Ледниковый щит и люди на нем - Джемс Скотт

Они захватили продовольствия всего на несколько недель, и опасения за их судьбу усиливаются с каждым часом, так как от них нет ни слова. Предполагают, что они скитаются где-то по обширному ледяному пространству внутри страны.

Спасательные операции ведутся с лихорадочной энергией..."

Как оказалось, 5 мая было днем кульминации - тихой кульминации, приличествующей Ледниковому щиту, которому при всех его недостатках свойственна известная величественность. Вечером 3 мая Уоткинс, Раймил и Чепмен разбили лагерь, по их расчетам, в нескольких километрах от станции. Следующее утро началось ураганом и пургой. Они решили оставаться на месте до тех пор, пока не будут в состоянии точно определить свое местоположение.

Вечером прояснилось. Было уже слишком поздно, чтобы произвести наблюдения, но, не сняв палатки, они разошлись на лыжах в разные стороны на поиски. Уоткинс и Чепмен вернулись часов в десять, Раймил в полночь. Они обрыскали порядочное пространство, но никто из них не видел никаких признаков станции.

5 мая стояла чудесная погода. Они установили теодолит и антенну для приема сигналов времени, произвели определения долготы и широты. Тщательно, никем не подгоняемый, Раймил обработал результаты. Партия находилась в полутора километрах к северо-западу от станции.

Уоткинс, Раймил и Чепмен стали на лыжи и каждый вел на поводу собаку. Они разошлись, чтобы занять места с промежутками примерно в 400 метров. Затем все трое стали подвигаться к той точке, где должна была находиться станция.

Ледниковый щит, как известно читателю, кажется плоским, но на самом деле покрыт широкими и очень пологими валами. Так как местность кругом бела и однообразна, вы склонны предполагать, что можете видеть все вокруг, между тем как на самом деле часть пространства в каждом углублении скрыта от взора. Три человека шли под прямым углом к валам. Они поднялись на вершину одного из них и все одновременно увидели перед собой какой-то небольшой темный предмет. Они бросились к нему. Очень скоро им стало ясно, что перед ними лохмотья полузасыпанного снегом английского флага. Виднелись также верхушки нескольких метеорологических приборов, но окружавшая двор стена, оба снежных дома и сама куполообразная палатка совершенно исчезли. Ледниковый щит сделал то, что всегда бесстрастно делает со всяким инородным телом - похоронил его. Без непрестанного противодействия он похоронил бы его, уничтожил все следы еще четыре или пять месяцев назад...

Только начав взбираться по склону кургана, они заметили, что медная труба вентилятора чуть-чуть выступает над поверхностью.

Уоткинс стал на колени над нею, окликнул Огаста и несколько мгновений, показавшихся очень длинными, ждал ответа.

* * *

Курто. 6 мая, среда. Пишу на нартах на пути в Базовый лагерь.

Вчерашний день был величайшим в моей жизни. В понедельник меня весь день мучила мысль о том, что 5 мая - какая-то знаменательная дата. Я не мог вспомнить, чтобы это был чей-то день рождения или годовщина какого-нибудь события, а потому решил, что должна явиться смена. Вчера (5 мая) примус испустил последний вздох, когда я растапливал снег для завтрака. Лежа в своем мешке после этой, так сказать, трапезы, состоявшей из кусочка пеммикана и маргарина, я решил, что 1 июня, если только можно будет выбраться, мне придется пуститься в путь пешком. Вдруг раздался ужасный шум, словно рядом промчался автобус, потом последовал какой-то воющий звук. Я чуть не подскочил от испуга. Неужели дом собирается в конце концов завалиться? Секунду спустя я все понял. Это был кто-то, чей-то настоящий человеческий голос, кричавший в вентилятор. Это было чудесное мгновение. Я не мог сообразить, что нужно делать или говорить. Запинаясь, я заорал в ответ какую-то чушь. "Ура!" - крикнули они. - "С вами все в порядке?" "Да, славу богу, вы пришли. Я совершенно здоров", - "Слава богу", - сказали они. То были Джино и Фредди, они радовались не меньше, чем я. Казалось, весь мир вывернулся наизнанку. Только что я лежал в темноте, размышляя, удастся ли мне когда-нибудь снова увидеть людей или попасть домой, а через секунду возвращение домой стало близко к осуществлению. Светило яркое солнце, говорили они снаружи. Определяясь по приборам, они добрались до места, отстоявшего отсюда в трех километрах, разбили там лагерь и вышли на лыжах на поиски станции. Они рассказали о многих событиях. Как оказалось, в марте Джеми, Мартин и Квинтин были где-то поблизости, но не смогли найти станцию; как только они вернулись, Джино, Фредди и Джон Раймил пустились в путь, имея с собой самые совершенные навигационные приборы, и добрались до меня из Базового лагеря за пятнадцать дней. По их словам, дорога великолепная, и я смогу ехать весь обратный путь. Услышав это, я почувствовал невероятное облегчение, так как при моей слабости я не был в состоянии идти пешком или на лыжах. Вскоре Джино пробил дыру в крыше, и я увидел ослепительный солнечный свет и голубое небо; свет слепил меня даже сквозь темные защитные очки. Мгновение спустя они спрыгнули в дыру, и мы пожимали друг другу руки и благодарили бога за то, что все кончилось благополучно. Они рассказали мне о многих полетах, совершенных зимой для поисков станции, и об авариях самолетов, о трудности передвижения на нартах вдоль побережья из-за полыней, об ужасных ураганах, отличавшихся в этом году никогда прежде не виданной силой и делавших невозможным путешествие зимой, о том, что Уэйджер чуть не погиб, провалившись в трещину, о том, как Д'Ату повредило руку пропеллером самолета, о том, что Б. и Р. поженились и уехали в Америку, о дружелюбном отношении эскимосов...

