Дело Ливенворта (сборник) - Анна Грин

– О чем вы? – спросила она упавшим голосом.

– Вы же не станете отрицать, что не только были готовы посчитать ее виновной, но и напрямую обвиняли в совершении этого преступления?

– Объясните! – воскликнула она.

– Мисс Ливенворт, разве вы не помните, что говорили в комнате наверху, когда находились там одни утром в день дознания, перед тем как мы с мистером Грайсом зашли к вам?

Взгляд мисс Мэри не опустила, но глаза ее вдруг наполнились ужасом.

– Вы это слышали? – прошептала она.

– Невольно. Я был за дверью, и…

– Что вы слышали?

Я рассказал.

– А мистер Грайс?

– Он был рядом.

Казалось, ее глаза были готовы испепелить мое лицо.

– Но когда вы вошли, ничего не было сказано?

– Нет.

– Однако вы не забыли об этом?

– Мог ли я, мисс Ливенворт?

Голова ее упала на руки, и на какой-то безумный миг казалось, что мисс Мэри предалась отчаянию. Потом она встала и воскликнула:

– И поэтому вы пришли сегодня! С этим предложением в сердце вы вторглись в мой дом, пытаете меня вопросами…

– Прошу меня простить, – возразил я, – но разве я задаю вопросы, на которые вы, заботясь о чести той, с которой прожили всю жизнь, не должны отвечать? Разве я каким-то образом роняю свое достоинство, умоляя рассказать, что заставило вас произнести такое страшное обвинение в тот час, когда все обстоятельства дела были еще свежи, а после этого с такой же уверенностью заявлять о невиновности сестры, когда появилось еще больше поводов для подозрений, чем вы предполагали?

Она как будто не услышала меня.

– За что мне это? – тихо вымолвила она. – За что?

– Мисс Ливенворт, – сказал я, подойдя к ней, – несмотря на то, что сейчас между вами пробежала черная кошка, не может быть, чтобы вы желали сестре зла. Так говорите же, назовите хотя бы имя того, ради кого она приносит себя в жертву. Одно слово и…

Но она встала с непонятным выражением лица и прервала меня твердым замечанием:

– Если вы этого не знаете, я не могу вам сказать. Не просите, мистер Рэймонд.

И она второй раз посмотрела на часы.

Я попробовал еще раз.

– Мисс Ливенворт, вы как-то спросили меня, должен ли человек, совершивший зло, обязательно сознаться в этом, и я ответил, что нет, если только признание не может что-то исправить. Помните?

Губы ее дрогнули, но она не издала ни звука.

– Я начинаю думать, – серьезно продолжил я, поддаваясь ее настроению, – что признание – единственный выход из этого затруднения, что только произнесенные вами слова могут спасти Элеонору от страшной судьбы, которая ее ожидает. Так вы покажете себя настоящей женщиной, ответив на мои искренние просьбы?

Это, похоже, затронуло нужные струны, потому что мисс Мэри задрожала и взгляд ее наполнился тоской.

– О, если бы я могла… – промолвила она.

– А что вам мешает? Вы не будете знать счастья, пока не сделаете этого. Мисс Элеонора упорствует в молчании, но это не повод следовать ее примеру. Этим вы делаете ее положение только еще более сомнительным.

– Знаю, но ничего не могу поделать с собой. Судьба слишком крепко держит меня, я не могу разорвать эти цепи.

– Неправда! Любой может разорвать воображаемые цепи.

– Нет, нет, – возразила она, – вы не понимаете!

– Я понимаю одно: дорога правды пряма, и тот, кто выходит на окольные тропы, сбивается с пути.

На лице ее промелькнуло выражение непередаваемо жалостное, горло сжалось, словно от всхлипа, губы приоткрылись… Похоже, она начала сдаваться, но тут… Раздался трезвон дверного колокольчика.

– О! – Она резко развернулась. – Скажите ему, что я не могу его принять, скажите ему…

– Мисс Ливенворт, – попросил я, беря ее за руки, – забудьте о двери, забудьте обо всем. Я задал вам вопрос, от которого зависит это таинственное дело. Ответьте мне ради спасения своей души, скажите, что за несчастливые обстоятельства могли заставить вас…

Но мисс Мэри вырвала руки.

– Дверь! – воскликнула она. – Она откроется, и…

Выйдя в переднюю, я встретил Томаса, поднимавшегося по лестнице из подвала.

– Возвращайтесь, – сказал я. – Я позову, когда вы будете нужны.

Он с поклоном удалился.

– Вы ждете от меня ответа? – спросила мисс Мэри, когда я вернулся. – Прямо сейчас? Я не могу.

– Но…

– Это невозможно.

Ее взгляд метнулся к входной двери.

– Мисс Ливенворт!

