Узник комнаты страха - Сергей Макаров

– Мне мешают вот эти пакетики, – раздражаясь, отчеканил Виктор очевидное.

– А ты их брось. Брось! И обернись.

Виктор быстренько глянул через плечо, из вежливости, чтобы отвязалась, и снова уткнулся в бутиратные залежи. Через несколько мгновений до него дошло, что девушка сзади стоит совершенно голая. Ровно. Прямо. Безо всякой надуманной неестественной позы, в которой она должна была бы, по ее же мнению, выглядеть максимально изящно.

Он проморгался, отбросил пакетик и повернулся уже почти всем корпусом, во все глаза уставившись на голое девичье тело.

От легкой прохлады в комнате грудь ее покрылась обильными мелкими пупырышками, а соски при этом вздулись, как две вишни. Талия была узкой, а бедра – крутыми, но не слишком широкими. Лобок был аккуратно выбрит. Маленькая трещинка между ног заставила его ощутить резкий прилив тепла и, кажется, предательски покраснеть.

– И что это? – сглотнув, спросил Виктор.

– Это я. Есть во мне что-то, что ты мог бы попытаться изобразить на картине?

– Наглости в тебе выше макушки! Одевайся! – бросил он ей, отворачиваясь.

Теперь пальцы, прямо как у вязальщицы, зашустрили, упаковывая следующую дозу. Но перед внутренним взором стояла обнаженная почти зрелая девочка. Наглая, но все еще внутренне чистая. Пожалуй, она еще не способна была в принципе отдавать себе отчет в том, что означают ее поступки в той или иной ситуации. Она каждую секунду пробовала мир на вкус и предлагала миру дать ей какой-нибудь новый урок. Она ничего не боялась. У нее еще не выработался инстинкт самосохранения, не было эгоистического страха перед опасностью. Видимо, именно поэтому она казалась чистой. В ней не было страха, сковывающего и уродующего мышцы. Пожалуй, можно попробовать изобразить это, решил Виктор, склеивая очередной замок на пакетике.

– Я смог бы попробовать тебя нарисовать через неделю, – сообщил он, поворачиваясь обратно.

Кати на месте не было. От неожиданности он даже не сразу обнаружил, что она лежит под одеялом в его постели и спокойно смотрит на него в упор. В этом равнодушии было больше манящего, чем можно было бы себе представить в любых ужимках и позах. Ее спокойствие не подразумевало обмана, не создавалось подозрительного ощущения, что его заманивают. Этим спокойствием она просто говорила: «Если ты хочешь, то можно». ЕСЛИ ХОЧЕШЬ! Если! Она не манипулировала им, затягивая, она всего лишь позволяла взять то, что он уже видел.

Виктор ухмыльнулся, все еще не понимая, как поступить.

Наконец, он решил. Он встал и, пройдясь по комнате, собрал ее одежу – от юбки до маленьких стрингов. Сжав все это в охапке, он подошел к кровати и вывалил на нее, прямо на одеяло.

– Одевайся!

Катя демонстративно взяла стринги и откинула одеяло. Подняла одну ногу и принялась очень медленно натягивать трусы.

– Ну, чего смотришь? – спросила она, видя, что мужчина не может оторвать взгляда от ее тайных прелестей. – Можно потрогать.

Подтверждая слова, она взяла его за руку и потянула.

* * *

Раз не удалось вчера повесить на Зуброва проблему с поиском Виктора Цилицкого, заодно загрузив его ерундовой деятельностью, чтобы лишний раз не лез в дела полиции, пришлось покопаться самому. Художник был знаком с женой Жогова. Она его курировала. Кузнецов решил, что это – большая удача, и тут же позвонил Игорю. Но Жогов твердо заявил, что у них с женой разные интересы в бизнесе и он никак не участвует в ее делах. Правда, о Цилицком слышал, но так мало, что даже представить его себе визуально не может. Но номер телефона жены охотно продиктовал.

Вера Сергеевна искренне удивилась, узнав, что «Вик пропал». Она вспомнила, что видела его дня три назад в мастерской, куда пришла, чтобы отобрать работы для будущей выставки, а затем дала ему денег и оставила его с заданием подготовить все нужное для экспозиции. Она ему не звонила, чтобы узнать, как идут дела, потому что они условились связаться через неделю. «Еще несколько дней осталось», – сообщила в завершение своей истории жена Жогова.

– У него есть подружка, Вера Сергеевна? – спросил следователь.

– Вы полагаете, он может быть у кого-то в гостях? Увы, если и есть, то я об этом ничего не знаю. Он вообще-то ухаживает за мной, знаете ли, но я не подпускаю подчиненных, назовем это так, близко к себе. Свита не должна быть на короткой ноге с королем, потому что это начинает плохо сказываться на ее поведении и результатах работы. Кроме того, он не в моем вкусе. И я, как вы знаете, – женщина с социальным статусом, я замужем, вы же лично знакомы с Игорем! – наконец спохватилась Жогова, вспомнив о своем супруге.

