Враг моего врага. «Песец» - Натали Р.

ему сдалась? Бледная, худая, одни косы; ожившая жертва вампиров. Да и девушка явно не трепещет от желания, а вынужденный секс, по обязанности – еще хуже, чем за деньги. Не выпей Гржельчик крепко, поворот в судьбе Эст Унтли, плавно несшей ее к преждевременной могиле, мог и не случиться. Но с пьяных глаз и женщины красивее, и моральные нормы пластичнее. Йозеф сердечно поблагодарил Мрланка, сграбастал бабу и исчез в шлюзе.

Не выпей он крепко, и дочку бы не забыл на чужом корабле.

– Ты, – сухой указательный палец Ччайкара нацелился на Митышен, и она невольно вздрогнула.

Капитан Ччайкар нечасто обращал на нее внимание. К сексу старик почти равнодушен, крови ему на три месяца вперед хватит. Как рабочая сила баба с поломанными ногами – ноль. Что с нее поиметь? Обычно Ччайкар смотрел мимо, и это как нельзя более устраивало Митышен. Каково бывает с теми, от кого ему что-нибудь нужно, она уже знает. Ыктыгел до сих пор ходит скособоченный и выкашливает кровь из отбитых легких. Вначале ее ужасал Цхтам Шшер, но потом, увидев, как капитан Ччайкар склоняет Ыктыгела к сотрудничеству, она поняла: бояться надо не Цхтама.

Под взглядом капитана Митышен судорожно съежилась и непроизвольно прикрыла локтями живот.

– Ты ведь стрелок, девка? – требовательно спросил он. Так, что если бы она вдруг оказалась не стрелком, впору самой на нож кинуться, чтобы избежать мучений.

– Д-да, господин Ччайкар, – пролепетала она.

– На обломке есть орудия. Вроде бы, исправные или почти исправные. Разберешься с ними, – поставил он задачу. – Подключим энергию, опробуешь. Пушки нам не помешают.

Сердце сжалось.

– В кого мы будем стрелять?

– Куда прикажу, туда и выстрелишь! – в голосе лязгнул металл. – Или у тебя другое мнение?

– Нет, господин Ччайкар, – поспешно ответила она. – Как прикажете.

– Так бери костыли и отправляйся туда немедленно!

Митышен подхватилась, не смея задержаться ни секунды, захромала к выходу… Только как же она со своими ногами влезет в скафандр и преодолеет шлюз? Обломок пристыкован неудачно, хуже, чем истребитель, надо далеко идти по безвоздушным неотапливаемым коридорам. В вакуумном скафандре на костылях?

Ихер Сим, вернувшись на «Звезду», застал Митышен тихо плачущей в раздевалке, рядом со скафандром.

– Ты чего? – опешил он. – Кто обидел?

Глупый вопрос! Цхтам или Ччайкар, не Ыктыгел же. А этим двоим он все равно ничего не сделает.

– Никто! – огрызнулась она и пожаловалась: – Не могу скафандр надеть.

– Зачем тебе? – удивился он. – Куда собралась?

– Туда, на обломок, – она сердито стерла слезы. – Господин Ччайкар приказал. А я не могу. Он меня убьет! Запинает ногами, и буду неделю умирать.

– Брось ты. Какой ему смысл убивать тебя?

– А зачем я ему живая?

– Ты зато Цхтаму нужна, – произнес он ободряюще. – Он не даст тебя убить.

– А господин Ччайкар и не спросит! Он же капитан, – она снова всхлипнула. – Сим, я не боюсь смерти. Пусть бы пристрелил. Только не так!

Ихер Сим вздохнул.

– Да успокойся ты. Помочь?

– Опять ты будешь меня трогать! – расстроилась она.

