Безымянные - Игорь Дмитриевич Озёрский

люди, которые дружны с Богом. Это что-то вроде зала ожидания на вокзале. Оттуда поезда отправляются в рай. Там души очищаются от мелких грехов и направляются дальше. А самоубийство – это прямая дорога в ад. И я думаю, что именно в нём мы и находимся.

Болли с удивлением посмотрел на Кейт, а философ поморщился.

– Я не стал бы использовать столь ограниченные понятия, – сказал Аркадий, – хотя про чистилище в христианской традиции вы сказали всё абсолютно верно.

– А может, мы в параллельном мире или… всё-таки на другой планете? – предположил гонщик.

– Предлагаю вернуться к фактам, – сказал Аркадий. – Гадать можно бесконечно. В первую очередь нужно понять, что нас связывает. Кроме того обстоятельства, что мы все мертвы. Что-то должно быть… Почему нас именно восемь? В мире ежедневно умирают тысячи человек…

– Верно подмечено, – согласился Хаим. – Но как это выяснить?

– Слушайте, – задумчиво произнёс Пауль, разглядывая себя, – а вы заметили, что на нас та же одежда, которая была… Ну… В последний момент. Странно, да?

– А то, что мы понимаем друг друга, не странно? – усмехнулся Аркадий.

– В смысле?

– Из какой вы страны, Номер Два? – всё ещё улыбаясь, спросил Номер Семь.

– Из Германии…

Кейт заметила, что не только Пауль не понимает, к чему клонит философ. Брови гонщика тоже сошлись на переносице, и это показалось Кейт забавным.

– А я из России. И сомневаюсь, что вы знаете русский. А вот Номер Шесть, я полагаю, из Азии. Не думаю, что кто-то здесь говорит на его языке, как, впрочем, и на русском.

– Я из Японии, – уточнил Кенджи. – И, кстати, знаю и русский, и немецкий языки.

Аркадий поднял брови и уважительно хмыкнул.

– Хорошо, – Хаим подошёл и встал рядом с философом. – Я предлагаю осмотреться. Мы можем сколько угодно строить догадки, где мы. Но вряд ли это поможет. Думаю, стоит изучить местность.

– Насчёт языков… – подал голос Болли Блом. – Я думаю, это как с той башней… Я забыл её название. Иностранец рассказывал, что тогда все говорили на одном языке.

– Вавилонская башня? – уточнила Кейт.

– Да! – грубое лицо Блома растянулось в улыбке. – Вавилонская башня! Люди начали строить башню, но Богу не понравилась эта идея. Он сделал так, что все, типа, перестали понимать друг друга. Я это к чему… Наверное, после смерти мы все опять говорим на одном языке.

– Всё это неважно… – перебил философ. – Смерть говорит на всех языках. Ты можешь давать вещам разные названия, но суть их от этого не меняется. Нам стоит вернуться к другому вопросу. Почему именно мы? Вероятно, ключ к разгадке нашего пребывания здесь кроется непосредственно в нас самих. Если понять принцип отбора, многое прояснится.

– Я согласен, – поддержал философа Хаим. – Но как понять? Связь может быть абсолютно любая. А может, её и вовсе нет. Вдруг это простая рулетка? А мы – как попавшиеся ребёнку жуки, которых он засунул в банку. Или Номер Восемь права, и это действительно ад. Почему бы и нет? Вероятно, в этом и заключается наша связь – в наших грехах.

– Если честно, – сказал Пауль, – мне не кажется, что я сделал что-то такое, чтобы оказаться в аду…

– Вероятно, все, кто оказался в аду, так говорят, – иронично отметил Кенджи.

– Ты не веришь в ад? – спросила его Зайна.

– Не верю. Ни в ад, ни в рай, – сказал альбинос. – Но и в случайности я тоже не верю. Как минимум, не считаю себя жуком, которого ребёнок засунул в банку. Всему есть причины. Это закон мира, закон Вселенной. И сейчас, я уверен, мы в её пределах. А значит, и здесь мы подчиняемся этим правилам. Очень вероятно, Номер Семь не ошибается, и нас что-то связывает. Нужно только понять, что именно. Убеждён – это возможно.

– Я рад, что вы согласны со мной, молодой человек, – начал философ, – но я бы не был столь… убеждён. К сожалению, далеко не всегда что-то видя и ощущая, постигаешь его истинную суть. До смерти мы не могли дать однозначного ответа, что такое жизнь, хотя она окружала нас и мы даже были её частью. Мы её видели, слышали, осязали, но при этом никогда не могли понять в полной мере. Только отдельные её проявления. И, вероятно, находясь здесь, мы точно так же не поймём, что такое смерть. Сейчас это нечто, что окружает нас. Мы его видим, слышим и осязаем, но дать этому явлению описание мы способны исходя только из собственных впечатлений. Получается, что истинность такого определения зависит лишь от нашего личного восприятия. Не более и не менее. Вот, к примеру, Номер Шесть, вы можете прямо сейчас рассказать, что ждёт человека после смерти?

– Я могу! – встрял гонщик, складывая руки на груди. – Это всё грёбаная хрень! Этот разговор ни о чём. Что нам дадут все эти рассуждения? Нужно начинать что-то делать!

– И что ты предлагаешь? – повернулась к нему Зайна.

– Не знаю… Исследовать здесь всё. Может, разделиться на несколько групп. Хотя это не самый лучший вариант…

– Дело всё в том, – продолжил философ, – что, прежде чем предпринимать что-либо, хорошо бы понимать, с чем мы имеем дело. Может, размышлениями мы ничего не добьёмся, но, проанализировав ситуацию, что-то проясним. И, возможно, это спасёт нас всех. Я бы искал ключ к разгадке нашего нахождения здесь в нас самих.

– Я тоже считаю, что торопиться не стоит, – вступил в разговор Пауль. – В любом случае обе точки зрения имеют место быть. Разделяться – точно не самая хорошая идея. Что касается закономерностей, то они тоже бывают разные. Например, законы физики, которые нам известны, не работают в субатомном пространстве. Я это к тому, что всё происходящее странно. Настолько странно, что не факт, что мы вообще сможем в этом разобраться. У человечества ушли сотни лет, чтобы постичь некоторые явления и процессы, происходящие на Земле… Может, Номер Один прав, и для начала действительно стоит осмотреться. Но, прежде чем куда-то идти, нужно убедиться, что это необходимо. Вдруг лучше всего – это остаться