Путеводитель по судьбе: От Малого до Большого Гнездниковского переулка - Геннадий Красухин

«А где, – спрашиваю, – вы берёте товары для других организаций?»

«Прикрепленных, – отвечают, – обслуживаем с ведома райторга. Он выделяет необходимый лимит».

Территориально газета относится к Дзержинскому району. Звоню в торговый отдел Дзержинского райисполкома.

«Нет, – говорят мне, – у нас такой возможности. Все лимиты исчерпаны!»

Сложность заключалась в том, что речь шла о заказах не для всех сотрудников газеты. Члены редколлегии входили в номенклатуру Союза писателей, у них была своя столовая, в которой обедали и замы главного редактора, приравненные по рангу к замам союзного министра (номенклатура Совета Министров), и первый зам (номенклатура ЦК КПСС), и главный (номенклатура Секретариата ЦК). Заказы, разумеется, они получали разные, но получали. В нашу столовую изредка тоже завозили какие-то продукты, из тех, каких давно уже не бывало в магазинах: сардельки, банки сайры, свиные ножки. И хотя, как я только что сказал, их привозили очень редко, наш секретарь партбюро Олег Николаевич Прудков считал, что, требуя для себя заказов, люди в газете с жиру бесятся. «К октябрьским праздникам у вас в столовой даже горбушу горячего копчения продавали, – возмущённо говорил он. – Другие об этом могут только мечтать!»

Я пошёл к Сырокомскому. «Гена, – сказал он мне, – вы понимаете, что за всё надо платить?»

Нет, я не понял.

– Я могу попросить о таком одолжении для нас директора Мосторга, – объяснил Сырокомский. – И он это сделает. Но уж после – извините! Московскую торговлю мы критиковать не сможем. Вы считаете её идеальной?

– Ну, а если директору позвоните не вы? – спросил я.

– А кто? – нахмурился Виталий Александрович. – Чаковский?

– Нет, – говорю, – кто-то не из газеты.

Сырокомский поднял на меня глаза. «Хорошо, – сказал он, – идите. Я подумаю».

Он понял, что я имел в виду: одно время Сырокомский работал помощником первого секретаря Московского горкома партии Демичева. Так что влиятельных друзей у Виталия Александровича осталось немало. Ему самому иметь дело с торговыми работниками было совершенно необязательно.

Через небольшое время ко мне зашла Галина Васильевна Сухарева, которая в партбюро занималась теми же бытовыми проблемами. «Звонили из исполкома, – сообщила она. – Нас прикрепили к магазину, – Галя назвала номер. – Пошли знакомиться».

Я уж не помню, с какого переулка магазин выходил на Сретенку. Мясной и рыбный отдел слева, колбасный и сырный в центре, справа – бакалея. Пространство – крошечное. Ассортимент – убогий: селёдка, тёмное костлявое мясо, варёная колбаса, быстро синеющая от обилия в ней крахмала, плавленые сырки, кильки в томате, спички, сахар, макароны, манка. Одна касса рядом с дверью. Очередь в неё змеится по стенке. В подсобку попадаешь с переулка: грязно, сильно несёт селёдкой и несвежим мясом.

Мы с Галей переглядываемся и пожимаем плечами: вот так подарок «Литгазете»! А директриса возбуждена, проглядывая наш список.

– Куры будут по рубль семьдесят пять. Мы их вам развесим и упакуем. Огурцов и томатов каждому достанется по банке. Горошку тоже. Рагу из частиковых рыб придётся разыгрывать – будет две трети от вашего списочного состава. Сардин хватит на всех. Апельсинов по килограмму не получится. Развесим грамм по семьсот. Шампанского по бутылке всем, а «посольскую» одну на двоих. Разыграете. Завтра мы вам всё подготовим. А послезавтра часов в 11 подгоняйте машину. Берите побольше мужчин. У нас – самовывоз и самопогруз.

– Нельзя ли, – спрашиваем, – договориться с вашими грузчиками?

– Да у нас их всего два. Они целый день грузить будут! Помочь могут, об этом и договоритесь. Но люди нужны.

Не стану описывать, как мы выходили из положения, постоянно уговаривая сотрудников стать сегодня грузчиками, обещая за это обслужить их без очереди. Можете представить себе и сами, какой ор и гвалт стоял, когда каких-то продуктов на всех не хватало. А почти всегда не хватало дефицитной экзотики: кроликов, свиных языков, говяжьей печени, банок тушёнки, икры (она появлялась в заказах по праздникам), хорошей водки (то есть той же «Посольской» или «Русского сувенира»). Торговля шла до глубокой ночи. Добровольных помощниц у меня в редакции находилось много. Им тоже полагалось внеочередное обслуживание.

Всякий раз, когда я появлялся в магазине, директриса отводила меня в сторону и заговорщицки внушала, что просить надо то-то, то-то и то-то. «Вам дадут», – убеждённо говорила она, имея в виду газету. Но мы никогда ни о чём никого не просили: торг формировал заказы сам.

То, о чём я пишу, – это, так сказать, видимая часть айсберга. Потому что торговля дефицитом в редакции шла постоянно. Кто-то приносил ношенные, но вполне ещё пригодные американские джинсы (новые у спекулянтов стоили немыслимых денег, а в магазинах их не было вовсе). В отделах проверки или писем постоянно что-то продавали и покупали: сапоги зимние и осенние, платья, брюки. Я сам приобрёл в газете неновую дублёнку, которая мне потом послужила на славу. Надо ли добавлять, что магазины дублёнками не торговали. Да и хорошие женские шубы можно было достать только по большому блату.

Мой старший товарищ Бенедикт Сарнов написал чудесную книгу «Наш советский новояз». Жаль, что не включил он в неё такие слова, как «достать» или «блат». Они, несомненно, заслуживают этой чести.

Не «купить», а «достать». Еду я в троллейбусе с сыном из Книжной лавки писателей. Вскрываю свёрток, даю сыну книгу – он углубляется в чтение. Вынимаю книгу для себя. Ко мне наклоняется интеллигентный гражданин: «Скажите, где вам удалось это достать?»

Вспоминаю, как въезжал в писательский дом в Астраханском переулке, как зачарованно смотрели жильцы на новенький румынский гарнитур необычайной красоты, который заносили в одну из квартир.

– Заимел блат в мебельном, – объяснял его счастливый обладатель. – Год, как подписываю продавцов на собрания сочинений. Мне позвонили сразу же, как привезли мебель на склад. Я приехал первым!

Никому и в голову не пришло поинтересоваться, на собрания чьих сочинений подписывались продавцы. Все знали, что любые собрания стали дефицитом, не меньшим, чем красивая мебель. Точнее, они были престижным придатком к престижной мебели. Их не читали. Ими украшали квартиру.

Да, квартирный вопрос, как заметил герой романа Булгакова, испортил при советской власти людей. Рассекретил их частную жизнь, огрубил нравы, отбросил к нецивилизованным формам существования. Соответственно и торгово-рыночные отношения, воцарившиеся в стране, больше напоминали меновые, туземные.

Однажды, в который раз перечитывая любимого моего Гоголя, грустное его повествование о вселенской людской пошлости, которая даёт о себе знать по любому пустяковому поводу, я задумался: а как бы повели себя герои Гоголя, перенесённые в наше время. Написал рассказик-диалог, назвав его «Повесть о том, как не поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» и дав ему подзаголовок «Современная история».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});