Журнал Наш Современник №10 (2003) - Журнал Наш Современник

С позиции сегодняшнего дня ясно видно, что реальную помощь белому движению в то время могла оказать только Польша, а отказ в этой помощи означал катастрофу как для Деникина, так и для Врангеля. Это понимали некоторые видные российские эмигранты. Можно сказать, что именно дипломатия белого движения в польском вопросе потерпела поражение, так и не найдя точек соприкосновения с Варшавой. Не имея чёткой перспективы будущего, она тянула время, не решаясь сказать полякам ни “да”, ни “нет”, а затем, по сути дела, решила предоставить течение событий самому себе. Подобная позиция воспринималась польской стороной как проявление к ней недоброжелательства или даже скрытой враждебности. Линию Деникина, а затем и Врангеля резко критиковал, в частности, Б. В. Савинков — именно за неспособность объединить все силы в борьбе с большевиками*.

И ещё один вопрос. В России шла братоубийственная гражданская война, русские воевали против русских. Но когда в их борьбу вмешивалась третья сила, то здесь зачастую брали верх иные чувства. Так, руководитель россий­ской дипломатической миссии в Варшаве Г. Н. Кутепов, ведший переговоры о заключении соглашения с Польшей, моментами ловил себя на мысли, по воспоминаниям встречавшихся с ним лиц, что православные пленные красноармейцы ему гораздо ближе, нежели польские официальные лица. Более того, в лагере Врангеля русские офицеры в 1920 году вообще “болели” за большевиков и произносили тосты за взятие ими Варшавы, за их победу над поляками**. Из этого замкнутого круга белое движение так и не могло вырваться, что в конце концов и привёло его к поражению; оно так и не решилось вступить в сделку с “врагами русского дела”, в данном случае с поляками.

Уже после заключения советско-польского мирного договора в Риге в 1921 году некоторые русские политические силы в эмиграции продолжали категорически выступать против использования оказавшихся за границей частей армии Врангеля в составе польских вооружённых сил. Так, созданный за рубежом Русский национальный комитет (А. Б. Карташов, П. Г. Струве, В. А. Бурцев и др.) в одном из своих заявлений, в частности, отмечал:

Что же касается возможности совместных военных действий против большевиков Польши и русских военных сил, то Русский национальный комитет полагает, что использование русских военных сил в составе польской армии или отдельными партизанскими отрядами, базирующимися в Польше, недопустимо. Русские военные силы могут действовать против большевиков только совершенно самостоятельно и без всякой связи с взаимоотношениями между польским правительством и советскими властями. Не исключается, конечно, возможность одновременных действий Польши и русских сил, но при условии совершенной независимости последних от Польши***.

Однако, как ни хотели предводители белого движения сохранить нейтра-литет в советско-польской войне, однако они объективно помогли полякам одержать победу, связывая на своём фронте несколько десятков дивизий Красной армии. Впоследствии в эмиграции Врангеля упрекали в этом. Так, видный русский журналист Н. В. Снесарев, идеолог сторонников великого князя Кирилла Владимировича, писал:

Какой же настоящий русский сможет простить когда-нибудь Врангелю его спасение Польши и Варшавы в 1920 г. Смутное время осталось в памяти русского народа атавистически. А теперешнее поведение поляков к русским это печальное воспоминание пробудило с новой силой, и не скоро ещё польский ручей сольётся с русским морем****.

С другой стороны, вождям белого движения была совершенно чужда мысль попытаться договориться с “красными” о временном перемирии и позволить им перебросить свои части на польский фронт, т. е. совершить манёвр, который поляки проделали осенью 1919 года с армией Деникина.

В результате произошло то, что и должно было произойти: поляки победили большевиков, а затем большевики, в свою очередь, победили последнюю опору белого движения в России — армию Врангеля.

Глава IV

 

Война Советской России с Польшей

(1920 год)

 

25 апреля 1920 года польская регулярная армия, насчитывавшая в это время свыше 700 тыс. штыков и сабель, развернула широкомасштабные военные действия против России и её союзниц — Украины и Белоруссии. В составе польской армии находились также незначительные воинские формирования украинского атамана С. Петлюры. Начался длительное время готовившийся с активной помощью французских военных советников поход Ю. Пилсудского на Киев. 7 мая город был взят без боя, польская армия вы­шла на важные стратегические рубежи на Днепре, представляя прямую угрозу безопасности Советской России. После перегруппировки сил части Красной армии перешли в контрнаступление, освободив все ранее захва-ченные районы Украины и Белоруссии, пересекли условную польскую этническую границу и устремились к Варшаве. Затем последовал контрудар со стороны поляков, предопределивший их победу в этой войне. Результаты этой победы были закреплены в мирном договоре, подписанном в Риге 17 марта 1921 года.

