Должница (СИ) - Асхадова Амина

Усмешка вырывается из моих губ. Ника такая Ника.

- Утро доброе, - щурится Давид.

И я понимаю, что пора уходить. Давид не любил, когда кто-то нарушал его пространство. Пожалуй, исключением была только я. И лишь потому, что носила под сердцем его родную кровь.

- Вы знаете, ванную все-таки стоит переделать. Отдельный вход можно соорудить, как минимум. Все-таки скоро у вас племянник родится!

С этими словами, гордо задрав голову, Ника покидает спальню Руднева.

Я поспешно ухожу следом, а мне хочется и плакать, и смеяться.

- Ника, ты правда беременна от Макара? – тихо спрашиваю я.

Мы устроились на лоджии, попивая теплый чай с видом на холодный мрачный город. Именно Ника зачастую успокаивала меня и отвлекала от тяжелых мыслей в то время, как Давид не давал никаких гарантий, и самым страшным было, если он действительно решится отобрать у меня ребенка. Ведь это - в его силах.

Я не представляла жизнь без Дикой. Именно она обещала мне быть рядом в тот момент, когда Давид - ничего не обещал. Совсем ничего. Он сам по себе был странным человеком.

- Конечно, нет. Я не беременна, - смеется Ника.

- Тогда я ничего не понимаю.

- Я хочу проучить этого Кинконга. Он ведь так и не сказал мне, было ли что-то между нами, помнишь? Он холоден, но при каждой встрече он пытается меня задеть. А благодаря вам с Давидом мы встречаемся с ним очень часто.

Это правда, теперь Макар – постоянный гость в моей жизни.

Оказалось, что Ника все это придумала. Она специально заставила Макара думать, что она беременна от него, чтобы мужчина признался в правде. Было или нет.

Сейчас для меня, постаревшей будто на десять лет после произошедших событий, их игры казались детскими и такими глупыми. Но Ника находила что-то замечательное в том, чтобы вывести из себя столь опасного человека, как Макар.

Не знаю, что происходило между этими двоими после новости, которой его огорошила Дикая, но все последнее время, когда мне удавалось видеть Макара, я находила его в довольно мрачном состоянии.

- Аля… ты сейчас оторвешь мою руку, - до меня донесся голос Давида.

Я вздрагиваю и ловлю его пристальный взгляд на себе. Я то засыпала, то уносилась мыслями в прошлое, но мы до сих пор были в самолете.

- О чем думала?

Я пожимаю плечами и кидаю взгляд в иллюминатор, рядом с которым меня посадил Давид, но встречаю там не красивые облака, над которыми мы парили, а самую настоящую землю. Жаркую, улитую солнцепеком землю без единой снежинки, которые так горько морозили кожу в столице.

Мы прилетели на острова. На дорогие, на красивые острова с прозрачной водой и белым, как снег песком. И я даже боюсь представить, в каких долгах я находилась перед Давидом за все то, что он сделал для меня.

Вмиг одергиваю себя.

Это долгое путешествие – не ради меня. А ради своей родной крови, ведь так?

Глава 27.

- Это выглядит очень странно!

В последнее время я улыбаюсь так много, что порой аж сводило скулы, а глаза болели от палящего солнца. Вот и сейчас я щурюсь от ярких лучшей, пытаясь выцепить фигуру Давида, но он утопает в лучах жаркого палящего солнца.

Но не успеваю я его найти, как словно из ниоткуда появляется его голос. Вздрагиваю от неожиданности.

- Неправда. Это выглядит как отдельный вид искусства, - убеждает он.

Я опускаю взгляд ниже. Ну и где здесь вид искусства?

Малыш растет не по дням, а по часам. Если сейчас только седьмой месяц, то каким станет живот на восьмом, на девятом?

- Но согласен, этот вид искусства очень уж большой. А вдруг мы ошиблись, и будет двойня?

Поднимаю отвисшую челюсть и встречаю насмешливую улыбку Давида. Сегодня он в хорошем расположении духа, чего не скажешь обо мне.

В первый же день после прилета я обгорела. Это было очевидно, ведь я никогда не умела загорать, да и белая кожа сама по себе обгорает моментально. Поэтому пока я лежала в номере красная, как рак, Давид не выходил из воды. Видимо, ему тоже требовалась перезагрузка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я никогда не видела такой природы. Сказочно богатой, красивой, чистой. Мы находились здесь уже неделю, но я все еще не могла прийти в себя после столь кардинальных изменений в моей жизни.

