Зависть как повод для нежности - Ольга Маховская

– Но она же смогла.

–  У женщин нет гордости. Вас дети оправдывают за все, на всю оставшуюся жизнь. Как война оправдывает за все ветеранов.Мужчине нечем крыть.

– А как же независимость мужская? Когда плевать, что думают другие?

– Это не независимость. Это поза. И позу эту можно принимать, только когда у тебя козыри на руках. Блефуй, как тебе захочется. А когда нечем крыть, блеф усугубляет положение. Так что я молча терплю подачки от своей жены. И в благодарность за это изменяю ей.

– Но…

– И так держусь уже лет пять! – настаивал Маркин. – Может, она и ждала, что я не выдержу, прилечу, будем жить, как раньше, весело и легкомысленно. А я потому не еду, что боюсь ей в глаза смотреть. Опять начнет ждать, по ночам на плече вздрагивать, я сопьюсь. А так она, может, найдет кого-то поперспективнее. Да может, и нашла уже. Она с детства мечтала быть женой художника, музой. Бывают женщины-матери, женщины-стервы, бизнес-леди бывают. А есть музы. Такие, с воображением и рассеянным вниманием. Пока не встретят своего художника, или там писателя, или даже дворника. Придумают ему историю успеха и начнут обращаться с ним так, будто он – нобелевский лауреат. Смотрят на своего мужчину как на бога ошалевшими от счастья глазами. Сумасшедшие. И моя была сумасшедшая. Это я теперь понимаю. А тогда мне это нравилось. В самом начале раздражало. А потом я и сам поверил. Почему нет?

– Может, она была права?

–  Гений – это переизбыток таланта. В молодости его легко перепутать с переизбытком сил и сексуальной энергии.Гений обнаруживается, когда человек лишается всего – здоровья, имущества, любви, признания. Если он и тогда продолжает творить и жить. «Пока творю, живу!» – то это и есть гений. А когда тебя не покупают, ты перестаешь писать и спиваешься, то это – не талант, а крах юношеских мечтаний о легком счастье и колоссальном признании.

– И что теперь? Что дальше?

– Буду продолжать мечтать и спиваться. Потому что это максимум, на который я способен. А мужчина всегда стремится к экстремуму.

– Ты так погибнешь. Неужели в Америке нет работы для хорошего мастера?

– Есть. Но меня не возьмут.

– Почему?

– Я не говорю по-английски. Чтобы устроиться на работу, мне нужно что-то говорить. А я не могу. Да и не хочу. Чем с утра до вечера делать то, от чего тебя воротит, лучше уж одному усыхать.

Алексей вздохнул, влил в себя остатки виски и тоскливо посмотрел на Галю:

– Тебе это все не нужно знать. У тебя другая история. Другие виды на жизнь и на жительство. Но меня не забывай, приходи за советом. Я, как монах-отшельник, живу скромно, вдали от цивилизации. Много времени, чтобы думать и медитировать. У остальных сплошной экшен, движуха. Живут как на автопилоте, пока в скалу не врежутся.

Маркин говорил то, о чем думал давно. Галя поняла: это был уже мертвый человек, навеки погрузившийся в свои воспоминания.Не было у него ни планов, ни желаний, ни обид. Влюбить его в себя было невозможно. Он пережил эмоции, достаточно сильные, чтобы потерять чувствительность и интерес к более спокойным человеческим проявлениям. Как контуженный после беспорядочных военных действий, живой памятник по лучшим своим годам. Слезы затуманили ее взор. Жаль стало себя.Если вот так вот придется доживать?

– Я пойду. Не надо меня провожать. Возьму такси. Ложись, поспи. Увидимся! – добавила она для верности, чтобы отстал. А сама надеялась, что больше его не увидит.

Бежать. Просто бежать. Тут уже ничего не поделаешь.

Первый блин, то есть первый американский жених, – комом.

* * *

В гостинице, подключившись к Wi-Fi, она написала Полине:

«Поля-Полечка, привет. Мой художник из Питера оказался нищим сумасшедшим из Москвы. Он не очень много присочинил, но упустил главное – живет на содержании у бывшей жены, ничего уже давно не пишет и хотел бы вернуться, да стесняется. Как все сумасшедшие, говорит интересные вещи, например о женщинах-музах, тоже сумасшедших, которые верят в гений своего избранника вопреки фактам и здравому смыслу. Любовь, по его версии, это общий бред, разделенный на двоих, которые в нем заинтересованы.Из такого бреда трудно выйти, потому что он включает в себя все – чувства, мысли, фантазии. Это болото, топь, в которой можно только висеть мертвяком. Вот он и висит. Жена его тоже в бреду, если, воспитывая сама двоих детей в Москве, посылает ему деньги в Америку. Наверное, она на что-то надеется, не понимает, в каком он состоянии. Ей необходимо разобраться в себе и начать, наконец, собственную жизнь. Без комплекса вины. Думаю, лучше ей потратить деньги на хорошего психолога, чем на безнадежного мужа. Я ее найду по Сети и дам твой телефон, пусть сама решает. Не отказывайся. Ты умница, и ей мозг вправишь, и денежку заработаешь».