Основу прежней советской версии конфликта составляло утверждение, что внешнеполитический курс РСФСР и ее союзников (Белоруссии и Украины) с самого момента воссоздания польского государства в ноябре 1918 года был направлен на установление с ним добрососедских отношений. Данный факт польской стороной оспаривается*. Однако непредвзятое ознакомление с официальными документами того времени и предпринятыми Москвой и Киевом по дипломатическим каналам шагами однозначно и убедительно свидетельствует о том, что тезис об их стремлении договориться с Польшей полностью подтверждается. Нельзя обойти, а тем более опровергнуть такие факты, что именно Советская Россия первая признала государственную независимость Польши и недействительность договоров о ее разделах в XVIII веке, именно она на протяжении 1918—1920 гг. неоднократно делала Польше предложения обменяться дипломатическими представителями и даже выражала готовность ради снятия напряженности в межгосударственных отношениях пойти на значительные территориальные уступки (заявление СНК РСФСР от 28 января 1920 г. и обращение ВЦИК от 2 февраля 1920 г.)**. Таким образом, мирные намерения России, подтверждаемые документально, в тот момент не были простым пропагандистским приемом, они исходили из провозглашенной демократической внешнеполитической концепции, а также, с другой стороны, были вызваны отчаянным военным и экономическим положением страны. Подобные миролюбивые призывы польской стороной, видимо, расценивались лишь как проявление слабости, они неизменно игнорировались или отклонялись под теми или иными надуманными предлогами, не публиковались в печати, сознательно скрывались от польской и международной общественности.

Именно такой, а не иной, позиции Польши в то время может быть только одно объяснение: ее полная незаинтересованность в полюбовном урегули­ровании отношений. Она последовательно вела дело к открытому военному конфликту, который вскоре ею и был развязан. Следует также учитывать и такой немаловажный момент, что Россия, погруженная в разруху и хаос гражданской войны, находившаяся на пределе своих физических и духовных сил, была просто не в состоянии открыть еще один фронт, фронт против Польши. А когда ее все же вынудили это сделать, то оказалось, что держать его длительное время Россия не в состоянии.

Обвиняя Россию в стремлении разрушить польскую государственность, поляки обычно ссылаются на отдельные заявления большевистского руководства и деятелей Коминтерна о близости и неизбежности мировой революции, путь которой из России в Западную Европу будет лежать через Польшу. Подобные экстремистские заявления о вооруженном экспорте революции действительно имели место*, что, естественно, могло вызывать опасения у Польши. Однако следует иметь в виду, что между всей этой трескучей революционной риторикой и реальной внешней политикой РСФСР в то время всегда существовала определенная дистанция**. Действительность такова, что уже была достигнута договоренность о нормализации отношений с Эстонией, велись успешные переговоры на этот предмет с Финляндией, Литвой и Латвией, делались соответствующие предложения Румынии при условии выполнения ею подписанного в 1918 г. двустороннего соглашения о выводе румынских войск из Бессарабии. Не составляла исключения в этом отношении и Польша. Насколько известно, какого-то конкретного, специально разработанного плана нападения на Польшу тогда вообще не существовало, решение продолжать наступление на Варшаву было принято спонтанно в результате военных успехов на фронте.

Имперские планы начальника Польского государства Ю. Пилсудского не ограничивались созданием Польши “от моря до моря”, они шли дальше. Им была выдвинута концепция, предусматривающая отделение от России ее западных территорий и создание федерации государств из Украины, Белоруссии, прибалтийских республик, Финляндии и Польши, естественно, под эгидой последней. При этом открыто признавалось, что реализация данного плана может быть осуществлена только силовыми методами. Польские историки об этих планах пишут открыто, однако воздерживаются делать выводы об их агрессивном характере. Руководствуясь федералистской концепцией Ю. Пилсудского, польская армия, как нами уже отмечалось, почти сразу же после провозглашения независимости страны начинает движение на восток, занимая территорию, оставляемую отходящими из России германскими войсками и оттесняя при этом находящиеся здесь малочисленные части Красной армии. В результате своего продвижения польские соединения в феврале 1919 года захватили Брест, в марте — Пинск, в апреле — Лиду, в июле — Молодечно, а в августе — Минск. На Украине поляки занимают Волынь и Подолию. Вынашиваются даже планы похода на Москву***. Польские намерения стали совершенно ясны, когда в апреле 1920 года без предупреж-дения и формального объявления войны начался поход польской армии на Киев. При этом следует отметить вероломство польской стороны, которая, уже приняв решение о наступлении, делала вид, что готова на переговоры с Россией и Украиной, и даже назначила по этому случаю свою делегацию. Советской историографией начало Польшей боевых действий оценивалось как третий поход Антанты.