Охотник (СИ) - Шнайдер Эйке

— Может быть, мне это понравится, — сказал пацан. — Надо будет подумать. Времени много.

Мать наверняка удар хватит, если младшенький подастся в наемники. Вот Гуннар посмеется, когда узнает. Хотя едва ли узнает. Как зовут-то парня? Он двинулся к ним.

— Вот эту книжку мама купила мне здесь, — продолжал мальчик. — Как раз про путешествия купца по востоку. Написана со слов человека, который его охранял. Ммама говорит, таких книг много. Люди любят хвастаться, где были и что видели, знай, записывай.

Иде подняла взгляд на Гуннара и улыбнулась. Он кивнул в ответ, присел рядом с мальчишкой.

— Так и есть. Только кто-то бахвалится в трактирах, а кто-то пишет книгу… или нанимает писца. Но и те, и другие любят приукрасить, так что я бы не советовал верить каждому слову.

Парень снова любопытно зыркнул на него.

— А как понять, чему верить?

— Самое простое — если рассказчик и его спутники герои, а все чужеземцы злодеи, как подбор. Люди везде люди, они разные. Когда только черное и белое, рассказчик или ограничен, или привирает.

— Тогда получается, что в этой книге рассказчик привирает. — В голосе мальчишки прозвучало искреннее огорчение. — Он говорит, что там, на востоке живут кровожадные племена, которые приносят чужеземцев в жертву своим выдуманным богам.

— С кем же тогда купец торговал, если там все такие кровожадные?

— Я еще не дочитал… может, не все. — Он заговорщицки понизил голос. — Вы только маме не говорите, а то она скажет, что нечего такие ужасы читать, и книжку отберет. Мне как-то нянька рассказала про медведя на липовой ноге, а мама узнала и ее прогнала. Потому что я… вы никому не скажете? Я тогда совсем маленьким был.

— Не скажу. Я тоже боялся спать после этой сказки. Только маме не говорил.

— В самом деле?

Гуннар хмыкнул. Ну да, в десять лет трудно поверить, что этакий здоровенный дядька когда-то был малышом и чего-то боялся.

— В самом деле. А что за ужасы в этой книжке?

— Вы только маме не говорите. — повторил мальчик. — Она, правда, все равно как-то все узнает, но, может быть…

Теперь Гуннар знал, как она все узнает. Но можно ли предупредить парня, не настроив его против матери? Малец ведь совсем… Может, сам увидит, дар ведь. А, может, уже видел, да не справился, а потом велели забыть…

Парень продолжал говорить, и Гуннар заставил себя вслушаться.

— В общем, там коварная чужеземка заманила в лес молодого одаренного. Его привязали к двум деревьям, потом заживо сняли кожу, и…

— Постой-ка. — Гуннар едва удержался от того, чтобы, встряхнув пацана как следует, спросить, что он несет. Опомнился. — Можно посмотреть?

Тот протянул книгу.

«Записано со слов Фридмунда, сына Тьерви, сопровождавшего за два моря купца Колльбейна, прозванного Дюжим», — красовалось на обложке. Имя писца ничего Гуннару не говорило. Он раскрыл книгу на закладке. Взгляд разом выхватил кусок текста.

«И увидев тело своего несчастного брата, бедная дева вскрикнула и лишилась чувств».

— Чушь какая, — сказал он.

— Вы там были? — ахнул мальчишка.

— Был. Фридмунд бы до такого не додумался. Писец привирает.

Хотя и Фридмунд наверняка многое присочинил, но он был мужик простой. Удвоить число врагов, утроить количество выпитого — в рамках своих представлений о доблести.

— И как все было на самом деле?

Вигдис медленно, или это ему тогда показалось, что медленно, потому что время словно остановилось, опустилась на колени рядом с телом, с силой — оно уже успело окоченеть — повернула голову брата. Долго вглядывалась в лицо: смерть разгладила его, стерев следы муки. Негромко, очень отчетливо произнесла: «Я найду эту сволочь». Когда она шла обратно к деревне, люди молча расступались. Гуннар несколько мгновений смотрел в ее спину, а потом рванулся следом, не слишком вежливо отталкивая тех, кто оказался на пути. Обогнав девушку, заступил дорогу.

«Я с тобой. Мы найдем его, кто бы это ни был».

