Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

Я сдох, да. Воскрес на каком-то новом уровне, но там, в дверях кухни, всё же, сдох.

– Паша… – выдыхает ведьма моё имя, но я даже смотреть на неё не могу.

Бурлит кипящая кровь, лопаясь вязкими пузырями в такт сердцебиению, сжимаются кулаки до хруста в суставах.

– Пашенька, спокойно… – пытается мать воскресить во мне адекватность, и я бросаю в её сторону испепеляющий взгляд, тут же возвращаясь к малышке. К той единственной, кто сдерживает порыв разгромить тут всё на хуй.

– Паш, я объясню, – Линда подрывается со стула, тараторя и заламывая руки.

– Моя? – хриплю зверем, не могу не спросить, должен знать наверняка, хочу, чтобы сказала.

– Паш, я… ты… тебе не обязательно… – что она этим сказать хочет даже осмысливать не собираюсь, перевожу на неё взгляд, прибивая к полу, требуя ответа. – Да, – выдыхает сипло.

В голове только одно слово заезженной пластинкой играет. То самое, что она прошептала больше двух лет назад. Когда дала своё величайшее соизволение на секс без контрацептива.

«Можно».

Можно в эту минуту только вздёрнуться. Потому что, если нет, я придушу её. И после пристрелю себя.

– Па-а-а… ПА! – играет интонациями малышка, раскачиваясь в стульчике, но, чуть только я возвращаю к ней взгляд, прячется за ручками, попискивая и кокетничая.

И так, сука, обидно, что за этой тупой животной злобой не могу понять, какие эмоции она во мне вызывает, не могу нащупать их, ускользают, растворяются, что я принимаю единственно здравое в сложившейся ситуации решение.

Разворачиваюсь и сваливаю на хер, пока не сделал того, что уже невозможно будет исправить.

Слышу истеричный всхлип ведьмы, прежде чем осторожно закрываю за собой дверь, чтобы не напугать ребёнка. Спускаюсь, прыгаю в тачку и с пробуксовкой отправляюсь в путь под названием «грёбаное никуда».

«Можно…».

Всем привет, я Паша, мне тридцать семь, и я донор спермы.

Охуительно.

Интересно, если бы я на её голову не свалился, так бы и не рассказала? Вышла бы замуж, девчушка ещё совсем мелкая, могла вообще никогда не узнать, что с дядей чужим под одной крышей живёт. И тут я. Совесть, что ли, заела? Странно только что малышка меня папой назвала. Хотя, может перед торжественной встречей репетировали, поди разбери.

«Па-па!».

До мурашек… веки прикрываю, перед мысленным взором её округлое личико с крошечным острым подбородком, с пухлыми и румяными от смеха щёчками, с огромными карими глазами, искрящимися, с медовыми оттенками. Красивая до помутнения рассудка, самая, самая, самая!

МОЯ!

И это сокровище у меня никто не отберёт. Никто! Никогда!

Завожу мотор, трогаюсь с места с неясной целью, но чёткой убеждённостью, что действовать требуется незамедлительно. Чтобы ведьма спрятать её от меня не успела, чтобы не срулила в неизвестном направлении, не скрылась, не сбежала. Напугал ведь её… рожей своей свирепой, бешенством своим безотчётным. Не ко мне она подскочила, против меня встала, собой дочь загородила, грудь на амбразуру выкатила.

«Тебе не обязательно…».

Мутит от понимания, о чём она. Мне не обязательно участвовать в жизни дочери. И я, как это не прискорбно, сам подвёл её к этой мысли. Много всего говорил, и ей, и матери, и Эмиру. Семью не хочу. Детей не хочу. Всё устраивает. Наслаждаюсь. Блядь… насладился. По полной.

Но это её не оправдывает. Вообще, сука, вот вообще! Бесит.

Мало того, что соврала, пусть и завуалированно, так ещё и после перед фактом даже не поставила. Просто забеременела, исполнила свою мечту и свалила. И не трахалась ни с кем не потому, что не хотела или я такой охуенный, что другие разом померкли, а потому что, сука, когда ей? Сначала пузатая ходила, всё равно что с меткой по всю спину «занято», потом роды, потом восстановление, забота о дочери как о единственном приоритете по жизни. На себя, как обычно, начхать.

