Непревзойденные - Федор Раззаков

У преподавателя П. А. Пестова, который вел класс, судорогой сводило лицо и портилось настроение на целый день, когда он видел Пахомову в классе: «Пахомова, а у вас нет сейчас тренировки? Нет? А я так надеялся…» Он страдал как профессионал: «Пахомова, что это у вас за позиция? Вы не на льду!», «Пахомова, зачем вы руки раскрыли, как самолет…» Но чувство благодарности за серьезное отношение к ней и прежде всего за науку она сохранила на всю жизнь. «Я и тогда была и до сих пор преисполнена благодарности моим преподавателям за то, что они меня терпели, за то, что относились ко мне всерьез. Тот же Петр Антонович Пестов, который вел класс, какие муки он претерпевал из-за меня, и ради чего! Ну, может, чуть-чуть носок у меня развернулся за те шесть лет, что я к нему ходила. Допустим, для меня как для фигуристки это было и существенно. Но для него, специалиста, имеющего дело с профессиональными танцовщицами, глядеть на меня была пытка».

Она была самой младшей на курсе, следующий за ней студент – двадцати восьми лет. Это уже были профессионалы, которые знали наизусть множество партий, изучили партитуры классических балетов, все перетанцевали на сцене. Ей же просто не хватало опыта и профессионализма. «Что делать в таком окружении девочке, которая в лучшем случае видела кое-что из партера? Что было от меня ждать, когда надо было сочинять адажио для «Спящей красавицы» или для «Легенды о любви»? – писала она в воспоминаниях. – Меня спрашивали: «Мила, ты уже целовалась? Или еще нет?» Со мной обращались бережно, поручали произведения, более подходящие по возрасту, например «Дикая собака Динго» Дифа или «Юность» Чудаки. Совершенно очевидно было и мне, и всем, что я не доросла до этого института. Учиться было интересно, я была захвачена, но… не справлялась, не справлялась. Мудрено мне было справиться. На многих занятиях по режиссуре, по актерскому мастерству я не могла понять самые простые вещи, я не могла их пропустить через себя, прожить искусственно, потому что я не прожила их в своей жизни…»

Но она умела работать, впитывать в себя все, чему могли ее научить. «Нужно знать, ради чего ты делаешь то, что ты делаешь. Я же сама ходила на занятия по классу к Пестову. Никто меня не заставлял туда ходить. Я знала, зачем мне это нужно. То, что меня покоряло в атмосфере ГИТИСа, что стало для меня нравственным уроком, – это культ служения искусству, проявляющийся во всем, во всех формах. В ГИТИСе я столкнулась с такой высокой культурой внутрипрофессиональных отношений, о которых нам в спорте и мечтать не приходится…»

Между тем весной 1966 года дуэт Пахомова – Рыжкин распался. На первый взгляд это было странно, поскольку дуэт начал прекрасно себя показывать на турнирах и мог существовать и дальше. Но распад дуэта был закономерен. Во-первых, сказывался большой разрыв в возрасте – почти 10 лет, во-вторых – различие в темпераментах и характерах. Вспоминает Т. Тарасова (она вместе с Пахомовой занималась у тренера Елены Чайковской):

«С Милой Пахомовой нас связывала дружба с детства и совместное пребывание в группе бесперспективных спортсменов на Стадионе юных пионеров. Нас с Милой переводили одновременно все ниже и ниже, пока окончательно не свели к бесталанным, уменьшая время занятий на льду. Одна отрада была в том, что мы любили ставить сами себе программы и, как нам казалось, с большим успехом их исполняли. Затем Мила ушла в парное катание, потом тренировалась у Виктора Кудрявцева и выиграла как одиночница первенство России, и наконец, оказалась в танцах. Ее партнером стал Виктор Рыжкин.

Мила в те годы выходила на лед пухленькая, румяная, с огромной прической – целая башня на голове. И их дуэт был первой серьезной советской танцевальной парой. Пахомова и Рыжкин первыми в нашей стране показали интересный произвольный танец, построенный на русской музыке. С этим танцем можно было рассчитывать на приличное место в международном турнире. Мне кажется, я никогда не сомневалась, что Мила одаренный в спорте человек, несмотря на мнение тренеров о нас. Возможно, эта мысль родилась еще в ту пору, когда мы восхищались друг другом на СЮПе. Как бы то ни было, я не помню, чтобы хоть раз, в отличие от тренеров, потеряла веру в Милин талант.