Орм не слишком ему нравился — балованный мальчишка, кичащийся только-только полученным перстнем и поглядывавший на остальных сверху вниз. Даже на старшую сестру, дар которой проснулся позже. Но это не имело значения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это была очень кровавая и грязная история, — сказал Гуннар.

Мальчишка сник, поняв, что больше ничего не узнает. Гуннар снова сунулся в книгу. Описание обряда, и вроде не сильно переврано… Откуда узнал Фридмунд? Неужели они тогда были настолько пьяны?

Возвратившись к отряду после охоты за тем, пожелавшим императорской грамоты, они действительно упились вдрызг. Кому из них пришла идея завалиться к Фридмунду с предложением выпить за душу Орма, сейчас, пожалуй, и не упомнить. А тот созвал остальных мечей из своего отряда, в котором изначально был и Гуннар, и попойка перешла в новую стадию, благо, стояли уже в городе и опасаться было некого.

Скольким успел разболтать Фридмунд потом? Сколько копий у этой книги? И может ли одаренный, прочитав описание, сделанное пустым со слов пустого, восстановить обряд?

Глава 14

— Иде, у тебя есть пергамент и чернила? — спросил Гуннар. — Хочу переписать и показать кое-кому.

— Сейчас, — подхватилась она.

Только не окажется ли, что он пойдет за советом именно к убийце? Гуннар потер лицо руками, пытаясь собрать мысли. Получалось плохо: слишком много всего обрушилось на одну голову. Вдруг он в самом деле свихнулся под пыткой, и происходящее — просто бред?

— Можно спросить? — подал голос мальчишка.

Гуннар кивнул, возвращаясь в реальность.

— Нас не представили… Меня зовут Рерик. Мама говорит, что у меня был брат, который утонул в тот год, когда я родился. Его звали Гуннар…

— Да. Я не утонул. — Голос внезапно сел. — И можешь говорить мне «ты».

— Тогда почему вы… ты не объявился?

А хорошо смотрит мальчишка: глаз не отводит. И не боится. Проще всего сказать — не твое, мол, сопляка, дело. Только ясноглазый пацан ничем этого не заслужил.

— Потому что тогда я считал, что так всем будет лучше.

Рерик нахмурился.

— Не понимаю.

И не поймет. Потому что он, похоже, до сих пор не знал, что такое зависть. И ревность. Пусть подольше не узнает.

— Сейчас это кажется изрядной глупостью. Но я поклялся не возвращаться.

Тогда, очутившийся невесть где, полуголый, без еды, денег и оружия, Гуннар вдосталь хлебнул лиха и до сегодняшнего дня считал, что расплатился за опрометчивость сполна. Теперь становилось понятно, что до конца жизни не расплатится.

— Я всегда мечтал, чтобы ты остался жив. Чтобы у меня был старший брат… раз уж никогда не было отца.

— У таких, как мы, отцов не бывает. — «мы» вырвалось как-то само, надо же, заметил Гуннар и спросил. — Чтобы защищал, учил, и все такое?

Рерик кивнул.

— Ты же совсем меня не знаешь.

— Знал бы, если бы ты объявился. И гордился бы, что ты — настоящий воин. Вы ведь отомстили за того одаренного?

— Отомстили.

Только если бы он объявился сразу, презрев клятву, возненавидел бы не неясный образ без имени и лица, а именно этого парнишку. За то, что забрал внимание матери. За то, что Гуннар бы уезжал в ненавистный пансион, а он бы оставался. За то, что Творец не обделил Рерика даром. Так что, наверное, все действительно к лучшему.

— Ты теперь будешь приезжать домой? — спросил Рерик.

— Вряд ли.

— Тогда можно я буду писать?

— Можно. Только я пока не знаю, где остановлюсь. Пиши пока в лечебницу Эрика для меня, передадут.

А если окажется, что это все же Эрик? Мстить тому, кто спас ему жизнь, Гуннар не сможет. Но и ходить по одним улицам — тоже. Что ж, тогда напишет, когда осядет на новом месте. Парень-то из Солнечного никуда не денется.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Рерик! — окликнула мать. — Забирай книгу, и пошли.

Глаза у нее были красные. Гуннара обожгло виной.

Мальчишка одной рукой прижал к груди книгу, поклонился, прощаясь. Ну да, он совсем взрослый и ненавидит «бабские нежности» вроде объятий на прощанье. Гуннар поклонился в ответ, посмотрел на мать.