Игра против всех - Шестаков Павел Александрович

Еще звонок.

Автовокзал? У вас есть рейсы в Куйбышев? Нет прямых? А через Куйбышев? Тоже нет? Спасибо.

Мазин молча наблюдал за его активностью.

Наконец Сосновский перестал звонить и сформулировал выводы:

— Автобусом она уехать не могла. Поездом… Если бы она выехала поездом, то уже была бы в Куйбышеве, а ее там нет. Посмотрим, что скажет авиация, но я знаю, что они скажут.

Он ошибся.

Из аэрофлота позвонили минут через десять:

— Это вы запрашивали о Филиной?

— Мы, девушка, мы. Что, не нашли?

— По документам, Филина Д. Т. вылетела в Куйбышев позавчера рейсом номер 2754, в тринадцать часов двадцать минут.

— А самолет не пропал?

— Неуместная шутка!

— Какая там шутка! Это наш самолет или куйбышевский?

— Самолет АН-25 приписан к нашему аэропорту. Командир корабля — товарищ Алексеенко.

— Спасибо.

Боб глянул на часы:

— Успеем к самому вылету. К счастью, у меня дома есть ее фотография. Сам снимал в прошлом году.

Мазин покорился.

Борис вел машину, срезая углы и пугая пешеходов. У своего дома он тормознул так, что Игорь чуть не ткнулся носом в стекло, и бросился за снимком. Потом они помчались еще быстрее.

Разговор произошел в самолете. Сосновский вынул фотографию, на которой Диана была изображена в полупрофиль, и попросил членов экипажа посмотреть, не помнят ли они такой пассажирки. Летчики и стюардесса рассмотрели фотографию добросовестно, но все покачали головами. Они явно чувствовали себя виноватыми, эти славные молодые ребята и светленькая миловидная девушка.

— А место, на котором она сидела, нельзя уточнить? — предложил один.

Оказалось, что можно. Место было четырнадцатое.

— Не припоминаете? — спросил Боб бортпроводницу.

— На этом месте сидела совсем другая женщина. Простоватая, такая, в платке. Ей нехорошо было, тошнило, потому я и запомнила.

— Часто пассажиры сидят не на своих местах, — сказал штурман.

— Да, да, — обрадовалась девушка, — она же могла сесть и не на свое место…

Но ни один из членов экипажа не запомнил в самолете женщины, похожей на Диану Филину.

Мазин возвращался с работы…

Погода опять испортилась, холодные мелкие капли кололи лицо, прохожих было мало, а машины двигались медленно и тихо в пятнах света, заштрихованных дождевым пунктиром.

Поужинать в ресторане Игорь решил неожиданно. Он не любил ресторанов, предпочитал выпить бутылочку вина дома с приятелем, но сейчас его потянуло в обстановку взбадривающей суеты, отвлекающей от трудных проблем.

Мазин отдал плащ швейцару, пригладил волосы перед тяжелым зеркалом в раме-виньетке и заглянул в зал. Там было полно народу, шумно, под люстрами плыл табачный дым, и оркестр, не очень заботясь о качестве, тянул популярный шлягер.

Рассчитывать на отдельный столик не приходилось. Игорь осмотрелся, стараясь найти компанию поменьше и поскромнее, ничего не нашел, и, чувствуя себя неловко, стоял в широких и высоких дверях, занавешенных портьерой из зеленого плюша.

— Прошу вас, гражданин! — сказал ему сутулый официант с поблескивающей в электрических огнях лысиной.

Мазину показалось, что его просят пройти с прохода, однако официант звал в глубь зала, где вдоль стены располагалось несколько кабинетов. Вернее, закрытыми кабинетами они были давно, может быть, при нэпе, а потом их перестроили в полуогороженные помещения, прикрытые все теми же плюшевыми портьерами. Ресторан был не из модных.

— Вас приглашают, — пояснил — лаконичный официант старой, видимо, закалки и приоткрыл портьеру.

Мазин глянул с любопытством р увидел человека, которого встретить никак не ожидал. В кабинете, похожем на театральную ложу, сидел за двухместным столиком профессор Филин.

— Игорь Николаевич, добрый вечер.

— Это вы? — удивился Мазин, недовольный тем, что вместо обстановки отвлекающей он попал вроде бы опять на работу.

