В любви, как на войне - Дарья Асламова

В два часа ночи я оделась, оставила беспламенный поцелуй на лбу Тони и сказала, что мне пора идти. "Я тебя провожу до номера", – решил вежливый Тони и тоже оделся. "Что ты, не надо!" – "Нет, Нет! Обязательно провожу". Мы вышли в коридор и Пошли мимо чужих дверей, откуда струился сон.

У меня начисто вылетело из головы то, что я обещала Кристофу прийти к нему в полночь. Ведь вещания даются для того, чтобы их не сдерживать.

Тогда я увидела его, стоящим у моей двери, то испытала тихий шок. Было ясно, что он пришел сюда не за хорошим делом. Он стоял как ошалевший кобель, поджидающий суку, и воздух вокруг был насыщен его злым возбуждением.

Несколько секунд я с трудом вырабатывала склеивала, сшивала свою улыбку, но она получилась жалкой и кривой. "Что ты здесь делаешь?" – задала я Кристофу вопрос, пригодный на все случаи жизни. "Жду тебя уже два часа", – просто ответил он. Все трое мы были похожи сейчас на персонажей дрянной комедии, и я засмеялась сухим, нервным, дрожащим смехом, от которого, верно, бьется тонкое стекло.

"Я, пожалуй, пойду, – сказал Тони. – Спокойной ночи". Я посмотрела на его холодное, отчужденное лицо, и сердце у меня сжалось от непонятной боли.

Мы остались с Кристофом вдвоем. Он приблизился ко мне, и я содрогнулась. На его бледном лице с такой исступленной страстью горели расширившиеся злые глаза, что я ни секунды не сомневалась – он может избить меня или изнасиловать прямо здесь и сейчас. "Сука!" – сказал он, вложив в это слово все, что мог.

Дальше было хуже. Он хлестал меня словами, как пощечинами, начисто потеряв свой любезный тон и условную вежливость типичного западного мужчины.

– Что ты делаешь со своей жизнью, дурочка! – говорил он тихо и зло. (Лучше бы кричал.) – Это дерьмо, а не жизнь, и ты знаешь это. Ты швыряешься мужчинами, как непослушный ребенок игрушками. А я ведь мог бы полюбить тебя. Я молод, одинок, умен, обеспечен и знаю много чего о сексе. Чего же тебе еще?

В нем зрел и всходил, как на дрожжах, извечный Ч Длиннее ноги тем легче жизнь.

Лучшее место для мужчины ¦ на груди Д. Асламовой.

С таким лицом я пыталась стать депутатом Государственной Думы.

Голая правда

Даши

Асламовой. рналисти писатель, кандидата упутать Я сделаю Думу при |u"m. Я не да гнев самца, озадаченного прихотями женского вкуса. Он грубо схватил меня за руку.

– Ты гоняешься за деньгами? Но я никогда не платил женщинам за любовь!

– На что ты намекаешь? – я наконец обрела дар речи. – На то, что мне платят за секс? Убирайся!

– Ты сейчас пойдешь со мной в мою комнату! Немедленно!

– Нет! Я не люблю, когда у меня два мужчины за ночь. Я еще не приняла ванну, и на мне чужой запах.

Я улыбалась ему прямо в лицо. Он прижал меня к себе с такой яростью, что сделал мне больно. При этом он издавал нечто вроде рычания, – наверное, так рычат орангутанги, когда у них силой отбирают кокосовый орех.

– Ты обещала быть со мной сегодня, и ты будешь!

– Это правда. Я обещала и выполню свое обещание.

– Когда?

– Завтра. В полночь.

Я почувствовала, как ехидные незримые маленькие дьяволята захихикали вокруг нас.

– Поклянись!

– Черт с тобой! Клянусь!

– Я тебе не верю. Либо ты пойдешь со мной сейчас, либо мы больше никогда не увидимся.

– Нет.

– Прощай и будь проклята, – торжественно объявил он.

– Да пошел ты!

Он отпустил меня, и я перевела дух. Войдя в Свою комнату, я бросилась к телефону и набрала номер Тони. Включился автоответчик. "Тони, миленький! – заголосила я после сигнала. – Возьми трубку, умоляю тебя. Мне надо с тобой поговорить". Но Тони не отозвался. Мне почудилось, что я вижу перед собой его полное укоризны лицо. Мое сердце опьянело от внезапной влюбленности. Я должна его увидеть и вымолить прощение!

Я выбежала из комнаты и бросилась к лифту. Меня всю колотило. Господи! Только бы он открыл мне дверь! "Распутная кукла, продажная девка, последняя тварь! Вот ты кто! Ничего святого!" – твердила я себе и так сжимала кулаки, что острые ногти впивались в ладони.

И Тони открыл дверь на мой отчаянный стук. Когда я увидела его, неожиданно домашнего, в белом гостиничном халате, я упала к нему на грудь и заплакала от облегчения. Он некоторое время молча гладил меня по голове, а потом задал самый верный вопрос:

– Выпить хочешь?

– Виски, если есть.

