Эллигент - Вероника Рот

– Ничего. Вы тоже пережили нечто похожее, ребята, – говорит Нита. – Я имею в виду Джанин Мэтьюз.

– Почему они не прекратили эксперимент и у нас? – восклицает Трис.

– Возможно, этим все и кончится, – отвечает Нита. – Но Чикаго принес реальные результаты. Это – первый город с фракциями.

Я убираю ватный комочек со своей руки. На месте, где игла проткнула кожу – крошечная красная точка.

– Я бы выбрала лихачей. Но наверняка бы струсила, – улыбается Нита.

– Ты была бы удивлена тем, сколько смелости появляется, когда тебе по-настоящему это нужно, – серьезно сообщает Трис.

Я чувствую сердечную боль. Трис права: отчаяние заставляет человека ходить по краю пропасти.

Мэтью возвращается примерно через час. Он надолго садится за компьютер. Несколько раз он произносит что-то вроде «хм!» или «о!». Чем больше времени проходит, тем сильнее я напрягаюсь, пока мне не начинает казаться, что мои мышцы совершенно окаменели. Хочется услышать что-нибудь определенное, конкретное. Наконец, Мэтью разворачивает монитор прямо к нам.

– Программа представляет данные в понятной форме. Это – упрощенное изображение молекулы ДНК, принадлежащей Трис, – объясняет он.

На экране – мешанина из линий и цифр. Что-то помечено желтым и красным. Я не могу уловить в картинке смысл. Похоже, это выше моего понимания.

– Желтым и красным выделены здоровые участки макромолекулы. Мы не увидели бы их, если бы гены были повреждены, – увлеченно вещает Мэтью.

– Что-что?

– Изображение также свидетельствует, что найден генетический трекер. Мы можем заключить об осознанном поведении Трис во время симуляций. Сочетание генов, ответственных за осознанное моделирование своего поведения, – именно то, что я ожидал от дивергента. Теперь перейдем к странному.

Он снова прикасается к экрану, и паутина из линий и цифр меняется.

– А вот карта генов Тобиаса. Трекер показывает, что он может осознанно моделировать свое поведение, но у Тобиаса нет здоровых генов, которые есть у Трис.

Мое горло мигом пересыхает, и я чувствую, что услышал плохую новость.

– И что это значит? – хриплю я.

– Ты не дивергент, – заявляет Мэтью. – Твои гены по-прежнему повреждены, но в тебе есть аномалия, которая позволяет тебе быть в сознании во время симуляций. Другими словами, ты действуешь как дивергент, хотя на самом деле им не являешься.

Значит, я не такой, как Трис.

Слово «поврежден» давит на меня, как свинец. Думаю, я всегда подозревал, что со мной что-то неладно, но был уверен, что это из-за отношений с отцом и матерью. Они подарили мне боль в качестве семейной реликвии, передававшейся из поколения в поколение. А то единственное хорошее, что имелось у моего отца – его дивергенция, – мне не досталось.

Я почему-то смотрю на Ниту. Выражение ее лица мрачное, почти сердитое.

– Мэтью, – замечает она, – почему бы вам не забрать данные для анализа в вашей лаборатории?

– Я планировал обсудить их с самими заинтересованными лицами, – разводит руками Мэтью.

– Плохая идея, – голос Трис звонкий и острый, как лезвие.

Мэтью отвечает что-то, но я слышу только стук своего сердца. Он снова тычет пальцем в экран, изображение моей молекулы ДНК исчезает, а монитор становится пустым и темным. Он уходит, предложив нам заглянуть в его кабинет.

– Ничего ужасного не произошло, – твердо говорит Трис. – Ты меня понял?

– Ты не можешь указывать мне, что имеет для меня значение, а что – нет! – громко отвечаю я.

Нита возится на столе, хотя там все в идеальном порядке.

– Нет! – кричит Трис. – Ты такой же, каким был пять минут назад. Или четыре месяца назад. Или восемнадцать лет назад. В тебе ничего не изменилось. Абсолютно ничего.

– Короче, это вообще ни на что не влияет? – ору я. – И правда не имеет никакого значения?

– А что такое правда? – фыркает она. – Какие-то люди утверждают, что с твоими генами что-то не так, и ты им сразу веришь?

– Ты сама видела, – киваю я на экран.

– Я знаю, кто ты, – возражает она.

Качаю головой и отвожу глаза.

– Извини. Мне нужно пройтись. Увидимся позже.

– Тобиас.

Я чувствую, как груз внутри меня уменьшается, как только я покидаю комнату. Бреду по тесному коридору, который давит на мою грудную клетку, и выбираюсь в залитый солнцем зал. Небо ярко-синее. Слышу шаги позади меня, но для Трис они тяжеловаты.

– Постой. – Подошвы ботинок Ниты неприятно скрипят по плиткам пола. – Я ни на чем не настаиваю, Тобиас. Давай поговорим о повреждении твоего генетического кода? Мы можем встретиться сегодня вечером в девять. И еще… Только не обижайся, но тебе не надо приводить свою девушку.

– Почему?

– Она – «ГЧ», то есть генетически чистая. Значит, она не поймет того… Ох, мне трудно объяснить. Лучше некоторое время держать ее на расстоянии от… проблем.

– Ладно.

– Отлично, – кивает Нита. – Пока.

Смотрю ей вслед. Она бежит обратно в лабораторию генной терапии, а я разворачиваюсь и продолжаю свой путь. Сам не знаю, куда именно направляюсь, просто когда я двигаюсь, безумная информация, свалившаяся на меня за прошедшие сутки, чуть затихает в моей голове.

19. Трис

Я не иду за Тобиасом, потому что понятия не имею, что ему сказать. Когда я узнала, что я – дивергент, то восприняла это как некую тайную власть, которой нет у других. Вот что отличает меня от них, делает лучше и сильнее. Теперь, после сравнения наших с Тобиасом ДНК и картинок на экране компьютера, я понимаю, что «дивергент» – просто термин для обозначения определенной последовательности в моих генах, такой же как слова «кареглазый» или «блондин».

Подпираю руками подбородок и думаю. Люди вроде Мэтью уверены: их тесты – нечто важное. Они считают, что обнаружили признаки моего выздоровления, отсутствующие у Тобиаса. И хотят, чтобы я им поверила. Но я пока не могу. Не понимаю, почему сам Тобиас так испугался.

Наконец, выхожу из кабинета и сталкиваюсь с Нитой.

– Как он? – спрашиваю я.

– Я хотела убедиться, что он не заблудится, – отвечает она. – Резиденция – ужасно запутанная.

– Точно.

Нита довольно миловидна: высокая, но не слишком, в меру стройная, а ее кожа будто пропитана солнцем.

Не знаю, куда я сейчас пойду, главное – подальше от этой красивой девушки. Ведь она мигом помчалась поговорить с моим парнем без свидетелей.

Я замечаю в конце коридора Зою, жестом манящую меня к себе. Она выглядит спокойной, ее лоб разгладился, волосы распущены по плечам.

– Я беседовала с остальными, – заявляет она. – Мы планируем через два часа полет на самолете. Нечто, вроде экскурсии.

От страха и волнения у меня перехватывает в груди так же, как бывало, когда меня привязывали к тросу зип-лайна на верхушке Хэнкок-билдинг. Представляю, как поднимусь в воздух на крылатой машине, мощь ее двигателей, порывы ветра… А потом прикидываю вероятность того, пусть даже незначительную, что я ненароком упаду в объятия смерти.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});