Эшелон сумрака - Анна Цой

права, Лу. Они и в самом деле слишком приторные.

Я откинула голову к небу и зажмурила глаза. Что было бы, окажись я сейчас не здесь, а в вагоне рядом с ним? Что произошло бы, не разделяй нас крыша поезда?

— Это очень печальная история, — предупредила его, — с плохим концом.

— Этого не стоило рассказывать до повествования, — усмехнулся он, — однако, плохой конец не означает плохой истории.

Я кивнула. И собралась с силами.

— В одной из далеких стран, о которых никто никогда не слышал, а может даже одном из небывалых миров, о которых поют барды в королевских гостиных, люди настолько восхищались красотой луны на небосводе, что истолковали её нежность и свет как божий промысел. Через века неслась эта молва, перерождаясь из легенд в сказания, из сказаний в истории, а из историй… в веру.

В вере этой у луны появились и благоговеющие, и ненавистники, да и само светило превратилось искаженными словами в Богиню. Так проходили годы, пока учение крепло, росло и поднималось до самых высот страны. Знамением для всех стало рождение дочери короля, появившейся на свет во время полного исчезновения солнца. Сребровласую принцессу прозвали Луной, позабыв имя, данное ей отцом.

Красивее неё нельзя было сыскать ни в одной стране, ни в одном городе и ни в одной долине, в которой бы не знали её саму. Добрее и лучезарнее неё могли бы считаться только звёзды, однако и они меркли, стоило ей выйти на балкон своего дворца.

Любовь народа к ней росла с каждым днем, но её сердце всё ещё оставалось холодно ко всем далеким и прекрасным принцам, которых сватал ей отец. Однако оно пылало ярким нескончаемым пламенем, когда она входила в главный храм в её честь и только подмечала светлую голову мужчины — строгого и доброго монаха в рясе, позволяющего себе разве что благоговейную улыбку, никогда не коснувшуюся её лица.

Годы не пожалели никого — ни её отца, ни её саму, ни того священника, что стал для неё сердцем. А потому пронесшая сквозь время свою вдохновенную и чистую любовь Богиня Луна ступила на порог той самой церкви уже в наряде невесты. Теряя по пути слёзы, идя позади того, кого могла назвать мужем и почти королём, но никогда любимым.

Она прожила половину жизни, не зная счастья, и смогла найти в себе силы для признания совсем не в то время.

На следующий день она смотрела на то, как в адском костре её ненавистного мужа горит её любовь. Обезумев от горя, она поклялась подарить миру самую страшную кару, на которую была способна её душа.

В королевство пришла война, омраченная неверностью. Луна предала свою страну, мужа и душу во имя любви, погибшей из-за злобы.

Пала её страна. Пал народ, восхищавшийся ею. Пал её нелюбимый муж. Пала и она сама, предательски сгинув от немилости тех, кому доверила свою обречённую голову.

Но даже умирая и предрекая наказание настоящего Господа, Богиня Луна была прощена им и вознесена на небо, где сияла великим напоминанием о том, что в целом мире ничего не может служить большей силой и светом, чем любовь.

С тех пор на их небе светят две луны, одна из которых видна даже днём. Люди чтят свою Богиню, показавшую им правильный путь.

— Правильный путь? — с сомнением переспросил Оушен, дождавшись момента, когда я закончу, — глупость. Правильный путь не может заключаться в предательстве. Как и любовь не может стать знаменем к войне. Это лицемерие.

Он хмыкнул. А я задумалась.

— Я… не думала об этом в такой… так, — прошептала я.

— Из-за её любви погибли люди, Лу. Как бы мы не отрицали, но принцесса обладала удивительным эгоизмом. Чувства не должны превалировать над разумом, если ты обладаешь властью.

Я не сдержалась:

— Неужели вы не любили никого так, что вам не было дела до власти? Неужели вы сами не отдали бы её другому, лишь бы он…она были бы с вами?!

Тишина.

Забавно было слышать её. И я не могла понять, что именно стало причиной моего скачущего сердца: то, что я посмела повысить голос на лорда, или то, что он так и не ответил мне через минуту.

— Нет, — наконец, донеслось до меня, — не отдал.

Я выдохнула.

— Вы или лжете, или не любили так сильно, — поняла я.

— Сказала та, кто сама не смогла бы решить, — парировал мужчина.

Я застыла. Долго молчала, а после прошептала:

— Я бы выбрала в…

— Власть? — усмехнулся лорд, — не удивительно.

Вас.

Но я бы никогда не сказала это. Даже если бы мне пригрозили смертью или судьбой, подобной Богине Луне.

— Я бы выбрала любовь, — сказала и покраснела до кончиков ушей.

— Хотел бы я повторить этот вопрос для тебя лет через десять, — усмехнулся Оушен.

Хоть сто. Всё равно ответила бы ему так же.

Мне даже казалось, что в глубокой старости, в том самом доме, о котором мечтала всё это время, я буду жалеть только о том, что не рассказала ему сейчас. А может даже плакать ночами, давя в себе тоску.

— Ты ещё слишком молода и наивна, Лу, — ровно произнес он, — обещаю, что через названный срок спрошу тебя заново.

В груди что-то защемило.

— Через целых десять лет? — я выпустила пар изо рта.

— Планируешь сойти с Эшелона раньше? — насмешливое.

Я даже помотала головой, не веря своим ушам.

— Нет, господин, — ответила с придыханием.

— Мы уже договорились, Луана, — напомнил он, — ты бываешь непоследовательна. Искореняй эту черту — она излишня.

— Как скажете, Оушен, — я не сдержала улыбку.

Наверное, потому, что вновь не понимала половины адресованных мне слов. Пусть и привыкла к этому.

— Знаете, вы первый аристократ, который был добр ко мне, — не сдержалась я, — и третий человек в общем.

Снизу донёсся его краткий хмык.

— Упустим слова про аристократов и углубимся в те, которые про людей. Всего двое до меня? И кто же они? — он, кажется, впервые был настолько заинтересован беседой со мной.

Я обратила глаза к горизонту.

— Мери, Веста и вы, — прошептала с улыбкой печали.

Про это почему-то было тяжело говорить.

— Все с поезда, — подвёл черту он, — однако, я не могу разделить твою печаль лишь потому, что сам вхожу в этот список.

Я с непониманием вперила взгляд в крышу.

— А разве вы не могли в него входить? — вопрос, не требующий ответа, — вы — удивительный. Добрый, умный, а ещё очень… — я с шумом выдохнула и прикусила язык.

Из вагона не доносилось ни звука.

— Простите, — шепнула я,