Мент для новых русских - Александр Золотько

– Я найду для вас еду. Еще?

Тишина. Неподвижный воздух на дне оврага стал вдруг гулким и тяжелым. Михаил сидел за столом, Крысы стояли вокруг и не шевелились. Тишина.

– А… – на этот раз голос подал Тотошка, по причине своего легкого характера меньше всех подверженный страхам и сомнениям, – слышь, Миша.

– Да.

– Так ведь, это… фигня получается, – Тотошка почесал затылок, – оно, конечно, ты прав, никто не спорит. Посидим тихонько, пока все там не перетопчется. Жратву ты нам достанешь… Это понятно. Это я согласен. И все согласны.

Тотошка обвел взглядом Крыс, ожидая поддержки, но Крысы были неподвижны и молчаливы.

– Вот, и все согласны, – быстро сказал Тотошка. – Только тут такая беда – мы пока в Норе сидеть будем все наши места займут цыгане. И на базаре, и возле метро, и на Ночлежке – везде. Мы ж их потом оттуда не выкурим.

Напоминание о цыганах словно оживило Крыс. Послышался шепот, кто-то снова тяжело вздохнул, словно декларируя безвыходное положение обитателей Норы.

Цыгане действительно постоянно давили на Крыс, время от времени пытаясь вытеснить тех с мест заработка. Милостыня, мелкая торговля на блошинном рынке, цветы с Ночлежки – горластая и нахрапистая толпа цыганок постоянно пыталась лишить Нору этих источников дохода. До последнего времени удавалось как-то поддерживать статус-кво, но неявка Крыс на рабочие места могла быть засчитана им как техническое поражение. Со всеми вытекающими отсюда неприятностями.

– И хрен мы чего потом заработаем, – выкрикнул Петрович, держась за бок, – тогда все равно придется отсюда сваливать. Или ты нас всю жизнь потом кормить будешь?

Нора уже шумела. Нора уже не хотела молча ждать спасения и не собиралась видеть в одном не весть откуда пришедшем парне своего спасителя. Нора не верила никому, и не собиралась никому верить.

– Чего там, – окрыленный такой видимой поддержкой коллег, Петрович выступил вперед и обратился уже непосредственно к Михаилу, – ты взялся неизвестно откуда, завтра, может, снова куда-то денешься, а нам тут расхлебывать! Вон, может, опять памяти лишишься, как…

Последнее «как» прозвучало уже в полной тишине. Увлекшийся Петрович не заметил, что Крысы замолчали, как только Михаил встал со своего места.

Петрович как раз повернулся лицом к Крысам, и не видел, как Михаил приблизился к нему сзади. То, что Крысы замерли, Петрович по простоте душевной приписал своему ораторскому таланту.

– Лишишься памяти, как… – Петрович снова не смог сходу придумать сравнения для внезапной потери памяти.

Михаил осторожно поднял руку. Ирина, со стоном двинулась было к Михаилу, но Доктор удержал ее.

– Как… – Петрович снова попытался преодолеть проклятую фигуру речи.

Рука Михаила опустилась на плечо оратора. Петрович подпрыгнул на месте, схватился за свой многострадальный бок и, с перекошенным от боли и страха лицом, обернулся.

– Не надо так нервничать, – тихо сказал Михаил и улыбнулся.

Улыбка у него была искренняя и заразительная. Петрович, продолжая держаться за ребра, неуверенно улыбнулся в ответ.

– Ушибы еще болят? – спросил Михаил.

– Да, болят…

– Доктор, – Михаил, держа руку на плече у Петровича, обернулся к Айболиту, – что там у него?

– Ничего особенного, так – пара трещин, гематомы, внутренних повреждений не заметно, – ответил Доктор.

– Вы, пожалуйста, напишите на бумаге все, что нужно из лекарств для пострадавшего и для остальных, кто нездоров. Хорошо?

– Без проблем, – сказал Доктор.

– Простите, как вас зовут? – спросил Михаил Петровича.

– Чего?

– Зовут тебя как! – крикнул кто-то из толпы.

– Петровичем его зовут, Петровичем!

– А имя?

– Это… Владимир, – выдавил из себя ошарашенный Петрович, имя у которого в последний раз спрашивали при составлении протокола.

– Владимир Петрович, я очень благодарен вам за совет. Я действительно упустил это из виду и мог допустить ошибку. Спасибо вам большое. Я надеюсь, что вы и в дальнейшем сможете мне помогать своими советами. И я надеюсь, – Михаил сказал это громко, чтобы его услышали все, – надеюсь, что вы все поможете советом или делом.

Нора удовлетворенно заворчала. Нора была довольна. К ней обратились уважительно. Непривычно уважительно. А то, что к одному из них, неприятному и нелепому Петровичу, обратились по имени-отчеству вызвало у всех странное чувство – гордости и зависти. Крысы не отдавали себе отчета, но каждый из них захотел оказаться на месте Петровича.

