На 127-й странице. Часть 3 - Павел Крапчитов

вы будете готовы к этому.

Такие мысли крутились в голове у Хофера, но он никак не мог дать сам себе ответ на вопрос «Перевыполнять или не перевыполнять?».

«Пойду, посмотрю из чистого любопытства,» — сказал Макс сам себе, хотя где-то в глубине души решение им уже было принято.

Хофер спустился по лестнице на нижнюю палубу, где тоже были каюты, которые, как он понял, пустовали. Дорогу ему перегородил турок-моряк, который стал ему что-то говорить и размахивать руками. Американец, как бы растерянно, развел руки и посмотрел за спину турка. Тот, ничего не подозревая, тоже повернул голову. В этот момент Макс, что есть силы, двинул турка под дых. Матрос согнулся и стал жадно хватать раскрытым ртом воздух. Хофер нежно взял его за шею и нажал на давно знакомую пульсирующую жилку. Эти действия на время прекратили мучения матроса.

Макс достал отмычки, подошел к одной из кают, приложил ухо к двери, немного повозился с замком. Дверь открылась. Внутри каюты явно никто не жил, на что прямо указывали какие-то большие тюки, занимавшие большую часть каюты. Но место еще оставалось. Там и разместился, находящийся без сознания, матрос. Закрыв на ключ за собой дверь, Макс задумался:

«Где может быть цель?», — и отругал себя за то, что сразу не пошел за, уводящем девушку, слугой Толстого.

Но тут он услышал слабые стуки в дверь одной из ближайших кают. Макс подошел к ней, прислушался, поколебался мгновение и все же решился.

Когда он открыл дверь, то увидел бледное лицо мисс Одли. Она прижимала сжатые кулачки к груди и испуганно смотрела на Макса.

— Не пугайтесь, мисс Одли. Это я, Штейнер, — сказал он. — Полагаю, что нам лучше сойти в Порт Саиде.

***

Вахтенный матрос видел, как одна из лодок, которых много крутилось у каждого корабля, стоящего в гавани Порт Саида, подошла к спущенному трапу «Гайрет». Но нему несколько раз спустился мужчина, один из их пассажиров. Он отнес в лодку несколько чемоданов, а потом провел по трапу и женщину, тоже их пассажирку. Поскольку был уже вечер, это показалось вахтенному подозрительным. Он дошел до капитанского мостика и доложил:

— Капитан-эфенди, пассажиры наняли лодку и покидают корабль.

— С багажом? — спросил капитан.

— Да, — ответил вахтенный. — У них было несколько чемоданов. Что прикажете делать?

— Не мешай, — сказал капитан, а про себя подумал, вспомнив свой разговор с важным человеком из Константинополя. — «Вот я с пассажирами и разобрался».

Сцена 31

Путь с «Гайрет» на берег Тереза запомнила фрагментарно. Вот она видит Штейнера на пороге каюты, где ее заточили. Вот они уже идут к трапу и спускаются по нему в лодку. В лодке уже лежат ее чемоданы и имущество Деклера. И Тереза совсем не помнит, как собирала их, как Штейнер помогал все это нести. А потом снова затмение и снова картинка, как Штейнер подносит ей ложку с какой-то микстурой со словами:

— Мисс Одли, вам обязательно надо это выпить, — говорит он. — Вам сразу станет легче.

Она проглатывает содержимое ложки. Горечь неимоверная. Хочется сейчас же все выплюнуть. Но Штейнер — доктор и ему стоит доверять. Он подносит стакан воды, который Тереза выпивает и откидывается на подушку. Что это? Какая-то гостиница? Как я сюда попала? Но эти мысли уходят, а приходит спокойствие и умиротворение.

Про все это Тереза вспомнила утром следующего дня. Голова у нее была тяжелая, а ее саму лихорадило. Потом раздался стук в дверь и на пороге появился Марко Штейнер. Он подошел к ее постели, достал часы, взял Терезу за руку, что-то начал считать…

— Я должна вас поблагодарить…, - начала журналистка.

— Ш-ш-ш, — миланский доктор прижал свой указательный палец к губам, не отрывая взгляда от часов.

— У вас лихорадка, — сказал он, когда закончил свои подсчеты.

Потом ее спаситель достал из кармана маленькую бутылочку и взял ложку, что лежала на столике около кровати.

— Выпейте это, — Штейнер протянул ложку с микстурой девушке. — Понимаю, что горько, но это пойдет вам на пользу.

Тереза послушно выполнила сказанное.

— А что до благодарностей, — сказал ее попутчик. — То на моем месте…

Но он заметил, что Тереза смотрит куда-то мимо него. Ее голова удобно лежала на подушках, а рука, на которой Штейнер только что считал пульс, безвольно свешивалась с кровати.

Он уложил руку девушки на постель, а ее саму укрыл легким покрывалом.

— Спите, мисс Одли, — сказал Марко Штейнер, хотя девушка его вряд ли слышала. — Через два дня все закончится.

Сцена 32

Человек нуждается в доме. Без дома человеку плохо. Поэтому любой закуток, пусть даже это будет комната в общежитие, через какое-то время он будет называть своим домом. Закончив институт, я потом, наверное, полгода ездил в старое общежитие, пока не сменилась вахтерша и мне не перекрыли вход. Поэтому я не удивился что, когда «Дефендер» бросил якорь в гавани Порт Саида, и мне пришло время покидать корабль, стало немного грустно. Небольшая каюта на этом корабле незаметно заняло место дома в моей голове. Я здесь просыпался. Я возвращался сюда из кают-компании. Я здесь рисовал портреты членов экипажа корабля и играл в шахматы с Вильямом. И незаметно для меня это место стало немного, но родным. Подсознание шептало: «Что тебе еще надо? Здесь хорошо и уютно! Оставайся!»

Но остаться я не мог. Во-первых, это был самообман. Меня приютили, как терпящего бедствие. Мне были рады помочь, но все имеет свои рамки. Даже то, что меня доставили до Порт Саида, было выиграно мной с помощью пари. Я представляю удивленные лица офицеров, и тем более, капитана, если бы я сообщил им о своем желании и дальше ехать с ними. Это было бы все равно, как если бы я сказал вслух что-то неприличное про королеву Великобритании. Впрочем, один из членов команды «Дефендера» точно был бы рад такому моему решению. Это — лейтенант Вильям Хантингтон. За время моего пребывания на корабле он не оставлял меня своим вниманием, и, как мне казалось, его такое поведение было искренним.

Но, конечно, не боязнь показаться невежливым в глазах команды корабля заставляла меня сойти в Порт Саиде на берег. «Дефендер» шел в Гибралтар, а мне надо было в Бриндизи. Я все еще надеялся догнать Терезу и Генриха.

Я уже собирался спуститься по трапу в лодочку, с чьим владельцем сторговался насчет доставки на берег, когда ко мне подошел Вильям.

— Возьмите, — он протянул мне что-то в небольшом конверте. — Вам это потребуется.

— Что это? — спросил я.

— Два фунта, — сказал лейтенант