Первая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев

консул понял, что первый раунд борьбы за Мессану им выигран. Следующий удар легионов должен был обрушиться на армию Карфагена.

Но с пунийцами все получилось гораздо сложнее, чем с эллинами. В отличие от Гиерона, Ганнон, сын Ганнибала, решил не вступать с римлянами в открытый бой, а дать сражение от обороны, укрыв армию за лагерными укреплениями. Аппий Клавдий, преисполнившись уверенности после победы над царем, не разобрался в ситуации и на рассвете отправил легионеров штурмовать вражеское расположение. Но карфагенский военачальник был готов к такому развитию событий, поэтому выдвинул на валы критских лучников и балеарских пращников, прикрыв их отрядами тяжелой пехоты. Стоявшие в лагере метательные машины развернули в сторону наступающих легионов, и, когда римляне оказались в пределах поражения, на них обрушился град метательных снарядов.

Большие каменные ядра разбивали в щепки крепкие римские щиты и валили с ног сразу по нескольку человек. Свинцовые шары балеарцев пробивали шлемы и доспехи легионеров, а стрелы критян находили уязвимые места в защитном снаряжении римлян. Этот смертоносный ливень выкосил несколько рядов гастатов, вскоре они не выдержали и обратились в бегство. Ганнон приказал трубить атаку, и карфагенская тяжеловооруженная пехота пошла в наступление. Пунийцы скатились с валов и устремились за убегающими гастатами. Боевой порядок не соблюдался, одна беспорядочная толпа преследовала другую. На этот раз Аппий Клавдий быстро сориентировался в обстановке на поле боя, консул приказал принципам сместиться налево, а триариям – направо и пропустил в тыл гастатов. После чего ввел в бой резервные войска. Карфагеняне не выдержали слаженного удара легионеров и побежали обратно в лагерь. Ганнон велел распахнуть ворота и пропустить за линию укреплений толпу, в которую превратилась его пехота. Сражение закончилось.

Аппий Клавдий вновь не рискнул штурмовать вражеский лагерь, а предпочел отступить в Мессану. Этой же ночью Ганнон покинул расположение и распустил всех своих воинов по городам где они усилили местные гарнизоны. Пользуясь плодами побед над эллинами и карфагенянами, Аппий Клавдий вторгся во владения Гиерона и подверг их полному разорению. Греки и пунийцы избегали встреч с римлянами в открытом бою, отсиживались за стенами городов и с бессильной яростью наблюдали, как обращаются в дым поля и сады Сицилии. Римская армия подошла к Сиракузам и разбила лагерь в окрестностях города. Однако сил для взятия такого огромного мегаполиса у консула было недостаточно, и вскоре легионы ушли в Мессану. Боевые действия затихли.

Молниеносная и победоносная кампания на Сицилии поразила квиритов: «В 483 году от основания Города, то есть в консульство Аппия Клавдия и Кв. Фабия, римляне отправляют к мамертинцам, чьей [родиной] была Мессана, знаменитый город Сицилии, [для борьбы] с Гиероном, царем сиракузян, и с отрядами пунийцев, примкнувшими к Гиерону, вспомогательные силы, а также консула Аппия Клавдия с войском. Он настолько быстро превзошел сиракузян и пунийцев, что сам царь, устрашенный мощью противника, признал себя побежденным, прежде чем вступил в сражение» (Oros. IV, 7, 1).

Луций Анней Флор в образной форме подвел итоги первой кампании первой войны между Римом и Карфагеном: «При консуле Аппии Клавдии римский народ впервые вступил в пролив, пользовавшийся дурной славой из-за мифических чудовищ, яростный из-за бурного течения. Но он был настолько бесстрашен, что принял в дар само неистовство низвергающихся волн и без промедления разбил Гиерона-сиракузянина с такой стремительностью, что впоследствии сам признавался, что увидел себя побежденным, раньше чем заметил врага» (XVIII). Успешная операция Аппия Клавдия по форсированию Мессинского пролива и его победы над Ганноном и Гиероном были первыми кирпичами, заложенными в фундамент грядущей римской победы.

2. Выбор Гиерона. 263 г. до н. э

Новые консулы Маний Валерий Максим Корвин Мессала и Маний Отацилий Красс привели на Сицилию четыре римских легиона по 4000 пехотинцев и 300 всадников в каждом (Polyb. I, 16). Вместе с контингентами союзников это была очень грозная сила, и сицилийские эллины это быстро прочувствовали. Когда после непродолжительной осады был взят приступом город Гадранион, в консульский лагерь потянулись посланцы от городов, находившихся в подчинении у Гиерона и карфагенян. Вскоре количество таких делегаций возросло до шестидесяти семи (Diod. XXIII, 4), что не могло не порадовать Красса и Мессалу. Евтропий с восторгом пишет об этой кампании: «На следующий год, в консульство Валерия Марка и Отацилия <Красса>, в Сицилии римлянами были совершены великие деяния. Жители городов Тавромений и Катина и, кроме того, еще пятидесяти городов были приняты под защиту Рима» (II, 19). Несмотря на разницу в цифрах Диодора и Евтропия относительно населенных пунктов, куда были введены римские гарнизоны, это был очень большой успех консулов. Владычество карфагенян на острове сильно пошатнулось, но гораздо большее значение имел тот факт, что Гиерон решил радикально пересмотреть свою внешнюю политику.

Царь знал, что римляне вместе со своими новыми сицилийскими союзниками выступили в поход на Сиракузы. Вся надежда Гиерона был на неприступные укрепления столицы, поскольку после неудачной битвы с римлянами в его распоряжении осталось очень мало воинов. В том, что Сиракузы способны выдержать любую осаду, Гиерон не сомневался, но также он понимал, что в одиночку против Римской республики ему не выстоять. А придут или нет на помощь карфагенские союзники, было неизвестно. Заложив руки за спину, Гиерон бесцельно бродил по огромному дворцу, небрежно наброшенный на плечи пурпурный плащ волочился по мраморным полам. От решения, которое царь должен был принять, зависела не только его участь, но и судьба Сиракуз. Из Карфагена и Лилибея не было никаких вестей, Гиерон был предоставлен сам себе.

И царь решился. Он знал, что в городе зреет недовольство, которое раздувают родственники погибших в сражении с римлянами воинов, и что эти волнения очень быстро могут перерасти в опасную смуту. Поэтому решил действовать на опережение, и в римский лагерь отправилось посольство Гиерона с мирными инициативами. Мессала и Красс отнеслись к предложению царя очень благожелательно, для этого у них были все основания. Дело в том, что консулы серьезно озаботились проблемой снабжения армии, поскольку при полном господстве карфагенян на море это было очень нелегко сделать. Но если Гиерон становился другом и союзником римского народа, данный вопрос отпадал сам собой, поскольку римляне теперь могли рассчитывать на его помощь. Другим важным моментом было то, что, лишившись поддержки Сиракуз, Карфаген оставался без союзников в войне с Римом. Все эти соображения и вынудили Красса и Мессалу принять предложения Гиерона, в противном случае Сиракузам была бы уготована незавидная судьба. Римляне славились своим упорством и могли хоть десять лет осаждать город, но все равно добиться своего. Однако царь не сумел предотвратить гибели Сиракуз, а только ее отсрочил, пусть и на долгое