысл. Вся моя чертова жизнь. Но вдруг перед глазами возникает улыбка Лили. Открытая, яркая, словно луч света в темноте.

— Хорошо. Я заберу твою компанию, отец, — ухмыляюсь, беру бумаги и ухожу.

— СУКА! — слышу, покинув кабинет, — ЭТО ВЫ ВСЁ ВИНОВАТЫ!