– Я понимаю. Но хотя бы какие-то идеи? Я очень рассчитывал на вашу помощь.

– Увы, Павел Павлович. Я очень хотела бы вам помочь, особенно учитывая ваши хорошие отношения с моим мужем. Он, знаете ли, очень переживает из-за этой ситуации с Асановым, они были в некотором роде дружны, ну, как минимум, нужны друг другу. Я бы рада помочь. Увы. Увы. Если бы я только могла! Но если я что-то вспомню, я обязательно позвоню. Можно звонить на тот номер, который высветился у меня в телефоне?

После этого пришлось отправлять помощников на встречи с другими представителями богемного мира в надежде на то, что кто-то все же знает, куда подевался Виктор Цилицкий.

Целый день прошел без особенных открытий. В рутинном режиме велся допрос сослуживцев Асанова. Не так давно по запросу была получена информация о текущих делах покойного и о делах только что закрытых. Пал Палыч надеялся понять из всего этого, кому Асанов мог перейти дорогу или не угодить.

С грустью он видел, что опрашивать придется не половину Бутово, а треть Москвы. Покойный Эрлан не ограничивался тем, чтобы перераспределять внутри своего королевства. Он, конечно же, не мог отдавать землю на сторону, но он запросто торговал своим влиянием и возможностями, получая как мзду поддержку от соседних «имений» и «дворов». Броуновское движение в мегаполисе было довольно мощным, захватчики из отдаленных, даже северных, владений охотно могли взяться за лакомый кусок не знакомой им территории, разбирая его на «запчасти», как изношенный механизм, или попросту разграбляя, если говорить простыми словами. Жители иногда выступали против нашествия чужаков, особенно в старых частях района, и требовали, чтобы местные власти сохраняли местный колорит и чтобы заботились о развитии района, а не попустительствовали его истощению. Но властям же всегда было недосуг вдуматься в то, что требует народ. Власти всегда априори считают, что народ власть ненавидит и что нет необходимости обращать внимания на необоснованные заявления непрофессиональных выскочек.

Когда Кузнецов складывал папки, собираясь покинуть пост, потому что его смена уже закончилась, дверь распахнулась и в комнату с озадаченным видом вошел начальник.

– Кузнецов, я вижу, ты собираешься уходить?

– Точно так, Володя, собираюсь уходить.

Пал Палыч был самым старшим работником участка. По возрасту. Многие теперешние его начальники карьерно росли на его глазах, многие даже у него учились, поэтому обращался он ко всем по-приятельски, на «ты», независимо от звания и занимаемой должности.

– В некотором смысле даже хорошо. Но я прошу тебя пойти не домой или куда ты там планировал, а в «скорую». Очень плохой сигнал.

– Что такое?

– Один за другим туда поступают подростки. Один в коматозном состоянии. Двое в дезориентации, зеленого, как говорят врачи, цвета, и их тошнит. По первым двум поступившим решили, что это банальное отравление, но тут привезли еще одного. Это уже слишком для отравления. Похоже, это не простое отравление. Зайди, старина, проверь. Это служебное задание.

– А ничего, что у меня смена закончилась?

– Это ничего. Ты – человек с наметанным глазом, ты быстро разберешься что к чему, закроешь вопрос и, стало быть, быстро закончишь свою затянувшуюся смену. К тому же тебе надо отвлечься от царственного трупа. Давай, будь добр, сходи.

– Ладно. Но только ради нашей старой дружбы.

* * *

– Пал Палыч, дорогой! Хорошо, что прислали вас! – затараторила в приемном отделении дежурная сестра. – С вами нам как-то спокойнее, знаете ли. Привычнее. Посмотрите, вот их карты.

– Зачем мне карты?! Я ничего в них не понимаю. Где врач?

– Да на осмотре он, сами понимаете.

– Проводите.

– Подождите, пожалуйста, тут, я позову. Я мигом, – пообещала сестра уже на лету и так быстро, как могла, засеменила по коридору.

– А, Сан Саныч! Ты сегодня? – устало поприветствовал следователь вышедшего из кабинета врача. – Что, прямо-таки у всех одинаковые симптомы?

– Идентичные. Но тяжесть отравления разная.

– Ну это понятно, организмы же разные…

– Я подозреваю, что у них у всех – передоз каких-то транквилизаторов. Но они молчат, что, откуда да почему. «Не колются», как говорится.

– Они все из нашего района? Они были в одной компании?

– Да в том-то и дело, что нет. Хотя привозили их кучно, то есть на протяжении часа, максимум полутора. Пятого только вот перед твоим приходом.