– Я, кстати, хотел посоветоваться с Вами, – Михаил шагнул к Старому, и круг Крыс, лишившись центра, распался как-то сам собой на небольшие кучки, оживленно и успокоено обсуждавшие происшедшее.

Кто-то из Крыс подошел к Доктору, чтобы обсудить внезапно открывшиеся перспективы медицинского обслуживания.

Только Тотошка остался не у дел. Он с потерянным видом смотрел по сторонам, болезненно переживая свою внезапно открывшуюся ненужность. Обидно, еще утром Тотошка был в центре внимания, а теперь героем стал Петрович.

И никому из Крыс не пришло в голову даже мысленно усомниться в праве Михаила на покровительственный тон. Запугать Крыс было очень трудно. Рано или поздно, они бы все равно пришли в себя, благо, желающих попугать обитателей Норы, всегда было более чем достаточно. Покровительственный тон был для Крыс не оскорблением. Он был, скорее, экзотической, непривычной лаской. Как если бы кто-то не пнул бродячую собаку, а просто разрешил ей быть рядом с собой. Просто потрепал ее по загривку.

Краем глаза Тотошка заметил, что его сожительница направляется к тайнику, в котором были спрятаны доллары Михаила. Сердце у Тотошки екнуло. Он оттолкнул в сторону кого-то попавшегося на пути и почти бегом настиг Ирину:

– Ты чего?

– Ничего! – громко ответила Ирина на свистящий шепот сожителя.

– Сдурела совсем? А если кто увидит?

– Что увидит? Что я эти деньги хозяину отдаю?

– Чего? Михаилу?

– Михаилу.

– Так мы же…

– Мы же! – Ирина отбросила в сторону ржавую канистру и рывком вытащила из земли бутылку.

– Ну, Ира! – жалобно прошептал Тотошка.

– Не могу я, – сказала Ирина, – боюсь я его!

Бутылка разлетелась на осколки, Ирина подняла с земли скрученные в трубочку купюры.

– Ну, пожалуйста! – простонал Тотошка.

– Ты разве не понял? – спросила Ирина.

– Чего? Чего это я должен был понять?

– Одержимый он, – Ирина прошептала это в самое лицо сожителя. – Дьявол в нем. Вот чего!

Тотошка попятился.

– Ты не видел, что с ним было ночью. А мы с Айболитом все видели. Все. Дьявол в нем. И деньги эти – тоже от дьявола. – Ирина держала доллары двумя пальцами вытянутой перед собой руки.

Тотошка промямлил что-то неопределенное.

– Думаешь, совсем я рехнулась? Думаешь, в дурку меня нужно? Да?

Тотошка неопределенно повел головой, не отрывая взгляда от воспаленных сухих глаз Ирины.

– Не веришь? Ты тогда с Доктором поговори. И еще, пойди к метро или к клубу, послушай, что люди говорят об этой ночи.

– А чего говорят?

– Не знаю. Ты пойди и послушай. А я ему деньги отдам.

– Х-хорошо, – неуверенно протянул Тотошка.

– А потом… – Ирина снова перешла на шепот, – сходишь со мной к отцу Варфоломею?

– Зачем?

– Сходишь?

– Чего там, схожу.

– Хорошо. А пока оденься аккуратно и сходи к клубу, послушай, – Ирина пошла к Михаилу, о чем-то оживленно разговаривавшему со Старым.

Тотошка посмотрел ей вдогонку. Сошла с ума. Сошла с ума. Парень как парень, ничего в нем нет такого страшного… Тотошка осекся. Он увидел, с каким выражением лиц смотрят на Михаила Крысы. Внимание, счастье, готовность сделать все, что будет приказано, – все это было смешано в равных пропорциях.

Словно холодной водой обдало Тотошку. И его тоже охватило странное чувство, не предчувствие опасности, а просто страх, неопределенный страх, ночной кошмар, непонятно как выживший в свете дня.

* * *

А в клубе тоже было неспокойно. И тоже вся суета проистекала от одного человека, пришедшего со стороны. Капитан Гринчук работал. Работал старательно, с огоньком и желанием. До полудня он успел переговорить почти со всеми, кто на тот момент был в клубе.

Браток после неприятного разговора во дворе предпочел бы держаться от мента подальше, но Гиря на минуту вызвавший его к себе в кабинет, в двух-трех энергичных выражениях предписал Братку неотвязно следовать за Зеленым и всячески ему содействовать в раскрытии ночного происшествия.

В чем конкретно могло заключаться это самое максимальное содействие, Браток представлял себе слабо. Он уже раз двадцать успел предложить оперу позавтракать или пообедать, раз десять приносил ему воду и, совсем теряя над собой контроль, раз за разом предлагал некурящему капитану закурить.

Но Гринчук на все усилия Братка внимания не обращал.

Зацепив очередную жертву, капитан методично обставлял ее вопросами, внимательно выслушивал ответы, помогая местным интеллектуалам продираться сквозь дебри всяческих «типа», «это», «в натуре».