Зависть как повод для нежности - Ольга Маховская

Полина встретила подругу в растрепанных чувствах. Она вышла встречать Галю, как только услышала, что ключ поворачивается в двери. Поля непричесанная, в стареньком халате, который она надевала только во время уборки, нервная.

– Я уже хотела тебе набрать. Сегодня по «Скайпу» звонил Рабинович. Он звонил, звонил, я не выдержала, ответила… – огорошила она с порога.

– Зачем? – после Никиты с его клопами Галю эта новость не очень удивила. Хотя сердце екнуло.

– Ну, извини. Ему же что-то нужно было, срочное, – оправдывалась за свою суетливость и то, что ответила на вызов.

– Что ему может быть нужно срочного? Секс по Интернету? Что он сказал? – Галя переобулась в домашние тапочки и потащила сумки с продуктами на кухню. Она тоже собиралась произвести впечатление. Первыми на стол посыпались пачки с колбасной нарезкой – для их бесконечных, как разговоры, бутербродов.

– Ничего не сказал. Сказал, что должен с тобой поговорить. Он летит в Москву по делам турфирмы. И хочет встретиться, – торопливо сообщила Поля. Глаза ее разбегались: – Ох! Икорка!

– Ну и где же мы с ним встретимся? – пожала плечами Галя. Она попрощалась с Рабиновичем и больше не хотела возвращаться к этой истории. Эпизодический секс ее не интересовал.

– Не знаю, можно у нас… Только днем, ладно? – робко предложила Поля. Она не хотела мешать подруге, ее экспериментам, чувствам, авантюрам.

– Я даже не знаю, о чем с ним говорить, – успокоила ее Галя.

Как-то некстати он нагрянул. Равновесия сейчас и без того не хватает. Она была немного обижена то ли на Рабиновича, то ли на судьбу за то, что ей пришлось выступать в роли случайной партнерши. Больше она этого не хотела.

– Ну не выгонять же человека… – Поля не понимала, почему Галина еще совсем недавно вспоминала свой тур в Израиль и встречу с Рабиновичем, заливаясь смехом, а теперь вдруг посуровела, стала такой принципиальной, даже агрессивной. Да она и сама не знала, почему ее несло, только обида оказалась на этот раз сильнее любви и слабее гордости.

– О, может, тебе и этот понравился? Только я не сказала… Предупреждаю: он женат. Девушками избалован. Веселый человек, – воздала Галя должное своему возлюбленному, но тему развивать была не расположена. Она думала о будущем, а Рабинович был вчера. И если нет шанса быть вместе, нужно вести себя по-взрослому.

– Я подумала: может, он по тебе скучает, – сказала Полина, помогая распихивать продукты по полкам в холодильнике.

– Может, и скучает. Но замуж не возьмет. Он свое еврейское счастье ни на что не променяет. Я это про них поняла, а у нас своя гордость. Мы тоже семьи хотим, а не блядства.

– А я ему наш адрес сказала… – призналась Поля наконец. Знала, что глупость сделала.

– Да ты с ума сошла! Не верю! Что, вот так взяла и назвала адрес?

В раздражении Галя отбивалась, давая понять, что подруга переходит границы. Села, опустив руки, и аппетит и азарт пропал.

– Вот ты бы смогла увести отца у детей? Знать, что там дети, которые любят своего папу, и все равно увести? – с упреком, глухо спросила, не глядя в глаза.

– Но ты же развелась, своего, получается, не пожалела, а чужих – запросто, – заметила Поля.

– За своего я отвечаю. Кто принимает решение, тот и отвечает. Это справедливо. А когда один принимает решение, а потом ставит перед фактом другого, это нечестно. Не может судьба ребенка зависеть от чужой тети. Что я скажу чужому ребенку, когда он вырастет и спросит: «А по какому праву вы увели моего папу?»

– Скажешь, что вы полюбили друг друга, – нашла простое решение Поля. Она задумала вдруг картошку чистить, чтобы пожарить на ужин.

– Детский сад. Не такое подлое чувство любовь, чтобы обзывать им все подряд.

– Значит, если люди ошиблись однажды, они должны быть вечно прикованы к семье? – провоцировала Полина. Она отвернулась к раковине, а спиной к Гале было говорить спокойнее.

– Значит, что, если есть воздух, чтобы детеныш дышал и радовался, можно и потерпеть. А если он растет, а пространство не увеличивается и перспектив никаких, нужно грести лопастями, толкать его вперед, осваивать новые вселенные. У меня вот в детстве вроде все было, не хуже, чем у других. А когда подрастать стала, тесно как-то, неуютно, страшно, тоскливо стало. Ой, думаю, задохнусь. Ой-ой-ой… еле дождалась, пока школу окончу, и в Харьков умотала. Там хоть побегать по просторам, погулять, поглядеть на что-то новое, поудивляться, руками потрогать. Такая большая планета, а мы живем, как в катакомбах. Почему мы такие темные, а?