Я последний год занималась у тренера Лены Чайковской (чемпионка страны в одиночном катании, закончила ГИТИС, став профессиональным балетмейстером. – Ф. Р.), когда, расставшись с Рыжкиным, к ней пришла и Пахомова, искавшая для себя партнера. Хотя Пахомова и Рыжкин сумели сделать в танцах немало, мне не нравился этот дуэт, я находила неудачным подбор партнеров: Виктор Иванович, будучи опытным специалистом и одним из лучших тренеров в стране, по темпераменту мало подходил Пахомовой…»

Прошло несколько месяцев после расставания с Рыжкиным, и новым партнером Пахомовой стал ее ровесник – Александр Горшков.

Александр родился 8 октября 1946 года в Москве. «Впервые я встал на коньки в шесть лет, когда пошел в школу. Там моя мама познакомилась с мамой моего одноклассника, которая слышала о наборе детей в школу фигурного катания в Сокольниках. Наши мамы взяли нас за руки и привели туда. За мной быстро закрепилось звание «неудачник», и через год меня перевели в группу для самых слабеньких. Но мама с таким положением дел не смирилась. И однажды привела меня на тренировку сильнейшей группы, а тренер был новенький, подзывает меня и спрашивает: «Где ты пропадал две недели? Болел? Марш на лед!» Так была решена моя участь…»

Однако фигурист немного лукавит – в те годы он все-таки не связывал свою дальнейшую жизнь с фигурным катанием. Все его помыслы были о другом: он мечтал стать инженером, поскольку имел склонность к точным наукам. Поэтому, закончив школу в 1964 году, он сделал попытку поступить в Институт тонкой химической технологии. Однако на экзаменах провалился. После чего ему пришлось вспомнить, что он фигурист-одиночник, и отнести документы в Институт физкультуры. Его благополучно приняли. А потом в его жизнь вмешался случай.

В начале 1965 года в Москве проходил чемпионат Европы по фигурному катанию. Событие весьма значительное, привлекшее к себе внимание многих людей. В их числе оказался и Горшков, которому удалось купить билет на одно из состязаний. Там он увидел катание английских танцевальных пар, а также пару из Чехословакии Ему и Павела Романовых, которые и завоевали «золото» того чемпионата. И вот тут одиночник Горшков подумал: «А почему и мне не попробовать себя в танцах на льду?» Это его желание вскоре обрело плоть и кровь. Вот как он сам вспоминает об этом:

«Когда я решил заниматься танцами на льду, то понял, что буду самостоятельно выбирать партнершу. Сначала, когда я занимался парным катанием, я катался в паре с сестрой моего тренера Ирины Никифоровой. Но мы не сошлись характерами. У меня был друг, который тоже занимался фигурным катанием, – Сергей Широков. И ему поступило предложение от известной фигуристки в танцах на льду, которая каталась в паре с Александром Трещевым. Я пришел к ним на тренировку, хотя ничего не понимал в танцах. И мне это понравилось. Попытки эти заметила тренер Никифорова, она решила, что мне нужна партнерша, и сказала, что в ЦСКА есть девочка – Ира Нечкина, которая специально приехала из Ленинграда, и ей ищут партнера. Я прошел просмотр, и мы стали кататься вместе на одном льду с Татьяной Жук и Александром Гореликом, а также Милой Пахомовой, которая каталась с Виктором Рыжкиным. Здесь же каталась, пока одна, и Ира Роднина. Позже мы очень часто шутили с ней, что мы оба тогда относились к числу малоперспективных фигуристов. Виктор Рыжкин и Мила помогали нам – Рыжкин вставал в пару с Ирой Нечкиной, а Мила со мной, и они показывали нам, как надо делать то или иное движение. Затем они все отправились участвовать в чемпионатах, а две Ирины (Роднина и Нечкина) и я остались тренироваться.