Погруженная в свои мысли, я ухожу в воду чуть глубже. Она теплая и прозрачная, я вижу под ним ноги Давида. Я отдаляюсь, но он следует за мной.

- Ты снова обгоришь, - замечает он.

- Может быть, хотя бы в этот раз ты намажешь меня кремом?

- Когда ты снова обгоришь? – уточняет.

- Разумеется, - киваю, не оборачиваясь.

- Ты готова обгореть ради того, чтобы я к тебе прикоснулся?

Оборачиваюсь, рисуя на губах улыбку. Недолго смотрю в его глаза, которые тем временем ощупывают мои плечи, лопатки, волосы… Замечаю его взгляд. И подыгрываю ему.

Ведь это был мой план. Отвожу взгляд, ступая дальше, однако…

Из груди вырывается судорожный выдох, когда чья-то сильная рука хватает меня и притягивает к себе. Давид развернул меня к себе лицом, разглядывая из-под прищура.

- Что ты делаешь?! – я вздрагиваю от опасного омута в его глазах.

- Разве ты не этого добивалась? – поднимает бровь.

Я нахмурилась. Этого. Именно этого я добивалась, но разве я признаюсь?

- Эти улыбки, эти просьбы намазать тебе плечи, а то обгорела… в который раз. Походка, взгляд, твои приемы ванной в моей квартире, после которых ты не удосуживаешься выйти в чем-то более закрытом, нежели в полотенце.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Понимаю. Но пытаюсь выдернуть свою руку из его захвата и спрятаться от его пронзительного взгляда.

- Ты ведешь игру. Опасную.

- Опасную, потому что игра с тобой? – улыбка стала моим оружием.

Давид прищурился, продолжая удерживать меня за запястье. Мой живот почти касался его живота. Твердого, мокрого и горячего от солнца.

Хочется сказать ему, что мне не пришлось бы вести эту игру, если бы они сами не загнали меня в эти условия. Условия, в которых мне приходится отвоевывать право быть матерью для своего малыша.

- Я ничего не делала, - бью невозмутимостью.

- И не лезешь ко мне? И не пытаешься нарочно коснуться? Двадцать четыре на семь ты не даешь мне покоя своими женскими уловками даже несмотря на то, что ты беременна. От моего брата.

- Но моя беременность не мешает тебе поддаваться моим уловкам. Точнее тому, что подсовывает тебе твое воображение, ведь я ни в чем не виновата, - парирую я, задрав голову.

Толкаюсь вперед, задевая его твердый торс изгибом локтя. Случайно. Также случайно отклоняясь, перебрасывая волосы за плечи. Кидаю взгляд на какого-то мужчину в стороне, делая вид, что совсем забыла о присутствии Давида рядом. Я чувствовала себя глупо и наивно, скачивая соответствующие книжки из интернета, но некоторые маленькие хитрости оттуда были действительно работающими.

- Хочешь сказать, что даже сейчас ты не пытаешься коснуться меня своим полуобнаженным телом?

Скучающий взгляд, усталый вздох и понимающие слова:

- Давид, мы живем вместе. Круглосуточно. Я ни на что не намекаю, но, может быть, твое сознание играет с тобой злую шутку, подсовывая тебе соответствующие мысли?

- Аля… - сжимает челюсти.

Его не так-то просто вывести из себя, но сегодня Давид злился. Или играл. Я все еще с трудом угадывала его эмоции, но одно я знала точно: он не причинит мне зла. Он накажет молчанием или будет злиться. Может приказать, чтобы я приготовила ему еду или постирала его вещи, относясь пренебрежительно, но я всегда чувствовала огонь рядом с собой.

Огонь, который можно было разжечь еще больше. И я этим пользовалась. Ради будущего своего ребенка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Давид, что будет с моим ребенком?

- Ты знаешь, Аля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Усмехаюсь. Он подыгрывает, грубо усмехаясь в ответ. А на своем запястье я чувствую усилившуюся хватку. И поглаживания – нежные, размеренные, в такт мягким волнам этой чистой воды.