Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

«Рука Моя заступит его... и ссеку

от лица его враги»

(Пс.88,22,24).

Тринадцатый век - самый, может быть, тяжкий в нашей древней истории - начался не с нашествия татар. Басурманы напали на Русь лишь в конце тридцатых годов, но напали внезапно. Они нагрянули, как гром небесный, хлынули, словно потоп. И всё это - в наказание за бесконечные междоусобицы, за нежелание гордых князей объединиться и сражаться за общее дело. Всё, что творили удельные правители, шло в обход заветов Владимира Мономаха, вопреки опыту уже бывавшего на Руси самодержавия. Пусть временно бывавшего, но приносившего плоды благодатные. И несмотря на это, князья никак не вразумлялись.

По кончине великого князя Всеволода III (Большое Гнездо) в 1212 году страна опять распалась на уделы. Старший из наследников великокняжеских, Константин, получил Ростов и Ярославль. Второй сын Всеволода Георгий был назначен своим отцом во Владимир и Суздаль, чем приобрёл главенство. Старший брат этого потерпеть не мог. Началась распря. Большая часть князей приняла сторону Константина, в том числе и известный герой Мстислав, князь Галицкий, прозванный Удалым, то есть Удатным (счастливым). Именно он помог Константину победить в братоубийственной сече на берегах реки Липецы. Но правление Константина оказалось недолгим. В 1219 году он умер. Великое княжение вернулось к Георгию и длилось до нашествия Батыя.

Это княжение не стало самодержавным, как в бытность Андрея Боголюбского. Не считая постоянно возникавших междоусобий, большинство князей Русских держались обособленно, ревниво глядя на дела соседей. Для внешнего врага время было самым подходящим - и враг не замедлил явиться.

«Русская земля, - пишет историк Церкви М.В.Толстой, - в 1223 году в первый раз услышала о татарах. Казалось, самая природа предчувствовала что-то страшное. На западе явилась комета, величины необыкновенной, с хвостом, обращённым на юго-восток, наподобие копья. Вто же лето сделалась необыкновенная засуха, леса и болота загорались; густые облака дыма закрывали свет солнечный; мгла тяготила воздух, и птицы, к изумлению народа, падали мёртвые на землю».

Услышав о приближении Чингиз-Хана от объятых ужасом половцев и узнав, что дикие орды монголов опустошают всё на своем пути, Мстислав Удалой собрал южных князей на совет в Киеве. Решено было отразить неприятеля вне пределов отечества, в степях половецких. Битва произошла за Днепром у реки Калки в 1224 году. Увидев несметные полчища татар, союзники-половцы трусливо бежали, а удалой князь Галицкий, желая один воспользоваться честью победы, не стал предупреждаьт остальных. Вместе с зятем своим Даниилом Волынским Мстислав разгромил передовые татарские отряды, но увлекся погоней, после чего вся масса врагов обрушилась на него и на русские рати, не успевшие построиться в боевые порядки. Поражение было страшным, татары преследовали побежденных до самого Днепра и потом пировали, сидя на задыхавшихся под помостом пленных воинах. Напрасно мирные жители в русских селениях пытались смягчить кровожадных врагов, выходя им навстречу с образами и крестами. У татар считалось, что побежденные не могут быть друзьями победителей, потому они убивали всех без пощады.

Немилосердие азиатских варваров не укладывалось в сознании Христиан. Даже испив горькую чашу татаро-монгольского ига, Русские не переняли неистовой жестокости поганых, не научились от них мстить, избивать беззащитных женщин и детей. Лишь истребление вооруженных врагов признавалось у славян необходимым; но для успеха в этом деле нашим предкам не хватало единства.

Когда в 1237 году внук Чингиз-Хана Батый вторгся в пределы княжества Рязанского, никто не поспешил ему на помощь. Рязань пала. «Варвары, - пишет М.В.Толстой, - распинали пленников, оскверняли храмы насилием женщин и девиц, обагряли алтари кровью священников. Весь город с окрестными монастырями обратился в пепел». То же самое происходило с другими городами. После Рязани монголы разорили Коломну, сожгли деревянную Москву, взяли Владимир. Великий князь Георгий пытался собрать войско в соседних княжествах. Узнав о гибели своего семейства, столицы и народа, он горестно воскликнул: «Так ли, Господи, угодно милосердию Твоему? Зачем я остался один?» Но под тяжестью бед благоверный князь не пал духом. С ростовскими и ярославскими дружинами Георгий Всеволодович спешил на болотистые берега реки Сити. Он ожидал татар со стороны Ярославля, а они, разорив Переяславль и Кашин, напали от Бежицкого Верха. При всём своем мужестве русские дружинники не устояли, хотя полегли в сражении почти до единого. Сам великий князь Георгий принял в битве мученическую кончину, за что причислен к лику Святых. Это случилось в марте 1238 года. Престол великокняжеский перешёл к его брату Ярославу II, отцу Святого Александра Невского. Но его княжение началось уже под татарским игом.