— Я осмелился пригласить вас к своему столу, потому что вы находились в затруднительном положении.

— Благодарю вас, — сказал Игорь, придумывая предлог для отказа, но подходящего не нашлось, и он сел в мягкое полукресло напротив профессора.

— Леонтий, подай, пожалуйста, карту моему молодому другу, — обратился Филин к официанту тем полубарским тоном, с которым Мазину сталкиваться никогда не приходилось, разве что слышать в кино.

Он посмотрел на профессора, но тот истолковал его взгляд не совсем верно.

— Да, Игорь Николаевич, я, возможно, пьян, однако сознайтесь, что в моем положении это не так уж удивительно. Вот, простите, если бы жена ушла у вас. Я, конечно, беру случай гипотетический… Если бы… Этот печальный факт означал бы просто то, что от вас ушла жена. И все. Но когда жена, я имею в виду молодую жену, уходит от человека моих лет, это означает, что от него уходит жизнь, во всяком случае немалая ее часть. Вы меня понимаете? Нет, только не говорите, что понимаете, вы этого, к счастью, не понимаете, но это, к несчастью, еще поймете… — говорил Филин не очень гладко.

Появился Леонтий и бесшумно положил перед Мазиным меню в толстом, под кожу, переплете. Игорь развернул его, рассеянно просматривая напечатанные на машинке строчки.

— Игорь Николаевич, простите еще раз великодушно. У меня к вам просьба, прошу — не откажите.

Мазин посмотрел с недоумением.

— Разрешите мне попотчевать вас на свой вкус. У этого трактира есть свои специфические особенности, и боюсь, что карта, которую вы держите в руках, не вполне адекватно отражает действительность. Но мы с Леонтием старые друзья, и если я попрошу его… Не так ли, Леонтий?

Официант уважительно поклонился и исчез бесшумно, а Мазин еще раз подивился этим, почти кинематографическим отношениям.

Профессор улыбался:

— Каков? Впрочем, этот лоск не для всех, разумеется. Он вполне современный, этот почтенный Леонтий, но где-то в сложном мозгу его временами зарождается атавистическое стремление к прошлому, к классическим временам «настоящих гостей». Меня он считает одним из таких гостей. И, представьте себе, что-то в этой игре увлекает и меня. И я охотно кажусь тем, за кого он хочет меня принять. Забавно, правда?

Мазин не ответил.

— Мы уже не первый год играем так ко взаимной выгоде. Я получаю то, что не значится в обеденной карте, а Леонтий — что-то для души, вероятно. Я его оперировал в свое время, а у него развит комплекс благодарности.

Официант появился с подносом, прикрытым салфеткой, и поставил перед Мазиным закуски — черную икру и ароматные грибки.

Игорю захотелось полезть в карман и посчитать деньги. Филин догадался об этом:

— Закусывайте и не волнуйтесь. Я надеюсь, что могу угостить вас от чистого сердца, не нарушая уголовный кодекс. Пока у меня нет необходимости давать вам взятки. Наоборот, вы меня обяжете, если посидите часок со стариком, выбитым из привычной тарелки… Или колеи? Как это правильно? Я, однако, пренебрег предписаниями медицины и перегрузил печень. Впрочем, не только печень. И сердце, и сосуды… Короче, все, что перегружать воспрещается.

И, не дожидаясь согласия или возражения Мазина, он наполнил принесенную Леонтием чистую рюмку.

— Это не коньяк, но думаю, не хуже. Травничок такой. По-моему, гениальное изобретение. Обжигает рот и теплит душу. Выпьем за вас, потому что за меня сейчас пить смешно.

Травничок и в самом деле оказался как огонь. Холодная свежая икра ложилась на него замечательно.

— Травничок неплох!

— Я же говорил. Отменная вещь. Призрак беззаботного прошлого, когда люди думали о развитии тяжелой индустрии меньше, чем сейчас.

Мазин вдруг перестал удивляться всему, что говорит профессор, и даже подумал, что ничего неприятного не происходит и он, наоборот, может очень удачно отвлечься от дел текущих в этой непривычной обстановке. Он поднял вторую рюмку. А потом неожиданно для себя сказал:

— Ваша жена исчезла, профессор.

— Как — исчезла?

Они посмотрели друг на друга, и Игорь увидел, что Филин не актерствует, а удивлен искренне и даже не вполне понимает его.