Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов

Менатеп горестно взвыл и принялся за новое гимнастическое упражнение: раскачивался, стоя на четвереньках, взад-вперед и бился головой о колонну. С потолка галереи что-то, шурша, осыпалось.

— Колян, дай плеер, — кивнул Женя. — Че там у тебя?

— Луи Армстронг. Сам не знаю, че это меня на него пробило, но у меня только два диска, а в здешних краях верно, с музыкой на компактах тяжело.

— Да никак, — уверил его Женя и, сделав важное лицо, прослушал знаменитую композицию «Let my people go». Он свел брови на переносице и втянул губы трубочкой, стараясь выглядеть максимально суровым. Глядя на него, Колян давился от хохота.

Снимая наушники, Женя как бы ненароком поднес один из них к пухлому уху пастофора Менатепа. Хриплый рык великого чернокожего джазмена камнепадом низвергся на скорбный слух жреца. Тот всхлипнул и шарахнулся о колонну.

— Боги суровы, но милостивы, — быстро сообщил Женя, боясь, что тот разобьет себе башку. — Ты должен вознести богатые дары, а бык Апис уже завтра должен быть возвращен в свое священное стойло.

И все трое отправились к сынам Аписа, среди которых затесался и сам священный бык. Причем весь путь пастофор Менатеп преодолел на четвереньках, мотивируя свой способ передвижения тем, что не смеет стоять в присутствии столь могущественных особ, сопричастных богам и их воле. Женя и Колян, обрадованные неожиданным поворотом событий, с трудом сдерживали смех, глядя на курбеты и галоп сознавшегося воришки.

Вскоре они явились в стойло к Апису. Это был здоровенный черный бык без малейшего налета святости. Он косился на вновь прибывших мутным лиловым глазом и слабо мычал.

— Мы сделали ему несколько рябых отметин на боках краской, купленной в Танаисе, — чуть не плача, пояснял пастофор, — потом закрасили священное белое пятно на лбу и серповидную отметину на боку, посвященную богу молодой луны Яху… За это чудовищный Алт, зверь с головой льва и телом крокодила, будет пожирать меня в иной жизни!.. Мы подпилили ему рог, укоротили хвост и… — Стоя у задних ног Аписа, он нагнулся, и оба друга тотчас поняли, каких бычьих органов касались корректировки, внесенные пастофором Менатепом. Женя поспешно уточнил:

— Ну, вы ему хоть не все откочерыжили?

— Н-нет.

Колян, не удовлетворившись ответом, наклонился со словами:

— Нет, ну если вы из него вола сделали, то жрец Тотмекр тотчас же догадается… Да-а-а!! Тут сложно что-либо испортить.

— А что такое? — спросил Женя, стоявший на некотором отдалении.

— Не знаю, по каким признакам жрецы избирают своего священного быка, но только… помнишь такой анекдот про моряка?

— Египетский?

— Какой, к хренам, египетский!!! Русский! Приходит моряк к доктору, говорит: «Доктор, тут мне член прищемило, почти весь оторвал! Посмотрите, можно что-нибудь сделать». Посмотрели. Доктор говорит: «Ну что вы так волнуетесь, он, конечно, поврежден, но ничего, заживет! К тому же он у вас о-очень приличных размеров! А вот тут что за татуировка? „ОЛЯ“? Жена, что ли?» Моряк и говорит: «Доктор! Это все, что осталось от надписи „Доблестным матросам Балтики от моряков СевастопОЛЯ!!!“

— Ясно, — с опаской произнес Афанасьев, косясь на огромного быка в стойле. — А скажи, как тебя… Сибнефть… а-а, Менатеп!.. вот скажи, сумеешь ли ты вернуть ему прежний вид?

— Если будет ваша на то воля!.. — Жрец принялся ползать по полу, по понятным причинам не блиставшему чистотой.

— Будет! — сказал Афанасьев, зажимая нос. — Но если завтра утром Апис не окажется в своих покоях, то берегись, о пастофор! Боги не простят тебе!

Менатеп принял униженную позу, похожую на ту, что применяют борцы, становясь в партер. Оба обладателя амулетов синхронно плюнули и вышли из стойла под аккомпанемент дружеского мычания Аписа и его потомства.

Очутившись во дворе храма, Колян спросил:

— А как это вышло, что этот прожженный тип сознался? Что-то он не похож на простачка.

— А очень просто. Надо благодарить дедушку Крылова, баснописца. Мы вышли курить. Я сказал тебе, что мы работаем, как лебедь, рак и щука, только мешаем. И машинально перевел на египетский. Это было страшным везением! Имя Менатеп переводится с одного из египетских диалектов примерно как «лебедь»… это я сейчас в папирусе уточнил… а Дедун, его сообщник, — «рак».

— А щука?