Пузатая… хоть бы посмотреть разочек, хоть мельком, хоть украдкой… и ведь чувствовал, что изменилась, фигура в том числе, хуже не стала, нет, другой стала. Мог бы догадаться, если бы спермотоксикозом не накрыло. Блядь, пузатая… такой шквал эмоций, непонятных, новых, необкатанных, будоражащих. Всё просрал. Всего лишила.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

За что наказывает только? Столько лет постель делили, столько лет её спину прикрывал, столько передряг было, столько шишек набили. Вместе. Всё, сука, вместе! Столько раз её утешал, столько слёз в себя впитал, хоть самого выжимай. И вдруг такое… подло. Жестоко. Даже если бы в самом деле не хотел детей, похер. Нет оправдания, не прощу. И не отпущу. Семью хотела? Получит. Такую, которую заслужила.

Сам не понял, как зарулил к даче Эмирчика. На автопилоте, в несознанке, в мыслях, в переживаниях своих отравляющих. Встал, ворота подсвечиваю, открывать никто и не думает, как будто не у них свет на втором этаже горит. Как будто не моргаю фарами, выпрашивая приюта. Но, как бы не пригорали кишки от осознания, что и он знал, мне нужна была помощь. Потому что то, что я задумал, требует подготовки и знаний, которых у меня попросту нет.

Лезу через забор и, едва спрыгиваю и распрямляюсь, получаю очередной удар подлых. На этот раз уже далеко не от судьбы. И не фигурально.

– Нос тебе не раздробил только чтобы Надежду не пугать, понял меня? – жёстко добивает, именем дочери, которое я не знал. – Уёбывай туда, откуда свалился.

Согнулся, ртом воздух хватаю, но лёгким мои потуги по херам. Но, у меня теперь есть Надежда. Справлюсь.

Эмир уходит в дом, я кое-как прихожу в себя и иду следом. Стучу.

Не убьёт же он меня… – успевает пронестись мысль.

Аккурат перед тем, как распахивается дверь и в мой лоб упирается его ствол.

– Я приехал, а её нет, – хриплю не своим голосом. Так в тачке наорался, что сел. – Ни её, ни вещей, ничего, пусто. Как будто и не было, как будто в пьяном угаре всё привиделось. Как будто из-за того, что мы узнали, где её искать. Я узнал.

– Блядь, – выдыхает коротко и опускает руку, закрыв глаза. – Рассказывай.

– Марк спит?

– Ясен хуй, Павел, – кривится, бесится ещё, но скорее по инерции. – Час ночи. Заходи и рассказывай, пока я тебя с землёй не сравнял.

– Линда звонила? – хмыкаю беззлобно, стаскивая ботинки.

– Мать твоя звонила, – огрызается через плечо, – и не мне, а Лилии. Плачет, причитает и так заливается корвалолом, что у меня в носу запах стоит. У тебя с башкой как вообще? Нормальная реакция? Адекватная? Ты мне три часа в тачке заливал как мечтаешь о семье, потом на три дня в отрыв ушёл и, дай, сука, угадаю… девок тоже три было? Да ты, мать твою, святой великомученик, выходит!

Морщусь, устраиваюсь на стуле, в глаза стараюсь не смотреть, чтоб ещё больше не выбешивать.

– На сутки меня хватило, – заговорил тихо, всё тем же прокуренный голосом. – Так твои речи по мозгам хорошо проехались, решил попробовать. Хуже, думаю, не будет. Куда хуже? Оказалось, дно пробить не так уж и сложно… – гашу нервный смешок и продолжаю по существу: – Сначала к Солнцеву поехал, обстановку разведать. Решил, если всё у неё получилось, совсем уж мудаком не буду, не полезу… а он там на газоне бухой в дрова валяется. Поначалу обрадовался, но чёрт дёрнул набрать ему, убедиться в подозрениях. А он мне – хорошо, что ты позвонил. Брат пропал. Я в непонятках, с этого его накрыло или Линда причина, сообщил, что в городе, слез с забора и через полчаса подкатил с фанфарами. По итогу три дня искал этого уёбка-садиста, просто не смог отказать, когда узнал, что Линда его бортанула. Ну, думаю, решу проблему, тогда и нарисуюсь… решил, припёрся. Радовался как ребёнок. А её и след простыл. И я сдох тогда, Эмир, сдох. Понимаешь?

– Пока да, – сухой ответ, но, хотя бы без отвращения в голосе.

Воспоминания сковывают грудину, машинально лезу в карман и достаю обручальное кольцо, что всучил мне Солнцев.

«Забери, пока не вскрылся» – прохрипел Солнцев, вытягивая вперёд кулак.

Без задней мысли раскрываю ладонь, на которую он роняет кольцо с огромным камнем, доказательством его чувств. Морщусь, пытаюсь всучить его ему обратно.