Драконье Солнце - Варвара Мадоши

— И вам добрый день, господин, — настороженно сказал лысый, косясь на меня.

Я достал из кошеля несколько медных монеток и кинул ему. Он поймал — и сразу же подобострастно поклонился. Ну как есть, худшая божественная черта. Ради приношения готовы на все что угодно.

— Диковину в лесу поймали, — сказал бородатый веселым тоном. — Вот, господин. Не то гуль, не то шут знает, кто. На вид девка девкой, только кожа красная. И не говорит, дерется только. А одета, как человек. И даже говорить, как человек, может. Только больше любит кусаться.

Лысый поморщился, и подхватил одной рукой другую, перевязанную тряпицей.

Груда тряпья на дне клетки зашевелилась. Когда из-под него высунулась растрепанная голова, и за черными прядями, закрывающими лицо, сверкнули знакомые темно-зеленые глаза шаманки Вии Шварценвальде, я не испытал удивления. Мне, пожалуй, стало даже смешно. Это надо же! Астролог ее спасал-спасал, я ее отпустил, не расспросив и даже не попробовав привести к Хендриксону, а она тут же вляпалась в приключение. Вот это поистине невезучесть! Интересно, а что она поделывала до того, как оказалась пойманной в Адвенте?…

В тряпье я теперь узнал коричневый гармаш шаманки, пыльный и в паре мест порванный. Сапогов на ней не оказалось — наверное, их следовало поискать в вещевых мешках парочки возничих. Насколько мне помнилось, они были из добротной кожи. Только боязнью ее прежних тюремщиков перед колдовством можно было объяснить то, что их не отобрали еще раньше, в Адвенте.

Насколько я мог заметить, губы у шаманки были разбиты, под левым глазом фонарь… еще удивительно, что не что-то посерьезнее!

Бубна при ней тоже не было видно. Еще бы! Я не я, если он не лежит, разломанный, где-нибудь под кустом. Или тоже обретается в одном из вещевых мешков. Бубен стоит дешевле, чем сапоги, но тоже можно на что-нибудь выменять или продать. И в любом случае, запас карман не тянет.

— Мы раньше с медведем ходили-то, — снова включился лысый, ревниво глядя на своего спутника: видно, надеялся получить еще монету за рассказ. А может просто хотелось похвастаться человеку, который явно не станет отбивать прибыльное дельце. — Да только совсем вырос, лютый стал, и кормить накладно. Собаками затравили. Хотели в лесу ловушку на другую мамку поставить, чтобы, значит, медвежонка нового поймать. А вон как получилось. Ну, оно может, даже лучше! Такого на ярмарках еще не видывали. А там, может, через горы сведем. Говорят, при Главном Храме Вохумана[22] жрецы платят неплохие деньги за диковины всякие…

— А довезете живой-то? — спросил я с веселым безразличием. — Путь неблизкий. Девчонка-то вроде хилая…

Мужики переглянулись.

— На все воля Фрейи-покровительницы… — уклончиво произнес бородатый.

«Не лез бы ты не в свое дело, благородный, — явственно говорил его взгляд. — Мы — люди вольные, тебе не принадлежим. Свою прибыль уж все равно как-нибудь не упустим!»

Взгляд шаманки скользнул по мне равнодушно. Она не просила спасения. Но…

Нет, конечно, я мог проехать мимо, и допустить, чтобы ее и впрямь показывали на ярмарках на потеху праздной толпе, а там на самом деле затравили собаками или продали бы жрецам, которые, говорят, разрезают еще живых существ бронзовыми ножами, чтобы посмотреть, как там бьется у них сердце. Однако… Я сам спасал эту девушку. Я даже перемолвился с ней парой слов. Наконец, я знал, что как бы она ни выглядела, она была человеком, а не гулем.

— А то, может, уступите мне? — я окинул клетку оценивающим взглядом. — Мой сеньор тоже собирает диковины.

Мужики хохотнули, запереглядывались.

— Да как же вы ее допрете-то, господин хороший? Без телеги?

— Вы свяжете, а я перекину ее через седло, — хмыкнул я. — Давайте. Серебрушка.

Они снова переглянулись.

— А откуда мы знаем, — сказал черноволосый, — что на ярмарке мы не соберем больше?… И сколько предложат нам жрецы?

— Вот именно, откуда знаете? — со значением спросил я. — Вдруг там не окажется денежных идиотов, готовых глазеть на вашу диковинку? Или она и впрямь помрет…

Мужики колебались.

— Смотрите, пока предлагаю добром, — я как бы невзначай коснулся мечом на поясе. — Обычно мне удается добыть то, что, по моему мнению, пригодится господину. А чтобы попусту не обагрять кровью мой славный меч, — я усмехнулся, — я готов увеличить плату, скажем, до одного с полтиной.

Полтора серебряных — это была цена годовалой телочки. Более чем солидная сумма за такую «диковину». Чернобородый уже остановил лошадь, придержав ее за узду, и шагнул к клетке — видимо, выпускать, — как лысый окриком остановил его:

— Стой! А связывать ее кто будет?

Чернобородый нерешительно остановился.

— И впрямь… — он оглянулся на меня даже с некоторый беспомощностью. — Видите, господин, мы бы и рады, да еле в клетку ее загнали. Свирепая, страсть!

— Ха, — я спрыгнул с Иллирики, и, показывая, что дело решенное, вытащил из кошелька, не глядя, две монетки (вот уж что-что, а с деньгами я всегда обращаться умел), и метнул их в бородатого. А сам направился к клетке.

— Ну-ка, — сказал я властным тоном, — будешь баловать?… — и добавил на лагарте, языке, на котором, как я знал, говорили на севере (вот только земель на севере много, поэтому оставалось надеяться, что выученный мной вариант лагарта не слишком отличался от диалекта этой девушки, и предложение я построил правильно). — Вот мы и снова встретились, драгоценная госпожа.

Взгляд шаманки не изменился — остался таким же равнодушным. Может быть, я ошибся?… В конце концов, имя у нее типичное имперское, а в империи говорят не на лагарте, а на шпрахсте… Нет, все правильно: гули живут только в Карлитовых горах, а северной границей Империи вот уже три века является Митик, чтобы они там не думали по этому поводу. Так что если девушка умудрилась родиться полукровкой, произошло это, скорее всего, на правом берегу[23]. Возможно, она просто мне подыгрывает.

— Правильно, — сказал я снова на лагарте. — Не отвечай мне. Позволь мне связать тебя — так будет проще, чем драться с этими. Потом отпущу.

Она молчала. И вдруг глаза ее закатились, она завыла, и скорчилась на полу клетки, отчаянно скребя днище обломанными ногтями.

— Вот… — выругался лысый. — Никак помирает?

— Это я заговорил ее, — сказал я надменно. — В нашем роду не боятся диких зверей. Давайте-ка веревку.

В действительности, никакой уверенности я не испытывал. Я так и не понял, восприняла ли шаманка мои слова. Кто знает, может, с ней действительно случился припадок?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});