Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе - Джеймс Купер

— Есть вещи пострашней смерти,— хрипло возразил Дункан, словно досадуя на ее упорство.— Но присутствие человека, готового отдать за вас жизнь, может отвратить даже их.

Кора прекратила уговоры и, закутав вуалью лицо, увела полубесчувственную Алису в самый дальний угол пещеры. 

  ГЛАВА IX

...Будь веселой

И разгони улыбкой облака,

Твое чело мрачащие.

«Смерть Агриппины»

Внезапный, словно по мановению волшебной палочки, переход от бурных событий боя к безмолвию, опять воцарившемуся вокруг, показался возбужденному воображению Хейуорда каким-то кошмарным сном. Хотя все действующие лица и подробности сцен, свидетелем которых он стал, глубоко запечатлелись у него в памяти, ему трудно было убедить себя, что все это произошло на самом деле. Не зная, какова судьба людей, вверивших свою жизнь бурному потоку, он долго прислушивался в надежде уловить какой-нибудь звук или сигнал тревоги, которые могли бы возвестить об успехе или неудаче рискованной затеи беглецов. Но он напрасно напрягал внимание: с исчезновением Ункаса последний след смельчаков пропал, и молодой офицер остался в полном неведении о дальнейшей участи лесных жителей.

Снедаемый печальными сомнениями, Дункан осматривался кругом, забыв об осторожности, совсем незадолго до этого вынуждавшей его держаться под прикрытием скал. Однако все поиски малейшего намека на приближение врага были так же тщетны, как и попытки узнать, что же произошло с их недавними спутниками. Лесистые берега снова казались безжизненными. Крики, несколько минут тому назад эхом отдававшиеся под зелеными сводами чащи, затихли, и только волны в реке то вздымались, то опускались под порывами теплого летнего ветра. Ястреб-рыболов, который, укрывшись на верхушке сухой сосны, издали наблюдал за боем, слетел со своего высокого насеста и, описывая широкие круги, парил над водой в поисках добычи; сойка, чей пронзительный голос терялся раньше в хриплом вое дикарей, огласила воздух нестройным криком, словно вновь полагая себя неоспоримой владычицей лесных просторов. Эти звуки, такие обычные в глуши, заронили в Дункане проблеск надежды, и он с воскресшей верой в успех собрал все свои силы для предстоящей борьбы.

— Гуронов не видно,— сказал он Давиду, который все еще не вполне оправился от оглушившего его удара.— Спрячемся в пещеру и вверим себя провидению.

— Насколько мне помнится, мой голос, сливаясь с голосами двух этих прелестных девушек, воссылал хвалу и благодарность всевышнему,— растерянно отозвался учитель пения,— после чего меня, за грехи мои, постигла тяжкая кара. Я погрузился в некое подобие сна, но слух мой раздирали звуки столь нестройные, что казалось, круговорот времен пришел к концу и природа утратила былую гармонию.

— Бедняга! Это вы сами, по правде сказать, были близки к концу. Встаньте и ступайте за мной. Я отведу вас в такое место, где вы не услышите никаких звуков, кроме собственного пения.

— В гуле водопада звучит мелодия, и журчание вод ласкает слух,— отозвался Давид, растерянно потирал лоб.— Но разве воздух не полон воплями и стонами, словно души грешников...

— Нет, уже нет,— нетерпеливо заверил Хейуорд.— Теперь они прекратились, и те, кто их издавал, тоже, надеюсь, исчезли. Кроме воды, все безмолвно и спокойно. Идемте же туда, где у вас будет возможность распевать ваши любимые псалмы.

Давид лишь печально улыбнулся, хотя при упоминании об излюбленном занятии лицо его озарилось лучом радости. Не колеблясь более, он согласился удалиться в пещеру, оперся на руку спутника и вошел в убежище, где, как ему было обещано он мог успокоить свои расстроенные чувства чистыми радостями псалмопения. Дункан схватил охапку сассафраса и завалил ветвями проем в скале, тщательно скрыв какой бы то ни было намек на вход. Позади этой ненадежной баррикады он пристроил одеяла, брошенные там обитателями лесов, преградив таким образом доступ свету; однако легкий отблеск дня проникал все же во вторую пещеру из узкого ущелья, по которому мчались воды одного из рукавов реки, сливавшегося с другим несколькими саженями ниже.

— Не по сердцу мне обычай туземцев отказываться от борьбы, когда она кажется безнадежной,— заметил молодой человек, не прекращая работы.— Наше правило: «Пока ты жив, жива и надежда». Это более утешительно и больше приличествует солдату. Вам, Кора, я не стану говорить пустых ободряющих слов — ваша стойкость и разум сами подскажут вам, как вести себя. Но как нам осушить глаза бедняжки, рыдающей у вас на груди?

— Я уже успокоилась, Дункан,— сквозь слезы пролепетала Алиса, высвобождаясь из объятий сестры и силясь казаться твердой. — Совершенно успокоилась. В этом укромном убежище нам, конечно, ничто не угрожает, нас не найдут, нам не причинят зла; мы вполне можем надеяться на помощь великодушных проводников, которые ради нас уже подверглись стольким опасностям.

— Вот теперь наша кроткая Алиса заговорила, как подобает дочери Манроу,— заметил Хейуорд и, подойдя ко входу в пещеру, остановился там и пожал маленькую ручку девушки.— Мужчине, у которого перед глазами два таких примера отваги, остается лишь одно — стать героем.

С этими словами майор уселся посредине пещеры, стиснув в руке уцелевший пистолет и мрачно сдвинув брови с видом человека, принявшего бесповоротное отчаянное решение.

— Если гуроны явятся, взять нас им будет потрудней, чем они думают,— тихо бросил он, прислонился головой к скале и, не отрывая глаз от входа в убежище, стал терпеливо ждать развязки.

Когда звук его голоса замер, воцарилась долгая, глубокая, почти мертвая тишина. Свежий утренний ветерок проник в пещеру, и обитатели ее почувствовали на себе его живительное воздействие. Минуты текли, но ничто не нарушало покоя, и в душе путников зародилась надежда, хотя каждый боялся высказать вслух предположение, которое в следующую же секунду могло быть опровергнуто самым страшным образом.

Один Давид не разделял общего волнения. Луч света, проникавший через расщелину, озарял его изможденное лицо и падал на томик, который он опять принялся перелистывать, словно отыскивая псалом, наиболее соответствующий данной минуте. Им вероятнее всего руководило сейчас смутное воспоминание о словах Дункана насчет того, что в пещере он сможет предаться любимому занятию. Наконец его терпеливое усердие было вознаграждено: ничего не объясняя и даже не попросив извинения, певец громко объявил: «Остров Уайт»,— извлек из своего камертона долгий нежный звук и голосом, еще более нежным и мелодичным, пропел первые такты только что названного им песнопения.