Она содрогнулась.

– Боюсь, если вы не ответите сейчас, потом будет поздно.

– Это невозможно, – повторила она.

Снова звякнул колокольчик.

– Слышите? – промолвила она.

Я вышел в коридор и позвал Томаса.

– Теперь можете открыть дверь, – сказал я и вернулся к мисс Мэри.

Повелительным жестом она указала мне на лестницу.

– Оставьте меня!

И взгляд ее переместился на Томаса, который стоял как вкопанный.

– Я с вами еще встречусь, прежде чем уйти, – сказал я и поспешил наверх.

Томас открыл дверь.

– Мисс Ливенворт дома? – осведомился чувственный голос.

– Да, сэр, – последовал уважительный, выдержанный ответ дворецкого, и, наклонившись над перилами, я, к своему удивлению, увидел мистера Клеверинга, который вошел в переднюю и направился к приемной.

Глава 18

На лестнице

Меня не можешь в смерти ты винить[17].

Уильям Шекспир. Макбет

Возбужденный, дрожащий, дивящийся этому непредвиденному событию, я на секунду замер, собираясь с чувствами, когда со стороны библиотеки донесся низкий монотонный голос. Я пошел на звук и увидел мистера Харвелла, читавшего вслух из рукописи своего покойного работодателя. Мне трудно описать впечатление, которое произвело на меня тогда это небольшое открытие. Там, в комнате смерти, вдали от мирской суеты, отшельник в своей келье, этот человек читал и перечитывал со страстным интересом слова мертвого, пока наверху и внизу человеческие существа метались и страдали в сомнении и стыде. Прислушавшись, я различил такие слова: «Благодаря этим мерам их местные правители не только избавятся от ревнивого страха перед нашей формой общественного устройства, но и преисполнятся живым интересом к ней».

Открыв дверь, я вошел.

– А вы опоздали, сэр!

С таким приветствием он встал и придвинул мне кресло.

Мой ответ, по-видимому, услышан не был, ибо, проходя к своему месту, он добавил:

– Боюсь, вы нездоровы.

Я подобрался.

– Я не болен.

И придвинув к себе бумаги, я начал их просматривать. Но слова плясали у меня перед глазами, и я был вынужден в тот вечер оставить попытки поработать.

– Я боюсь, что сегодня не смогу вам помочь, мистер Харвелл. Дело в том, что я не могу уделить должного внимания работе, пока человек, совершивший подлое убийство, из-за которого мы вынуждены ею заниматься, безнаказанно разгуливает на свободе.

Секретарь, в свою очередь, отодвинул бумаги в сторону, как будто неожиданно испытав отвращение к ним, но не ответил.

– Принеся мне известие об этой ужасной трагедии, вы назвали ее загадкой, но эта загадка должна быть разгадана, мистер Харвелл. Она затрагивает жизнь слишком многих людей, которых мы любим и уважаем.

Секретарь посмотрел на меня.

– Мисс Элеонора?

– И мисс Мэри, – подхватил я. – Вы, я, многие другие.

– Вы с самого начала очень заинтересовались этим делом, – сказал он, неспешно макая перо в чернильницу.

Я воззрился на него в изумлении.

– А вы? Разве вас не интересует дело, от которого зависит не только безопасность, а счастье и честь семьи, с которой вы так долго жили?

Он бросил на меня холодный взгляд.

– Не имею желания обсуждать эту тему. Кажется, я уже просил вас не начинать подобного разговора.

И он встал.

– Но я не могу учитывать в этом деле только ваши желания, – упорствовал я. – Если вам известны какие-то факты, которые еще не стали достоянием гласности, ваш долг – заявить об этом. Положение, в котором сейчас находится мисс Элеонора, просто не может не вызывать в каждом сердце желания торжества справедливости, и если вы…

– Если бы я знал что-нибудь, что могло помочь ей выбраться из этого печального положения, мистер Рэймонд, я бы давно сказал об этом.

Устав от постоянных препирательств, я прикусил губу и тоже встал.

– Если вам больше нечего сказать, – продолжил он, – и вы не намерены работать, я с удовольствием уйду, у меня дела.

– Нисколько вас не задерживаю, – сухо ответил я. – Я и сам могу о себе позаботиться.

Он повернулся ко мне, как будто это проявление чувств было выше его понимания, а потом с медленным, почти сочувственным поклоном вышел из комнаты. Я услышал, как он поднялся наверх, дождался, пока скрипнула дверь его комнаты, и сел наслаждаться одиночеством. Но одиночество в этой комнате было невыносимо. К тому времени, когда мистер Харвелл снова спустился, я уже не мог там находиться, и, выйдя в коридор, сказал ему, что, если он не возражает, я бы хотел прогуляться с ним.