Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов

— Кто такой парасхит? — спросил Колян.

— А… это что-то вроде патологоанатома, если переводить понятия, — заметил Афанасьев, переходя на русский язык, который после глуховатого, шершавого и отрывистого языка древней земли Кемет показался неслыханно плавным и почти осязаемо сладким.

— Альдаир обессилел, — сказал Эллер. — Он не может идти. Его нужно унести с этого проклятого солнца.

— Если господа издалека и чужого народа, то их не может осквернить хижина бедного парасхита, — заметил Синуххет, косясь на Рахотепа и его свирепого приспешника с дубиной. — Во имя светлого Ра, чьи лучи освещают и хижину бедного парасхита, и сияющий дворец великого фараона Рамсеса, осмелюсь предложить свое гостеприимство. Моя хижина в тридцати шагах отсюда. Вон она, смотрите все! Моя жена и матерь ее, старая Мааткахх, будут рады таким гостям!

От наглости местного люмпена Рахотеп и египетский вышибала с дубиной словно проглотили языки. Рыжебородый Эллер махнул рукой и сказал Афанасьеву по-русски:

— Да по мне, хоть в хлев, но Альдаира нужно унести с солнца и напоить. Да и мне бы прилечь. Переведем дух у этого червя, а потом видно будет.

Женя махнул рукой. Рахотеп в ужасе воздел руки к небу, словно призывая всех богов разделить его ужас: как, идти в исполненное скверны жилище парасхита!! Впрочем, непритязательным Эллеру и Альдаиру было все равно. К тому же не так давно они сами мало чем отличались от парасхита Синуххета по степени чистоплотности…

— Меня одно смущает, — усмехаясь, сказал Колян Ковалев, — что нашему божку Альдаиру пока что рановато к местному патологоанатому, куда его поволокли… Д-да! Дела! Слышь, Афанасьев, а мы в натуре в Древнем Египте? Как-то… в голове не укладывается.

— А что? — пожимая плечами, ответил Афанасьев. — Ты же сам говорил, что у тебя на мобиле написано: нет приема. Ладно! У нас не так много времени. Эй, как тебя… любезный Рахотеп! А пожрать у вас в храме есть?

2

Верховный жрец храма, посвященного богу Птаху, славный Тотмекр, пребывал в печали. Боги определенно гневались на него. Еще недавно судьба благоволила храму. Здесь жил священный бык Апис, земное воплощение бога Птаха — покровителя искусств и ремесел. Земное воплощение, правда, имело скверный характер и забодало четырех слуг, прежде чем его удалось вышколить и выдрессировать для церемоний, посвященных богу Птаху, — шествий, возглавляемых священным быком Аписом. Мало кто знал, что величавая походка быка была выработана лично Тотмекром. В свое время жрец отбил все руки и ноги о бока упрямой твари, прежде чем она стала повиноваться приказам. Если бы те, кто приносил свои богатства в храм во славу священного Аписа, видели, сколь ревностно учил быка Аписа жрец с помощью палки и кнута, — Тотмекра разорвали бы на куски за такое святотатство!

«Лучше бы разорвали, — думал верховный жрец, — церемония послезавтра, и если боги не ниспошлют мне решение, то придется мне безвременно встретиться с предками в загробной жизни!»

Вошел прислужник Рахотеп. Он был взволнован, и на этот раз явно не жратвой или новой любовницей — что традиционно волновало сердце храмового прислужника.

— Что? — Тотмекр повернулся к нему.

— Отец мой, к вам чужестранцы. Согласно вашему повелению мы занимались приготовлениями к погребению главного астролога…

— Что за чужестранцы? — прогремел верховный жрец. — Я же велел не пускать ко мне никого и никому не являться в мой покой! Повеление мое распространяется и на тебя, бессмысленный выкидыш жабы! Какого Сета ты сюда приперся, сын шакала?

Жрец Тотмекр славился крепостью выражений во гневе. Это нисколько не смутило Рахотепа, хотя он с готовностью выказал все признаки смятения: упал ниц перед Тотмекром и облобызал ему ноги. После чего поднял голову и подал на ладони золотое кольцо, второе, полученное им от предусмотрительного Коляна Ковалева:

— Они из дальних земель, белокожие, белозубые, сразу видно, что высокого рода. Посмотри, отец мой, как сработано это кольцо! В стране Кемет не видано подобного мастерства!!

«Вот как, — подумал жрец, беря кольцо и пробуя его сначала на зуб, а потом засовывая в складки своего одеяния, — быть может, эти чужестранцы из дальних земель сумеют разрешить и ужасную тайну, что ниспослали мне боги и которую храню в себе вот уже вторую луну? Кто знает…»

— Сколько их? — спросил жрец.