Тони терпеливо ждал, когда я прикончу порционную бутылочку виски из мини-бара, чтобы задать второй вопрос:

– Это тот парень, с которым ты лежала у лифтов?

– Угу, – я кивнула головой.

– Я себя чувствовал, как будто меня вымазали дерьмом с ног до головы.

Виски развязывает язык лучше всякого детектора лжи, и я неожиданно начала говорить – горячо и несвязно, всхлипывая, словно обиженный ребенок, Я открыла ему секрет, что когда-то у меня было сокровище – мое собственное сердце и как я дурно обошлась с ним, как я обманывала и как обманывали меня, как мне ужасно хочется любить, но не хватает мужества, как в момент страсти я совершенно забываюсь, а потом краснею от этого, и как я избавилась от своего брака, будто стоматолог от сгнившего зуба, и никак не могу заполнить эту пустоту хотя бы временной пломбой, и что прошлое – ложь, и для любви нет дороги обратно. Я говорила до пяти часов утра, а он слушал. Мы оба падали от усталости, и я все время спрашивала: "Ты меня понимаешь? Ты не осуждаешь мои поступки?" – "Иногда они для меня странные и дикие, – отвечал он.

– Но тебе надо выговориться сегодня. И я здесь, чтобы слушать тебя. Говори".

Я ушла от него под утро, шатаясь от усталости, пьяная от собственной откровенности. А в восемь утра меня разбудила бодрая Соня: "Доброе утро, мамочка! Ты хорошо поспала?" Мне пришлось встать, чтобы выполнить свои материнские обязанности. На полу в коридоре я нашла письмо от Кристофа. Оно дышало высокомерием: "Я не уверен, заслуживаешь ли ты моего прощения, но я готов дать тебе второй шанс. Я жду тебя в восемь вечера в холле. Мы поужинаем, сходим в дансинг, а после ты выполнишь свое обещание". Я почувствовала, как между ног у меня становится горячо. Я вспомнила его глаза разъяренного кота, его жадные руки, вспомнила, как он весь трепыхался от страсти и как он подвел меня к финишу в состоянии чуть ли не беспамятства тогда, около лифтов, и усмешка тронула мои губы. "Ну, распутная девка, ну шлюха, и что из того? – подумала я. – А много ли мне осталось лет, когда я еще могу быть шлюхой?" В этот момент раздался телефонный звонок. Это Кристоф решил выяснить, светит ли ему что-нибудь сегодня ночью.

– Ты читала мое письмо? – спросил он в нетерпении. – Да, но я не могу видеть тебя в восемь вечера. Я обещала своей дочери ночную прогулку на пароме.

– Ты вчера дала клятву, – напомнил он.

– И я ее сдержу.

– Когда?

– Я же сказала тебе: в полночь.

– Я не верю тебе.

Меня мучило похмелье, и я не была склонна к вежливости.

– Послушай, Кристоф. Выбор у тебя небольшой: верить или нет. И я не хочу тратить силы на объяснения. До вечера.

Я положила трубку. Пива! Вот чего мне сейчас не хватает. За завтраком я пребывала в странно равнодушном, выпотрошенном состоянии. Видимо, ночной эмоциональный взрыв не прошел для меня даром. Мне решительно было наплевать на всех мужчин на свете. Особенно на Тони. В этот момент я и представить себе не могла, что нынче вечером, всего через два дня после знакомства, он сделает мне предложение. Вот как это случилось.

Вечером мы с Соней отправились на пароме на полуостров Коулун. Мы долго бродили по этому фешенебельному району, потом свернули к ночному рынку, где на маленьких жаровнях готовятся самые немыслимые блюда на свете. Их острые ароматы наполняют целый квартал и способны расшевелить даже камни.

Я уже привыкла ходить как настоящая жительница Гонконга, опираясь на ручку длинного зонта,. вдыхать фантастические запахи, вежливо кивать белым людям на улицах, торговаться в лавках. Мы поужинали с Соней в маленьком китайском ресторанчике. Ели крохотные, похожие на маленькие уши пельмени, которые просто таяли во рту, маслянистые, как сливки, овощи, выложенные на кружевных листьях салата, похожих на зеленый мох.

Вернулись мы поздно. Уложив девочку спать, я надела вечернее платье, побрызгала духами между ног и в теплую ложбинку на шее, тяжело вздохнула и отправилась выполнять свое обещание. Все-таки мне не откажешь в своеобразной честности.

Кристоф встретил меня весь при параде, лучась победной улыбкой, чем сразу же вызвал мое крайнее раздражение.

– Налей-ка мне виски, – сказала я с порога.

– Подожди минутку. Сейчас принесут лед.

– Не надо льда. Сгодится чистый.

– И все же я прошу тебя подождать.

Я заскрипела зубами от злости. Мне и в голову не приходило, зачем ему понадобился лед.

– Я не люблю ждать, – заявила я. – Дай мне виски, и немедленно.

– А я не люблю выслушивать приказы от женщин, – он поймал мою руку и поцеловал ее. – Я сам отдаю приказания.