Отклонение от нормы - Джон Уиндем

– Теперь мы должны быть готовы ко всему! – помолчав, сказал Мишель. – Приготовьтесь бежать, если это вдруг понадобится. Но пока старайтесь не вызывать подозрений. А ты, Рэйчел, попробуй узнать, что у нее на уме, и держи нас в курсе.

Я понятия не имел, что мне делать. Петра была уже в кроватке, и я не мог разбудить ее так, чтобы никто в доме этого не заметил. Кроме того, я еще не был уверен в том, что дело так серьезно. Да и могла ли Анна заподозрить в убийстве Алана ребенка? И потом, мы ведь только предполагали, что Петра – одна из нас. Словом, пока я решил ничего не предпринимать. В доме все уже спали, когда Рэйчел связалась с нами вновь.

– Мы с мамой уходим к себе, – сказала она. – Анна выгнала всех из своего дома, и теперь она там одна. Мама хотела остаться, но с Анной сейчас невозможно разговаривать, она… Она совсем не в себе. Она сказала маме, что знает виновных в смерти Алана, но называть никого не будет.

– Ты думаешь, она имела в виду нас? – спросил Мишель. – Но ведь вполне возможно, что у Алана была с кем-то ссора, о которой не знаем мы, но знает она?

Рэйчел подумала и ответила отрицательно.

– Если бы дело было в этом, она впустила бы меня. Она не закричала бы мне: «Убирайся прочь!» Я схожу туда рано утром, как только рассветет. Может, за ночь она успокоится…

Так мы и порешили и впервые за несколько часов позволили себе хоть немного расслабиться.

На следующий день Рэйчел рассказала нам, что произошло утром. Она встала на заре и пошла через поле к дому Анны. Когда она подошла к двери, ей почему-то стало не по себе… В ушах у нее звенел крик сестры: «Убирайся!…» Но просто стоять возле дома было бессмысленно, и она, собравшись с силами, постучала. Ей никто не ответил. Она постучала сильнее, так что эхо разнеслось по всему дому. Изнутри не доносилось ни звука. Тогда она страшно перепугалась и стала колотить изо всех сил кулаками в дверь и окна. По-прежнему никто не отзывался. Рэйчел решила пойти к соседке, которая вчера передавала ее записку Анне.

Валявшейся во дворе доской они с соседкой высадили окно и влезли в дом. Анну они нашли наверху, в спальне: ноги ее не доставали полуметра до пола… Она повесилась на перекладине, поддерживающей крышу…

Вдвоем они сумели снять ее и уложить на кровать. Судя по всему, она умерла часа за два до их прихода. Соседка накрыла ее простыней…

Рэйчел воспринимала все происходящее так, словно это был какой-то кошмарный сон, она почти не соображала, что говорит. Соседка взяла ее за руку, как ребенка, и вывела из дома. Когда они уже выходили, соседка случайно заметила клочок бумаги, валявшийся на столе.

– Возьми это, – сказала она Рэйчел и сунула бумагу ей в руку. – Наверняка она написала это перед смертью тебе или родителям.

Рэйчел машинально повертела бумагу в руках.

– Нет, это не… – начала было она, но вовремя спохватилась и сделала вид, что внимательно читает написанное. – А-а, да-да, верно, это для отца с матерью… Я… передам им. – И с этими словами она спрятала письмо за корсаж платья. Адресовано оно было не ей, не родителям, а инспектору.

Муж соседки проводил Рэйчел до дому, и она рассказала родителям о том, что произошло. Потом, оставшись в своей комнате одна, она прочла письмо. Это был донос на нас всех, включая Рэйчел и даже Петру. Анна обвиняла нас в убийстве Алана, потому что… Словом, она написала все как есть. Рэйчел дважды прочитала письмо сестры, а потом сожгла его.

Через день-два страсти вокруг этого дела улеглись. Самоубийство Анны, конечно, было трагедией, но никто не счел эту трагедию загадочной и необъяснимой. Молодая женщина, впервые забеременевшая, у которой так внезапно погиб муж, помешалась от горя и покончила с собой – таково было всеобщее мнение, и никто не нашел ничего необычного в случившемся.

Смерть Алана так и осталась загадкой для всех, в том числе и для нас. В ходе расследования заподозрили несколько человек, у которых были ссоры с погибшим, но ни у кого из них не было достаточно веского повода для убийства. К тому же все подозреваемые сумели доказать свое алиби.

Старый Уильям Тэй опознал стрелу, сделанную им самим, но все стрелы почти у всех в округе были сделаны им, так что это ничего не значило. Стрела была безо всяких отметин – самая обыкновенная, которых было полно в каждом доме. Конечно, появилось множество слухов: кто-то говорил, что у молодых не все было ладно в семье, что Анна будто бы в последнее время побаивалась своего мужа. К крайнему возмущению родителей Анны, пронесся слух, будто она сама убила Алана, а потом повесилась, испугавшись, что ее поймают, а может, и от угрызений совести. Но об этом тоже вскоре прекратили болтать – ведь никаких реальных оснований обвинять Анну в таком преступлении ни у кого на самом деле не было. Эта смерть молодого сына кузнеца так и осталась для всех неразрешимой загадкой. Мы в страхе ждали, что кто-нибудь каким-то образом заподозрит нас, но страхи наши были напрасны: никому и в голову не пришло связать нас с этим странным событием. Но тем не менее, все это не прошло для нас бесследно. С еще большой остротой, чем прежде, мы ощутили, на каком краю пропасти все мы находимся. Ощутили, как жизнь всех зависит от жизни каждого в отдельности.

Нам было жаль Анну, но горе утраты смягчалось сознанием того, что потеряли мы ее давно, задолго до разразившейся катастрофы. И только один Мишель, казалось, не разделял нашего относительного спокойствия.

– Один из нас смог предать!… Смог!… – задумчиво сказал он.

Глава 11

Проверка весной на этот раз обнаружила не так уж много отклонений. Во всем районе только два урожая попали в «черный список», и ни отца, ни Мортона в этом списке не было. Два предыдущих года были так ужасны, что те, кто в позапрошлом году сомневался относительно некоторых всходов, в прошлом уничтожали все, что хоть мало-мальски отличалось от НОРМЫ. Может быть, именно поэтому нынешний урожай был почти весь нормальный. Это вселило в людей надежду, и все в округе смотрели друг на друга теперь уже не так враждебно и настороженно, как раньше. В конце мая многие бились об заклад, что процент отклонений в этом году будет неслыханно низким. Даже старый Джейкоб вынужден был признать это.

– Господь милостив, – говорил он, – он дает им последний шанс. Дай Бог, чтобы они там, на востоке, наконец прозрели! Впрочем, и этим летом все может обернуться иначе, помяни мое слово!…

Но никаких зловещих предзнаменований не было. Поздние овощи уродились такими же нормальными, как и ранние злаки. Погода тоже стояла отменная, и люди перестали провожать настороженными взглядами инспектора, который теперь не ходил, повсюду высматривая отклонения, а мирно дремал на крыльце своего дома.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});