Шайка светских дам - Людмила Варенова

В подъезде было темно. Алла сама разбила лампочку прихваченной с собой палкой. Она сжималась в закутке у лифта всякий раз, когда раздавалось его гудение. Иногда лифт останавливался прямо на ее этаже, двери разъезжались в стороны, и выходил человек. Или несколько. Если поднимались несколько — Алла узнавала об этом заранее. Едущие вместе ведь, как правило, о чем-то говорят между собой. Молчат чужие или мало знакомые. Она жадно вслушивалась в голоса. Ей казалось, что в засаде она уже много часов. На самом деле она пришла сюда всего сорок минут назад. Мечты кончились. В первый раз она приняла решение и начала действовать самостоятельно.

* * *

Сима смотрела на сцену невидящими глазами. Померанский то и дело к ней наклонялся и заботливо что-то спрашивал. Она кивала, не слушая. Тогда поклонник взял ее руку и стал нежно греть в своих ладонях. Рука ее была ледяная.

Ирина в своём бельэтаже вовсе уткнулась носом в сумочку. То, что с Симой что-то неладно, она поняла по ее напряженной позе. Увеличив изображение, она ужаснулась неподвижности и бледности лица подруги. Что-то стряслось, поняла Ирина. Она перевела камеру на Померанского. Тот казался чуть встревоженным. Охрана? Нет, охрана не нервничала. Значит, что-то произошло между этими двоими. Что-то, что выбило из колеи невозмутимую хладнокровную Симу. Что? Первая семейная ссора оказалась слишком горячей? Что делать? Звонить Томе? Подойти поближе?

21. Сима. История беспомощной тигрицы

Сима сама не знала, зачем затеяла этот разговор. Хотя не этот, так другой повод он бы все равно выбрал, чтобы показать ей, кто хозяин. Так, на всякий случай. А может, это всё-таки призрак мифического министра-поклонника не давал спать ревнивому ковбою?

— Алексей! Что это такое? — налетела разъярённая Серафима на возлюблённого. — Я теперь повсюду должна ходить в сопровождении твоих барбосов? Вчера твой главный цербер просто не выпустил меня из дома. Видите ли, их бы не пропустили на приём, куда меня пригласили!

— Они правы, Тигренок.

— Ах, вот оно как? Да-а-а. Я начинаю сожалеть, что позволила тебе что-то значить в моей жизни, — сдвинув брови, припугнула она.

Но атака на испуг позорно провалилась. Да, на приемы она теперь будет ходить только вместе с ним и в сопровождении «барбосов». И вообще, порядочной женщине и супруге столь уважаемого человека, как он, не стоит разыгрывать из себя светскую львицу. Так-то, Тигренок.

Ах, супруге? И это он-то уважаемый человек? В каких кругах, интересно? Когда это она удостоилась лестного звания женушки дважды судимого активиста криминального бизнеса? Серафима чеканила слова с убийственно отчетливой дикцией представительницы древнего рода. Да ни одна женщина в этом роду не опозорила себя браком с уголовником! Так неужели возможно подумать, что она, Серафима Алешина, может так унизиться?

Она сама не понимала, почему он ее до сих пор не ударил. Но все ее убийственные фразы разбивались об его спокойствие, как волны об утес. Казалось, скандал доставлял противнику большое удовольствие.

«Ах ты, старая поганая крыса! — Сима уже вскипела до последней степени. — Отлично. Пусть я сегодня сдохну, пусть мне придется себя убить, но ты ко мне больше на выстрел не подойдёшь».

Но вслух она сказала другое.

— Я не шучу, — надменно сказала она и топнула ножкой. — Или я буду жить так, как я хочу, или — пошёл к чёрту!

Померанский сладко улыбнулся:

— Всё «или», Тигренок, решать буду я. Извини, я так привык. Я так хочу.

Больше всего в жизни, еще со времен нищеты и унижений, Сима ненавидела именно эту фразу: «я хочу!» У нее давно был готов ответ. Серафима приняла самую царственную из своих поз и звонко отчеканила:

— На твой маленький хочу у меня всегда есть мой большой насрать!

…Померанский сквозь синюю щетину на щеках покрылся багровым налетом и стал похож на помидор «Черный принц». Из смежной комнаты, где вечно томилась рать охранников, донеслось задушенное хрюканье и шум падающей мебели. Сима решила, что победила. Увы.

Когда Померанский отдышался, глаза его приняли холодный стальной оттенок. Шутки кончились.

— Всё «или», девочка, в нашей семье буду все-таки устанавливать я, — проговорил он тихо. — Я так привык. И ещё ни разу не изменил этой привычке. Так вот, сейчас я тебе скажу одно из них. Готова?

— Заткни его себе в старую задницу, — Сима задорно сверкнула ослепительной улыбкой. Ей действительно было всё равно. Всё вдруг обрыдло и осточертело до крайности. Жизнь овечки на крепкой веревочке? Да пошли они все!

