Двое из будущего. 1904 -… - Максим Валерьевич Казакевич

заложить крутой поворот, опасались столкнуться. И видимо это обстоятельство и позволяло «Решительному» с каждой минутой увеличивать дистанцию. Ветер бил в лицо, соленые брызги хлестали по щекам. Я промок и замерз, но уходить все равно не хотел. Рощаковкий то и дело бросал взгляд в иллюминаторы, определял положение противника и временами крутил штурвал. Наконец настал момент, когда отпала всякая необходимость в маневрах и лейтенант, сверившись с компасом, поставил корабль на нужный курс и, не сбавляя хода, пошел в Чифу. Японские огненные факела остались в десятках кабельтовых за спиной, они не смогли нас догнать.

Минут через двадцать такого хода, в очередной раз оглянувшись назад, Рощаковский отдал штурвал матросу, а затем поднялся обратно на верхнюю вахту и удовлетворенно констатировал:

— Оторвались, — и позволил себе усталую улыбку. Он прислонился боком к лееру, залез холодными руками в карманы брюк и достал массивный портсигар. Открыл его, выудил пузатую папиросу и с явным успокоением затянулся. Сделал одну затяжку, вторую, выпустил дым в сторону, а затем спохватился:

— Ой, Василий Иванович, извините, про вас позабыл, — он снова залез в карман за портсигаром: — Угощайтесь, табак качественный, дорогой. Американский.

— Нет, спасибо, — покачал я головой и пояснил: — Не курю.

Лейтенант молча убрал папиросы.

Так на полном ходу, не меняя курса и не разговаривая, шли еще минут двадцать. Потом Рощаковский, удостоверившись, что от погони мы оторвались окончательно, позволил себе улыбнуться и снова закурить.

Мы шлю всю ночь. Поначалу лейтенант выжимал из миноносца все его силы, торопился как можно дальше оторваться от преследователей, осматривал горизонт за спиной. А после сбавил ход и пошел на своем обычном ходу. Я ушел с вахты, спустился внутрь. Там прилег на выделенную мне койку и так и пролежал до самого Чифу, прислушиваясь к тяжелому стенанию миноносца. Пара двигателей работала с каким-то легким рассинхроном — по корпусу шла легкая дрожь. Еще в Артуре мне сказали, что миноносец выходит неподготовленным, рециркуляционная помпа работала с перебоями, а гребной вал требовал тщательной центровки. И вот я лежал с закрытыми глазами в душном кубрике, слушал стоны и вибрации корабля и гадал — дойдем ли мы до китайского порта или нет. Так и уснул незаметно сам для себя.

Проснулся оттого, что звуки вокруг вдруг изменились. Затопали тяжелые боты матросов, двигателя изменили свой монотонный рык, перешли на басовитое, едва слышное урчание, а по корпусу пробежали тяжелые металлические удары. За плечо тронул Петро:

— Прибыли, Василь Иваныч. Якоря бросают.

Мы пришли в Чифу ранним утром. «Решительный» встал на рейд и заякорился. С борта спускали шлюпку. Рощаковский меня увидел и подошел:

— Удалось поспать?

— Да, незаметно для себя уснул. А вы?

— Да какое там, — махнул он рукой. — Я сейчас на берег сойду, вы со мной? Или подождете?

— А чего ждать?

— Вторую шлюпку для вас и ваших людей спустят.

— А к берегу мы разве не подойдем? У нас багаж тяжелый.

— К сожалению, пока нельзя. Вон, смотрите, к нам уже китайцы идут, сейчас выяснять будут зачем мы здесь. Только когда они решат, что с нами делать, миноносец сможет пришвартоваться. Не ранее.

— И что же они могут решить?

— Не знаю, но скорее всего «Решительный» разоружат и интернируют.

Честно, для меня это было новостью. Не думал, что Витгефт пошел на то, чтобы вывести довольно-таки неплохое судно из состава эскадры. Слышал, что он потребовал от Рощаковского доставить какую-то депешу до нашего консульства, что находилось в этом китайском городе, но чтобы такой ценой?

— И сколько может пройти времени, чтобы было принято такое решение? Сколько нам ждать?

— Не могу сказать, уважаемый Василий Иванович. Тут все от китайцев зависит, а они очень сильно любят затягивать дела. Взятки выморачивают любыми способами.

— Но это же боевое судно Империи!

Он улыбнулся краешком губ и поправил меня:

— Боевой корабль…

Я сошел на берег со второй шлюпкой. Загрузили в нее все наше барахло, сели сами и минут через десять подошли к причалу. Все необходимые формальности были соблюдены еще на борту «Решительного» когда китайцы проверили наши документы и удостоверились, что мы лица гражданские. К нам у них вопросов не возникло. Зато возникли вопросы к лейтенанту Рощаковскому. Его допытывали с какой целью корабль пришел в Чифу, какое вооружение на борту, сколько человек команда. А все вызнав, потребовали никому на берег не сходить, а дожидаться решения высших инстанций. А после этого, оставив для присмотра нескольких человек, удалились. С ними удалился и лейтенант. У него было дело в нашем консульстве.

Я же с людьми, пристав к берегу, поселился в ближайшей гостинице. Из ее окон был прекрасно виден как сам порт, так и рейд, где на якоре стоял миноносец. Его борта обступили многочисленные шлюпки, а палубу наводнили китайцы. Было непонятно что они там делают, но судя по тому, как реагировали наши матросы — ничего страшного. Китайцы расхаживали с важным видом вдоль бортов, рассматривали вооружение, видимо, прикидывали, что предстоит снять, чтобы обезоружить боевой корабль. Все происходящее укладывалось в первоначальный план Витгефта.

Агафонова и Грязнова я рассчитал. Выдал им денег за честный труд, выделил на дорогу до Питера и поручил следить за ценным багажом. Каким образом они будут добираться до столицы меня не интересовало, мне было достаточно того, что оба они согласились и дальше работать вместе со мною и продолжать дело пионеров авиации. И оба согласились перебраться в Питер. Там Козинцев их встретит как надо, пристроит и нагрузит работой. За это я был спокоен.

Спустя какое-то время из гостиницы исчез Петро. Буркнул, что надо отлучиться по важным делам и скрылся. Явно побежал навещать щупленькую Юн, что совершенно неожиданно запала в суровое сердце мужика.

И вот я остался в гостинице один. На сегодня я решил никаких дел не делать. Подумал найти судно, что согласится отправиться в Артур и закупиться продовольствием завтрашним днем. А сегодня я просто отдыхал. При гостинице был свой небольшой ресторан, что-то типа невзрачного кафе, в нем-то я и присел. Место выбрал возле окна, так, чтобы улица и часть порта просматривались.

Порт в Чифу был как и все остальные порты мира. Грязный, вонючий, с суетой, толкотней и неразберихой. Туда-сюда сновали китайцы, кто побогаче, кто победнее. Много босоты, что пыталась заработать здесь на плошку риса. И бесчисленные попрошайки, которых, впрочем, иногда гоняла местная полиция, без зазрения совести сгоняя с места бамбуковыми палками. Беднота пыталась и у меня стрельнуть монетку, но работники гостинцы пресекли это дело на самом взлете,