— Двое, отец мой. Еще двое… — Рахотеп едва не ляпнул, что еще двое остались в хижине у парасхита Синуххета, но вовремя опомнился: сказать такое египтянину — это все равно что объявить, что яства, поданные к обеду, только что вынули из зловонной кучи, куда гадят верблюды. — Еще двое остались у вод Великого Хапи, о великий жрец. Быть может, так велят им боги их дальней земли!

Такое объяснение вполне удовлетворило жреца Тотмекра. Он приказал призвать чужеземцев к себе.

Храм произвел на Афанасьева и даже на Коляна Ковалева сильное впечатление. Единственная дорога к нему вела от берега Нила через аллею сфинксов. Храм, обнесенный высокой каменной стеной, располагался на возвышении. По обе стороны просторных ворот возвышались массивные четырехугольные пилоны, украшенные рельефами. Перед ними высились высеченные из гранита фигуры фараона на троне. Огромные «иглы фараонов» — каменные обелиски, испещренные иероглифами, вонзались в небо.

Войдя в огромный внутренний двор, окаймленный с обеих сторон колоннадой, они увидели величественный храм. Колян даже присвистнул и произнес:

— Круто! Хотел бы я иметь такую хату!

— Только не скажи это верховному жрецу, — холодно предупредил его Афанасьев, — не думаю, что он вместе со своим патроном, богом Птахом, придет в восторг.

— Заметано, — буркнул Ковалев.

Их ввели в просторную комнату со стенами, снизу облицованными фаянсовой плиткой, а сверху оштукатуренными и покрытыми росписью. У дальней стены виднелись деревянные полки, заваленные свитками папируса и восковыми табличками. Большой стол, высокое ложе, застеленное шкурой пантеры, изголовье в форме полумесяца, несколько стульев и скамеечка для ног довершали довольно скромное убранство этой комнаты, освещенной тремя лампами. Лампы имели форму взлетающих птиц и были наполнены касторовым маслом.

Верховный жрец и его гости уставились друг на друга.

У жреца Тотмекра была гладко выбритая (согласно правилам) голова, маленькие злые глазки, от постоянного вранья сошедшиеся на переносице, и мелкие неприятные черты лица — за одним исключением. Этим единственным исключением был огромный крючковатый нос, совершенно подавлявший остальные черты лица. Однако же вместо прилагающегося в комплект ко всему этому добру сухонького тельца с короткими кривыми ножками у Тотмекра было огромное массивное туловище. Жрец был очень высок и необъятен в плечах. Под тонкой, практически безволосой смуглой кожей ходили бугры огромных мышц, более приличествующих каменотесу, нежели приближенному к богам. Однако в целом жрец Тотмекр производил вполне благообразное впечатление. На нем было просторное одеяние из белого полотна, ниспадавшее белыми складками почти до земли. Перевязь из белой парчи, перекинутая через плечо, поддерживала одежду. Из-под одежды торчали огромные ручищи, унизанные массивными золотыми браслетами. На голой груди болтался какой-то серебряный амулет, украшенный жемчужинами.

Облачения же Афанасьева и Коляна Ковалева были бы совсем ничего, в полном соответствии с эпохой, если б неугомонный Ковалев не прицепил к одному боку мобильный телефон, а к другому CD-плеер «Сони», наушники которого торчали в больших красных ушах покорителя миров.

Увидев жреца, он попытался поздороваться с ним за руку, но Афанасьев успел остановить его.

— Приветствую тебя, о жрец великого Птаха, — занудно начал он. — Мы прибыли из далекой земли и хотим разыскать одного человека, который живет под небом страны Кемет. Его зовут Моисей, он из племени ааму, или иудеев. Сами иудеи, наверно, должны звать его Моше, как в их священной книге Торе.

Афанасьев не вовремя вспомнил, что священная книга Тора еще, собственно, не написана и с таким же успехом он мог ссылаться на «Муму» или «Гарри Поттера». Впрочем, жрец не обратил внимания на такую мелочь.

— Моше из племени ааму? — переспросил Тотмекр. — Знавал я одного Моше, учившегося в Доме Сети, выстроенном великим фараоном Сети, отцом нашего солнцеподобного владыки Рамсеса, да благословят его боги! Знавал я другого Моше, теперь он руководит постройкой гробницы для везира Имхотепа в любимом городе Рамсеса, Цоане. Я про него мало что знаю, о чужестранцы. Если тот Моше из племени иудеев, то почему бы вам не спросить у самих иудеев? Они живут в городе Гесеме. Они знают всех меж своих родов.

— О жрец, — утомительно монотонным голосом заговорил Женя, косясь на зевающего Ковалева, который принялся играть на мобильнике в тетрис, — мы прослышали, что Моше из жреческой касты.