Они вытащили меня через крышу, и я почувствовал себя очень ослабевшим после того, как почти два месяца провел погребенный под снегом. Все же я смог медленно двинуться на лыжах к лагерю; но на половине пути меня встретил Джон с нартами, и дальше я ехал. Все было так хорошо, что казалось неправдоподобным. Снова очутиться в сухой теплой палатке, где ревет примус, полно еды и света. Оказалось, что я смог съесть лишь очень мало, и я не пытался заставлять себя. Я находился и все еще нахожусь в состоянии невероятного блаженства. Подумать только, что моя вера в божье милосердие так чудесно оправдалась и что теперь я с комфортом еду на нартах теплым ранним летом и возвращаюсь к добрым друзьям, которых мог никогда больше не увидеть, а затем позже летом я поплыву на юг и снова увижу У. и всех родных. Всю прошлую ночь я не в состоянии был заснуть от возбуждения. Утром, поев настоящей горячей овсянки, мы уложились и двинулись на нартах к станции, чтобы забрать все ценное.

У меня разрывалось сердце при виде того количества продовольствия, которое мы выкидывали, так как Джино и его спутники привезли пятинедельный запас, а мы рассчитывали добраться назад за восемь или десять дней. Каково мне было смотреть, как они сожгли бидон керосина - бидон, за который днем раньше я отдал бы целое состояние. Стоит чудесный ясный безоблачный день, и солнце припекает. Я удобно устроился на спальных мешках и пишу в то время, как нарты плавно скользят по снегу. Один человек идет впереди, прокладывая путь, а с последних нарт берут компасом направление на него, контролируя курс. Все флаги засыпаны снегом, так что руководствоваться можно только компасом. Это очень напоминает плавание по мертвому белому морю. Нас окружает плоский горизонт, и взору не на чем остановиться, кроме слепящего белого снега и ярко-синего неба. Мы захватили со станции "Ледниковый щит" столько добра, сколько могли увезти, не слишком обременяя себя. Конечно, многое пришлось оставить - книги, одежду и т.д. Но ничего нельзя поделать, так как мы хотим двигаться как можно скорей, а у нас большой запас корма для собак, который мы не можем позволить себе выбросить.

Хотя зимние работы были почти полностью сорваны из-за непогоды, а полет в Канаду не состоялся вследствие поломки "мотыльков", все же неутомимый Джино имел наготове множество других планов. В настоящее время Стев и Уэйджер в сопровождении дока пытаются взойти на гору "Форель". Затем, когда мы вернемся, партия во главе с Джеми поедет на нартах в Юлианехоб. Кроме этого, Джон и Фредди совершат переход в Хольстейнборг и, наконец, Джино, Лемон и еще кто-нибудь отправятся к югу вокруг мыса Фарвель до Юлианехоба и сделают съемку побережья. С меня было уже достаточно как путешествий на нартах по ледниковым щитам, так и плаваний по морю.

Трудно выразить словами то восхитительное чувство, какое я испытывал, расставшись со своей темницей под снегом, и не во сне, а наяву двигаясь домой...

* * *

Эскимосские собаки не лают. Подобно прочим собакам, они начинают с взволнованных, сердитых, угрожающих звуков, а затем для большей выразительности переходят на вой - пронзительный, дикий, заливистый, нечто вроде собачьего фальцета или, для людей, одаренных сильным воображением, аккомпанемента к неуловимой музыке северного сияния. Вой такой заразительный, что все собаки в радиусе до двух километров обязательно присоединятся к нему, такой громкий и продолжительный, что барабанные перепонки чуть не лопаются, а нервы напрягаются до предела.