Та ответила:

«Я знала, Галя, что поиски хорошей жизни за океаном – это проклятие всего женского рода.Художники вообще не вариант для семейной жизни. Как бы мы ни восторгались талантом мужчины, его духовностью, даже я, идеалистка, понимаю, что несчастье – состояние, как ржавчина, съедающее все: мозг, сердце, глаза. Человек без надежды не сможет творить. Я боюсь несчастных людей. Вокруг меня их достаточно. Отец, мать, да и я сама. Береги себя. Правильно, что сбежала. Он найдет кого-нибудь еще, не пропадет».

Галя:

«Непризнанный гений – это же подарок для многострадальной русской женщины,у которой все тогда срастается: она полюбила гения, его не признали. Общее горе заменяет любовь. Я бы так не смогла. Я готова счастьем поделиться, а горе – исключение из правил, не про меня».

Полина:

«Не дождавшись любви, люди ищут ей замену.Человеку нужен оправдательный приговор, легенда о непреодолимых обстоятельствах, которые помешали ему стать счастливым. Чтобы больше не мучиться, не тянуться к солнцу, плюнуть на эту любовь и отказаться от мечты. Думаю, все хотят особенной жизни.Уж лучше быть по-особому несчастным, чем прожить серую жизнь. Так?»

Галина:

«Принуждать к любви несчастного человека – это как заставлять глухонемого петь. Он рвет глотку, потому что ему в детстве рассказали сказку о том, что счастье – петь. А оказалось, что счастье – это молчать вместе с кем-то.

Вот я и ищу того, с кем мне будет так хорошо, как будто я босиком по траве иду. И это должен быть очень довольный жизнью мужчина. Может, и не богатый, но счастливый. Хотя вряд ли такой мужчина будет бедным. Скорее, он будет женатым».

* * *

Полина никак не могла понять, кто ей больше нравится. Потапов пугал ее своей профессией, такой немирной, опасной, даже жестокой. Но привлекал преданностью и искренней любовью. Она видела его сияющие глаза, это согревало и успокаивало. Говорил он какие-то глупости, но очень приятным голосом, так что если прищурить глаза и прикрыть уши, то лейтенант становился мелодично вибрирующим облаком теплых и радостных эмоций.

Сергей пугал своей резкостью, внезапностью поступков, смысл которых Полине был не совсем ясен. Как всякая женщина, не видящая темных сторон личности, она пыталась приписать бывшему мужу Галины благородные мотивы, искала в его поступках и словах проявления страданий и любви, но не была до конца уверена в том, что правильно его понимает. Если бы понимала, если бы они настолько совпадали, что не понадобились бы объяснения, Сергей обязательно испытал бы к ней чувство благодарности…

У женщин благодарность – предтеча любви. У мужчин – начало зависимости.Полина об этой разнице пока не знала и не понимала, почему он демонстрирует холодность и раздражение, вместо теплых чувств и восторга? Не мог он просто так ею воспользоваться. Не мог не заметить разницы между ней и Галиной. Не мог мстить ей за жену! Любовь это была или женское тщеславие, зависть, но Полина мучилась. Она старалась быть честной с собой. Завидовала Гале, но не тому, что она в этой заветной для многих людей Америке, а тому, что у нее была такая чудесная дочка и такой красивый муж. Мужчина, который страдает по своей жене, особенно интересен, потому что кажется, что и по тебе он бы тосковал точно так же. Когда перед глазами мечтающей о любви девушки разворачивается настоящая семейная драма, это дразнит воображение, будит желание вмешаться в сюжет и стать главной героиней.Но в том-то и дело, что Полино амплуа не позволяло ей оказаться в эпицентре страстей. В отличие от Гали она боялась проявлять свои желания, к тому же и не знала их толком, потому что отчетливыми и сильными они становились, только когда она их замечала у других людей. Вот тогда и ей хотелось «такого же».