— А щука никак не переводится, не водятся в Египте щуки! Кажется… А ты тут же сказал, что нужно пойти к Тотмекру и обо всем рассказать. Вот тупоголовый жрец и подумал, что мы при помощи этих сигарет и «амулета» узнали, кто умыкнул священного бычка. Назвали имена воров: Менатеп и Дедун, «лебедь» и «рак»!

— А на хрена ему тырить и перекрашивать быка?

— Ну, чтобы напакостить главному жрецу, наверно! Что-то не поделили, а скоро приезжает фараон! Это у них похлеще ревизии будет. А мы с тобой взяли да и разоблачили этого Менатепа!

Колян потер в бритом затылке и восхищенно выругался. Семьдесят восемь килограммов золота были в кармане (если допустить возможность существования такого кармана). С полнокровным осознанием выполненного долга оба пошли к вину, томным древнеегипетским девушкам и ароматным шарикам кифи.

3

Наутро главный жрец Тотмекр увидел, что Апис (со всеми его двадцатью восемью священными признаками, включая особо выделенный Коляном) стоит в стойле и мирно жует свой завтрак. Тотмекр так умилился этому обстоятельству, что сначала перецеловал все части тела быка, а потом полез к Афанасьеву и Ковалеву с изъявлением горячей благодарности. Однако после лобызания быка его объятия и поцелуи были встречены нашими героями конечно же довольно холодно.

Тотмекр, впрочем, не успокоился, пока не перечислил всех богов Египта, чьи благословения он призывал на головы Жени и Коляна. У обоих, впрочем, было прекрасное настроение. За несколько минут до этого они получили от взяточника и лиходея, пастофора Менатепа, щедрую мзду за свое молчание. Когда же жрец Тотмекр почтительно поинтересовался, как им удалось найти священного быка и где он находился, Афанасьев показал жрецу разрядившийся коляновский мобильник и важно изрек:

— Слушай же, о жрец! Мы воззвали к богам через вверенные нам амулеты, и они ответили, где можем мы найти священного быка! Однако плата за это назначена высокая: тотчас же один из драгоценных амулетов погас, и точно так же погаснут глаза мои и навеки замкнется слух, если я расскажу тебе тайну, вверенную мне богом.

Жрец кивнул. Он всю жизнь занимался примерно тем же словоблудием, что продемонстрировал сейчас Женя, и оценил его. Тотмекр вынул из складок одеяния папирус, весь испещренный значками, и сказал:

— Вот перечень всех людей по имени Моше из племени ааму, которые живут в Верхнем и Нижнем Египте Копия списка составлена и закончена сегодня утром лучшим писцом в главном хранилище свитков Мемфиса!

— Как у них со статистикой все налажено! — восхитился Женя. Но как только он развернул папирус, то переменился в лице: свиток был весь испещрен мельчайшими значками, как засиженный мухами газетный лист. В стране Кемет проживало не так уж мало людей из племени ааму, носивших имя Моше (Моисей). Даже несмотря на успехи египетской статистики, нашим героям едва ли светило найти того, кто им нужен.

Афанасьев тяжко вздохнул. Жрец счел это первым симптомом корыстолюбия и немедля повел горе-путешественников за главной наградой.

Тотмекр, ступая неспешно и величаво, отвел двух друзей в зал с высоченными потолками, обнесенный колоннадой. Овеществленный каменный мрак угрожающе дыбился, высокомерно взирая на ничтожных людишек. Посреди зала, сияя золотыми рогами, высилась каменная статуя Аписа. Жрец подошел к дальней стене и, откинув занавесь, обнажил нишу. Блеснуло золото. В нише стояла небольшая статуя Аписа — уменьшенная копия того, что грозно высился посреди зала. Статуя была не больше двадцати пяти сантиметров в высоту, но Афанасьев, знавший плотность золота, мог представить, сколько может весить ЭТО. Тотмекр не обманул: тут было не меньше восьмидесяти, а то и все девяносто килограммов чистого благородного металла. Афанасьев невольно залюбовался тем, как грубовато-сильно и вместе с тем по-своему изящно была изготовлена статуя Аписа.

Колян же думал не об искусстве.

— Она тяжелая, жрец. Как мы унесем ее?

— Я дам вам осла. Вы довезете вашу награду до корабля… или на чем вы прибыли в древний город Аписа — Мемфис? — Не дождавшись ответа, Тотмекр с силой шмыгнул носом и тотчас же пригласил своих спасителей на праздник Аписа, который должен состояться сегодня же. Сам фараон Рамсес, чей голос правдивnote 6, почтит церемонию своим присутствием, присутствием живого бога.

Афанасьев и Ковалев переглянулись. Обоим пришла в голову одна и та же мысль: если, по Библии, пророк Моисей явился к повелителю Египта и в ключе квалифицированного рэкетира предложил тому отпустить народ Израиля с подотчетной фараону территории, то, быть может, сам великий фараон Рамсес знает, где искать означенное лицо? Афанасьев призадумался, а Колян Ковалев со свойственным ему прямодушием изложил данную идею жрецу Тотмекру.