– Это у тебя комплекс провинциалки. А мы тут всего наедаемся. И когда вырастаем, нам хочется, чтобы нас в покое оставили. Не все могут этими возможностями и свободами насладиться. Я вот тоже хотела бы на свежем воздухе, в тишине пожить.

– А поедем летом? Только и всего – на поезд Москва – Полтава сесть. Летом вишни сочные, вот такие, как грецкие орехи. Накупаемся. Только тебе скучно там будет. Там петух – самое громкое, а все остальные только шуршат и поют. Эх, все хотят быть счастливыми и праведными, но не у всех получается. Человек всегда хочет невозможного и недоступного, через забор перелезть и посмотреть, что там? Чужие яблоки слаще. Хлеба чужие мягче. И дети чужие умнее и красивее.

– И мужья чужие интереснее… – сокрушалась Поля.

– Да, но красть все-таки нехорошо. Если только кто выбросит за ненадобностью, а? – подмигнула подруга подруге.

– Ну, если так, скажи ему, чтобы не заезжал. Я-то думала, ты будешь рада.

– Послушай, Полечка, мне нужно с тобой поговорить. Как твой Потапов? Вернулся с задания живой?

– Живой, – пожала та плечами.

Уже за столом, жадно жуя, Галя открылась:

– Я про себя поняла, что мне романчики как-то не по фасону, не мой стиль. Ну, гульнула, было сладко. Но не могу я с ребенком так жить, как птичка. Всем нужна, но никому конкретно. Мне с ним встречаться – только душу бередить. Лучше бы и не знать…

– Ты хочешь вернуться к Сергею?

– К Сергею мне уже не вернуться. Это не дело – туда-сюда ходить. Разбитую чашку не склеишь. Я понимаю, всем было бы лучше, если бы я замуж вышла. И мне тоже! Но я не могу, вырвавшись из одного застенка, сразу, не оглядевшись, в другую тюрьму сдаваться. Я пока на других мужчин обижена, чувствую камень за душой, тяжко. Как же можно, я не пойму, видеть перед собой слабую, растерянную женщину и не помочь, не прикрыть? Ведь мы же постоянно заботимся то о детях, то о мужьях. Почему нас кормят и пестуют только для койки? А так, по-человечески, не жалко. Я не знаю, как ты, а я себя скотиной чувствую иногда. Не больше.

Галя откупорила бутылку вина. Поля взяла бокал, спросила:

– Кто тебя сегодня обидел?

– Они не обижают, они не дают развернуться, – пригубила Галя, но и пить не хотелось. – Мне же тоже хочется выкладываться на все сто, показать класс. Но от женщины никто ничего не ждет. Мужчины зевают, уже когда думают о том, что снова придется встречаться. А если ты делаешь или говоришь что-то интересное, первое, что он думает: «У какого мужика она этому научилась? О, у нее хорошая память! У нее кто-то есть…» Я хочу, чтобы мне платили по-человечески за очень хорошую работу. Но им даже в голову не приходит, что я могу делать что-то хорошо. Ну, думает мой начальник, может, где-то она и ничего, в койке, например, но не у меня… Ну и буду ей платить три копейки…

– Галя, тебе не заплатили? – тревожно спросила Полина.

– Да нет. Вот за квартплату, и еще хочу тебе дать на всякие расходы пятерочку. Пока пятерочку. Ты приносишь ужины из детского садика, но можно что-то покупать по дороге. Бери-бери. Да мне правда все оплатили, – подсовывала она деньги. – Я могла бы зарабатывать больше, это же важно. Я даже не знаю, что бы я делала, если бы мне пришлось снимать квартиру.

– Об этом ты можешь не волноваться, у тебя есть дом. – Полине легче было испытывать неудобства, чем признаться в них близкой подруге. В конце концов, не вечно же так будет? Кто-то из них выйдет замуж, и они разъедутся. А пока ей нравилось чувствовать себя немножко мамой и очень серьезной женщиной.

– Ну, давай помою чашки.

Прощупав почву, Галя зашла с другой стороны:

– Я понимаю, что перегибаю палку… И тебе не совсем приятны могут быть мои фантазии. Но отпусти меня в Америку. Я серьезно.

– Прямо сейчас?

– Не сейчас, но через пару недель, не позже. Мне нужно торопиться, я же не могу у тебя все время жить.

– Да живи ты сколько хочешь.

– Понимаешь, мне нужен месяц, чтобы сориентироваться. Я очень хочу взять с собой Светочку. Но он ее так просто не отдаст. И пусть, имеет право. А потом я ее выкраду. И увезу. В Штаты. – Глаза Гали горели, она была одержима своей новой идеей.