— Так вот, Тигренок, или ты моя жена. Заметь, жена, а не подстилка.

— Или? Отдашь барбосам и в бетон закатаешь?

— Или, как это ни грубо, действительно отдам барбосам. Красиво, как ты любишь. Например, на капоте «Линкольна». Насчёт бетона — как скажешь, дорогая, там будет видно. Вот такое «или». И запомни: я свои приказы не меняю. Выбирай.

— Хорошо. Я согласна, — кротко сказала Симочка.

Босс победно усмехнулся. Он умел уламывать женщин. Но он плохо знал Симочку.

— Я согласна, — повторила она громче. — На твоей паршивой легковухе, совсей твоей поганой кодлой.

— Герыч! Первым будешь? — крикнула она так, что ее звонкий голос было слышно по всему дому.

Смерив потерявшего дар речи любовника насмешливым взглядом, она снова повысила голос:

— Я думаю, нам будет весело. Эй, кто там, в лакейской, сволочи?! Поставьте «Линкольн» на лужайку перед домом! Сию же минуту!

У Померанского отвалилась челюсть, полная хищных фарфоровых зубов.

— Как отлично, что я сегодня надела красивый комплект белья, — деловито прощебетала Симочка, расчесывая перед зеркалом свои роскошные волосы, точно торопилась опоздать на премьеру любимого спектакля.

В глазах старого мафиози зажглось восхищение. Черт возьми, ну и характер. Попробуй, обломай такую.

— Что ты на меня так вылупился, старая плесень? — налетела на него Сима. — Объявил, так пошли. Ты что думаешь, я от страха описалась и в ногах у тебя ползать буду? Тоже мне, властелин судеб! Плевать мне на вашего паршивого императора, месье, как сказала моя прапрабабушка, когда ее изнасиловали наполеоновские солдаты. До императора тебе далеко, даже и тужиться не пробуй. Давай, давай, отрывай задницу от ампира и топай ножками, не нести же мне тебя.

Пауза. Пыхтение в прихожей смолкло — охрана боялась пропустить хоть слово.

— Идем! И не порть мне праздник, олух мафиозный! Ну же!

В прихожей уже не хрюкали, стонали жалобно.

Померанский только головой мотал, отбиваясь от тащившей его за рукав Симы.

— Что такое? — остановилась она и нависла над скорчившимся в кресле поклонником, уперев руки в бока — точь-в-точь картина — барыня принимает оброк у провинившихся крестьян. Слова вылетали из неё, как пули из «Калашникова» при стрельбе очередями:

— Ну?! Чего присох? Ревматизм? Паралич? Понос? Как хочешь. Лично я не хочу пропустить. Это моё шоу!

Старый бандит сипел и синел, в прихожей тоже кто-то с хрипами и всхлипами отходил в мир иной.

В общем-то она почти победила. Но, старый шулер, он всегда держал последний козырь при себе.

— Ладно, — сказал он. — Не знал, что женщины княжеского рода ругаются такими словами.

— Такими словами женщины любого рода кроют таких вот отмоченных старых писунов, как ты!

— О'кей! Но ты не против, чтоб на твоём шоу был ещё кое-кто из зрителей? Как насчёт одной старой знакомой? Только не говори, что ты её не знаешь, дорогая моя, — ехидно предупредил он и дал кому-то едва заметный знак.

Увидев новое лицо, Сима без сил упала в кресло.

* * *

Где-то на самом верху многоэтажной башни лифт басовито крякнул и, повинуясь легонькому нажатию кнопки, пошёл вниз.

— Привет! — шепнула ему Алла, когда он через щель в дверях мелькнул огнями мимо неё.

— Привези мне её, — напутствовала она механизм, как своего сообщника.

И это сработало. В возвращающемся лифте отчетливо постукивали дамские каблучки. Видимо, дамочка изрядно замерзла и притоптывала, стараясь согреть ножки.

— Шестой, седьмой… — отсчитывала Алла преодолеваемые лифтом этажи, на пружинившись, как волчица в засаде.

Чутье подсказывало ей — вот она, ненавистная жертва. Она вынула из кармана шприц и сняла колпачок с иглы. Сейчас! Сейчас! Ну, где же?

— Эй! Кто-нибудь! — заверещал внизу противный женский голос. — Кто-нибудь, суки долбаные, вызовите монтера!

Лифт застрял. Не подозревая, что железная клетка спасла ей жизнь, Лизочка Волынова крыла лифт, дом, жильцов, жилуправление, мэрию, правительство и Организацию Объединенных Наций трёхэтажным матом.

Сочувствующие соседи поспешили присоединиться к митингу. Алла тихо чертыхнулась, заботливо упрятала иглу в пластмассовый футляр и поспешила ретироваться. Злобе ее не было границ. Такой маскарад пропал зря! Ну, ничего, ничего. Не сегодня, так завтра она доберется до этой сладкой семейки. Ха!