Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера - Том Дункель

Реакция последнего была, мягко выражаясь, сдержанной: «Я понимаю, что фон Кляйст яростно настроен против Гитлера… Однако, думаю, мы должны отнестись к его словам сдержанно»[215].

Гораздо большего Кляйст добился от одного из членов парламента, консерватора, не разделявшего спокойного отношения партии и Чемберлена к Адольфу Гитлеру и индийскому движению за независимость.

Уинстон Черчилль принял Кляйста в своем загородном поместье Чартвелл. Он прокатил гостя по поместью, показал все достопримечательности, в том числе сад, посаженный им для жены Клементины. В саду благоухали ее любимые белые и розовые розы. Кляйст уехал, предсказав, что в Германии «в ближайшие 48 часов появится новая система управления», если генералы Гитлера выступят против него, а они это сделают, если Британия недвусмысленно даст понять, что нападать на Чехословакию нельзя.

Черчилль считал так же. После встречи он сказал Галифаксу, что к немецким заговорщикам нужно относиться серьезно. Он написал Кляйсту письмо поддержки. «Для меня честь принять вас, человека, готового рисковать всем ради сохранения мира в Европе, — писал Черчилль. — Уверен, что пересечение границ Чехословакии немецкой армией или самолетами станет началом мировой войны… А последующее кровопролитие потрясет всю Британскую империю»[216].

Это было то самое заявление, которого так жаждали немцы. К сожалению, это письмо годилось лишь для того, чтобы повесить его в рамочке на стену. Черчилль был членом палаты общин, но не мог говорить от лица премьер-министра. Слова его были искренни, но не имели политического веса.

Черчилль это знал. В частной беседе он сказал Кляйсту, что он сам и остальные заговорщики могут укрепить отношения с британским правительством единственно возможным образом: «Принесите нам голову Гитлера»[217].

Вопрос устранения Адольфа Гитлера был сложным. Ханс Остер считал, что его нужно убить. Избавиться от нацистской чумы. Вбить кол в сердце, как вампиру. Более зрелые и спокойные Бек, Гёрделер и Канарис так далеко не заходили. Когда Беку пришлось принести присягу Гитлеру в августе 1934 года, он пробормотал: «Это самый черный день в моей жизни». Чувства его не изменились, но нарушить кодекс чести он не мог. «Убийство всегда остается убийством», — заявил он.

Был выработан более сдержанный курс действий. Если Гитлер вторгнется в Чехословакию, заговорщики немедленно его арестуют. А вместе с ним Геринга, Гиммлера и Гейдриха[218]. Затем психиатры оценят психическое состояние Гитлера. Юридической стороной вопроса занимался Ганс фон Донаньи, а его «Хроники позора» могли служить убедительным доказательством[219]. Кроме того, Остер раздобыл медицинские документы Гитлера времен Первой мировой войны. Донаньи и еще один заговорщик, Отто Джон, юрист из немецкой авиакомпании «Люфтганза», уже проконсультировались с уважаемым психиатром, который был готов выступить экспертом в суде, с тестем Донаньи, Карлом Бонхёффером. Изучив документы Гитлера, доктор Бонхёффер весьма аккуратно высказал свое предварительное впечатление: «Судя по этому, с высокой степенью вероятности можно сказать, что этот человек не в своем уме».

Несколько дней Бек и Остер общались почти непрерывно. Они готовили заговор, собирали головоломку государственной измены. Захватить Гитлера в Рейхсканцелярии должна была группа под командованием офицера абвера, майора Фридриха Хайнца. Глава связистов, майор Эрих Фельгибель должен был проследить за блокировкой всех каналов связи.

Как бы тщательно ни был бы спланирован переворот, риск гражданской войны оставался очень высоким. Поэтому Бек рассматривал и другие варианты. В мае 1938 года он написал Гитлеру три служебные записки, пытаясь убедить его пересмотреть отношение к Чехословакии. Генерал предупреждал, что немецкая армия не готова к ведению полномасштабной войны[220]. Гитлер ни разу не ответил. Шестнадцатого июля Бек передал письмо молчаливому главнокомандующему Вальтеру фон Браухичу, напомнив, что преданность фюреру должна иметь границы. «Долг солдата подчиняться приказам заканчивается, когда знания, совесть и чувство ответственности не позволяют ему выполнить определенный приказ, — говорилось в письме. — Исключительные времена требуют исключительных мер»[221].

Бек был умен. Бек был принципиален. И Бек слишком много на себя взял. Через несколько недель он предложил Браухичу лично сообщить Гитлеру, что большинство высших генералов «не могут принять на себя ответственность за подобную войну», а потому у них нет иного выхода, кроме как «подать в отставку со своих постов». Это требовало внимания уже не только Браухича. В Генеральном штабе прошло совещание, на котором обсудили призыв Бека к скоординированной отставке. Гитлеру о совещании не сообщили (что само по себе было актом неповиновения), но его незримое присутствие чувствовалось. Никто из генералов не последовал призыву Бека. Он серьезно просчитался, начав борьбу самостоятельно. И обратного пути не было.

На следующий день после визита барона фон Клейста к Уинстону Черчиллю Гитлер отправил в отставку генерала Людвига Бека. Бек согласился уйти по-тихому, что спасло его от тюремного заключения — или от казни. В честной беседе Бек заявил, что больше не может терпеть и «смотреть, как банда преступников развязывает войну». Избавившись от обязанностей командующего, он мог сосредоточиться на разработке планов переворота и предотвращения войны.

Новым начальником Генерального штаба стал генерал Франц Гальдер. Он занял пост 27 августа 1938 года. Бек сам рекомендовал его для этой работы, втайне надеясь (он не раз слышал, как презрительно Гальдер отзывался о Гитлере), что тот поддержит заговор[222]. Пятидесятичетырехлетний Гальдер был моложе Бека и не пользовался авторитетом. Короткий ежик на голове, пышные усы, глубокая впадина на подбородке — он напоминал сурового университетского футбольного тренера, который считает маневры обманом, а шлемы — признаком слабости.

Гальдер действительно презрительно отзывался о Гитлере («безумец, преступник»), обсуждал возможность взрыва его личного вагона и втянул в заговор президента Рейхсбанка Ялмара Шахта. Но эта прямота вызывала сомнения. Не был ли он нацистом-флюгером? Быть может, его неприязнь к Гитлеру — желание держать нос по ветру?

Отдать приказ о начале действий заговорщиков мог только Гальдер или Браухич. Но Браухич был слишком робок и никого не мог вдохновить. Гальдер начал действовать, проявляя еще большую осторожность. Он считал, что большинство высших офицеров считают готовность Гитлера захватить Судетскую область чистым блефом. Чтобы убедить этих скептиков примкнуть к заговору, следует сидеть тихо, пока Гитлер не раскроет свои карты. И Гальдер был готов ждать до того момента, когда Гитлер отдаст приказ выступать. Но промедление грозило опасностью. Что, если времени для начала действий и остановки войны попросту не хватит? Что, если Гальдеру просто недостает решимости?

Когда Бек отстранился