Все подвиги русских воинов в то время носили печать героического трагизма. Как ни страшен был для татар легендарный мститель Евпатий Коловрат, он и его малая дружина сложили головы в неравном бою. Какой стойкости ни являли защитники крепостей против несметных монгольских полчищ, никто не смог удержаться в одиночку. Впрочем, и в это ужасное для России время не обошлось без чудес Божиих, и нашелся всё-таки герой, подобный Библейскому Давиду. Герой, поразивший татарского Голиафа и отогнавший орду от стен древнего Смоленска.

Это чудо описано лишь в житии Святого воина Меркурия, светские историки о нём умалчивают. Но факт остается фактом: враг под Смоленском был разгромлен, обращен в паническое бегство, а мощи витязя-победителя обретены среди тысяч разбросанных вокруг него неприятельских трупов.

В самое лихолетье, осенью 1238 года, судьба Смоленска удивительным образом связалась духовными узами со столицами Христианского мира: Киевом, Иерусалимом, Царьградом и Римом. Связалась, во-первых, через чудотворный образ Богородицы Одигитрии (Путеводительницы). Во-вторых, через подвиг Святого витязя Меркурия Римлянина.

Согласно преданию, икона Одигитрии Смоленской была написана в Иерусалиме Святым Апостолом и Евангелистом Лукой. Оттуда, со временем, её доставили в Царьград. А в Киев из Византии святыня прибыла вместе с дочерью Императора Константина IX Анной, матерью Владимира Мономаха. Владимир и перенёс икону в Смоленск, где поместил её в соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы. Там она хранилась до приступа Батыевой орды. Когда же татары осадили Смоленск, именно этот чудотворный образ вдохновил богатыря Меркурия на подвиг, подобный деянию Святого Давида.

Библия (1 Книга Царств) повествует о том, как будущий властитель Иерусалима, Царь-пророк и Псалмопевец Давид ещё юношей оказался участником битвы его братьев с филистимлянами. И тогда, когда никто из взрослых воинов израильских не решался сразиться в поединке с необычайно могучим иноплеменником Голиафом, открыто поносившим народ Божий, юный Давид вызвался на неравный бой с богохульником; он одержал победу и обезглавил великана его собственным мечом.

Доспехи воинские несовершеннолетнему Давиду оказались тогда слишком тяжелы, он обошёлся без них. Его сила заключалась в другом: в неодолимом духе, ибо с ним была сила Божия. Призывая Бога на помощь, Давид и раньше, как пастырь добрый, за своих овец не боялся вступать в схватки с дикими хищниками. Зная, как Бог помогал ему даже львов душить голыми руками, Давид не сомневался в победе. Эта святая уверенность, вдохновлённая благодатью свыше, помогла ему не промахнуться единственным камешком, пущенным из пращи, и поразить Голиафа прямо меж глаз. Увидев гибель своего поединщика, филистимляне обратились в бегство и были изрублены израильтянами.

В древности так бывало часто. Схождению армий на поле боя предшествовали поединки зачинщиков, и от исхода их борьбы во многом зависела судьба сражения. Победа в поединке поднимала дух остального войска, а порою в предварительном единоборстве решалось всё. Бывало, что князья вызывали друг друга на личный бой, но чаще в поединщики отбирались самые сильные, смелые, многоопытные воины - богатуры (по-монгольски), по-русски - богатыри.

Поединок в древности рассматривался как Суд Божий, потому ставка богатыря в бою была выше его собственной жизни. За нею стояла судьба всего войска: жизни товарищей, жён, матерей, детей, оставшихся в тылу. Не страх перед могучим противником, но чувство огромной ответственности за всех заставляло не раз усомниться в собственной праведности того, кто решался принять вызов. А неправедный полководец ощущал себя более уверенно, если держал при войске двух-трех голиафов, одним видом своим способных ужаснуть неприятеля. По сообщениям летописцев, некоторые из богатуров Чингиз-Хана и Батыя обладали чудовищной, поистине диавольской силой.