Дома она никому не давала себя трогать. И сама не трогала никого. Незачем лишний раз прикасаться к телу, ни к своему, ни к чужому, так учили ее всю жизнь. А тут, как назло… Сумасшедший господин Цхтам; Сим со своим назойливым мытьем – она предпочла мыться сама, как только физически смогла, и постаралась скорее встать на костыли, чтобы он не ворочал ее своими руками. И вот опять придется на него опереться, позволить прикоснуться к себе.

– Тебе что, нравится меня трогать? – спросила она ворчливо.

Он засмеялся и причмокнул губами:

– Оч-чень! Да брось хмуриться, Митышен! Неужели тебе так уж не нравится, когда тебя трогают? – он нежно провел ладонью по ее предплечью.

Она отдернула руку и насупилась:

– Я не знаю! Но это противно природе.

– Природе противно, если трогать грязное тело, – он опять взял ее за руку и не дал выдернуть. – А от чистого природа млеет. Помочь? – снова предложил он. – Или принять от меня помощь ужаснее, чем умереть под ботинками Ччайкара?

Митышен передернулась.

– Помоги мне, Сим, – голос был жалобным. – Если тебе не трудно. Не обижайся, ты вовсе не противный. Просто ну нельзя же так…

– Можно, – возразил он. – Еще как можно.

Перешагнув высокий порожек шлюза, Эст Унтли слегка ожила, несмотря на мушки, мелькающие перед глазами. Какое же это счастье, когда рядом нет ни одного ужасного кровососа! Сегодня никто ее не укусит. Она на земном крейсере, в полной безопасности.

Землянин был пьяным и веселым, немного неуклюжим и совсем не страшным. Его объятия были горячими, не то что ледяные руки шитанн, отбирающие жалкие остатки тепла у ее обескровленного тела, с трудом способного себя согреть. Он улыбался, и гладил ее нежно, и щекотал, чтобы рассмешить, и зацеловал всю, с головы до ног. И говорил что-то на своем языке, а она жалела, что не понимает, но почему-то не осмеливалась прервать, из рефлекторной робости. Только старалась изо всех своих небольших сил, чтобы он остался доволен. Когда он уснул, повернувшись на другой бок, она придвинулась поближе, прижалась к теплой спине, закрыв глаза и греясь. Сон, сморивший ее, был не кошмаром и не болезненным забытьем без сновидений; ей снилось что-то приятное, только после она не вспомнила, что.

Эст Унтли проснулась, когда землянин пошевелился, заворочавшись. Она привычно вздрогнула в ответ на движение рядом и открыла глаза. И некоторое время не могла сообразить, где находится и с кем.

Потом она вспомнила. Собралась снова уснуть, но сон не шел. Проходили минуты, неумолимо отмеряя время до утра. До того момента, когда землянин скажет ей: «Одевайся», – и отвезет назад, на «Райскую молнию». Она слышала, что адмирал Мрланк сказал этому земному адмиралу по-хантски: «На всю ночь». Только на одну ночь, а затем она вновь окажется в лапах жестокого кровососа, не ведающего снисхождения. И так ей стало жалко себя, молодую еще, блаженства не знавшую – ей казалось, что оно уже близко, если б адмирал рано не заснул, может, как раз сегодня бы… У нее и жизни толком не было, молодость прошла на руднике и быстро и внезапно кончилась, когда она попала на «Молнию». Как же хотелось жить! А минуты текли, и она заплакала, сперва тихо, молча давясь слезами, потом – судорожно всхлипывая…

Дьёрдь пребывал в смятении. Он молился, прося Господа наставить его, но навязчивые мысли не уходили, лишь оформлялись в цельную картину. Значит, они были не от лукавого, как он – страшно сказать – надеялся.

Он вновь читал книги Бытия, и знакомые тексты представали ему неизвестной, пугающей стороной. Легенды начала времен, искаженные и несовершенным разумом тех, кто воспринимал откровение, и ограниченностью переписчиков, но сохранившие предостережение для потомков, кто сумеет его понять.

«Откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло»…

И что вышло?

Древо познания оказалось