Рекламщик в ссылке для нечисти - Полина Бронзова

для серпа нужна, ну и так, по мелочи. Лестница, например.

— Так ты нашу возьми, — посоветовал Тихомир. — Вон она, туточки стоит. Идём, покажу.

Видно, Марьяша ещё не делилась с ним новостями.

— Не-не, мне не срочно, — замотал головой Василий. — А вот ручку приделать — срочно.

— А, изломал? Добряк те голову открутит…

Объяснив старосте, что это новый серп, и получив и от него совет насчёт огня, Василий узнал, где живёт плотник. Ещё он спросил насчёт бересты, и Тихомир пообещал её раздобыть, когда в следующий раз пойдёт в лес, а пока посоветовал заглянуть к Молчану. Сказал, у домового есть и береста, и писало.

Василий заглянул в окно — просто так, на всякий случай, — понял, что обед ещё не готов, и пошёл к Молчану. По пути думал над тем, как расчистить озеро. Если, к примеру, дать водяницам грабли, они расчистят дно? Руки-то у них есть…

Дойдя до знакомого дома, Василий услышал чьё-то страшное пыхтение, и, раздвинув густые заросли у торца, обнаружил Хохлика, висящего на лопате. Как-то он её воткнул в землю, а на то, чтобы копать, сил не хватало.

— Вася! Вася! — обрадовался Хохлик, затанцевал копытцами и опять повис на ручке. — Подсоби, а?

Василий подумал, не поздно ли отпустить стебли бурьяна и сделать вид, что никого не заметил. Понял, что поздно, тяжело вздохнул и взялся за лопату. Эта тоже была деревянной.

— На вот, — протянул он серп. — Хоть траву выкоси. А вообще я по делу шёл, мне береста нужна, или на чём вы тут пишете.

— У дядьки имеется… — сказал Хохлик без особой радости, даже кошачьи усы поникли, но тут же опять оживился. — Ты опосля сам у него спроси!

Василий ощутил, что здесь какой-то подвох, но что было делать?

Он выкопал яму, пока Хохлик командовал (шире, глубже, и стенки ровнее, чтобы потом досками выложить). Коротышка под конец совсем обнаглел, взялся критиковать и то, как Василий держит лопату, и скорость работы, и качество. У Василия зачесались руки взять да пришибить его этой лопатой.

— Ты траву-то коси, блин, — недобро сказал он, и Хохлик почувствовал, что перегнул палку. Заработал серпом, и это у него выходило на удивление ловко. Василий даже присмотрелся, запомнил движение: значит, нужно вести рукой по кругу, а не просто давить на стебли лезвием.

Он решил, что в следующий раз, может быть, попробует сам. Интересно, это и правда так легко, как кажется? Или этот серп лучше наточен, чем прошлый…

Яму он вырыл, даже самому понравилась. Такая, что можно трёх коротышек уложить и закопать. Думая об этом, Василий посмотрел на Хохлика и улыбнулся, и тот что-то почуял, отступил на пару шагов и нервно почесал бок.

Прислонив лопату к стене, Василий пошёл в дом.

Молчан опять долго не хотел показываться. Вздыхал в ларе, переворачивался с боку на бок, невнятно бормотал о том, что «оне ходють и ходють, покоя нетути».

— Мне срочно нужна береста, — сказал Василий. — И хотя бы карандаш.

— Чаво? — спросил домовой, приподняв крышку и блеснув глазами из ларя. — На что те береста надобна?

— Чертежи сделать.

— Чёрт-те что сделать? Тогда не дам!

И Молчан хлопнул крышкой.

— Для кузнеца, рисунок, грабли, — ещё раз попробовал объяснить Василий. — Земля, рисовать, плохо. Кузнец не понять.

— А-а, вона чё, — протянул домовой, выглядывая опять и почёсывая в затылке. — Можа, и отыщется…

Он вылез из ларя совсем и перегнулся в поисках чего-то на дне, зашуршал.

— Вона, — сказал он затем, вынимая прямоугольник тонкой коры, испещрённый закорючками. — Внимай.

И начал читать нараспев, задравши нос и прикрыв глаза — видно, знал наизусть:

— А и ладно жил Молчанушка да в подполье, да за печкою,

По ночам поил лошадушек да за прялкою хозяйничал.

Отчего б не похозяйничать — в доме жили люди добрые,

Угощали караваями да солёными горбушками…

Тут он притих и, выпятив тощую грудь, блеснул глазами.

— Сам написал? — поинтересовался Василий. — Ничего так, симпатично. Может, я тебя к креативам привлеку…

И, видя непонимание на лице домового, пояснил:

— Ну, когда зазывать народ будем, я тебе объясню, что нужно сказать, и ты ясными для них словами всё и изложишь. У меня, типа, сложности с коммуникацией. Говорю не по-вашенски.

— А! — просветлел Молчан. — Уразумел. Отчего бы и не помочь добру молодцу? Ежели надоть помочь, это я могу…

Воодушевившись, он достал ещё кусок бересты и продекламировал:

— Как намедни у прогалины, где чепыжник расшеперился,

Я портки-то рассупонивал…

Василию пришлось выслушать ещё несколько сочинений и восхититься ими.

Он узнал чуть больше, чем хотел, о том, как Молчан проводит утро. Потом, прислонившись к стене и задумчиво кивая, изо всех сил старался не уснуть, пока домовой читал на удивление длинную и унылую историю о старом изношенном лапте.

Сдавшись, Василий опустился на пол (лавок всё равно не было). Молчан, грозя кулаком, уже проклинал Казимира, змея лютого, и жалел царя Борисушку. Горка берестяных листов у его ног всё росла.

Слова домового слились в один невнятный гул. Веки опускались сами собой, голова клонилась…

— Никак ты спишь, Вася? — обиженно спросил Молчан.

— Да я киваю просто, — сказал Василий. — А глаза закрываю, ну, чтобы лучше всё представить.

И широко зевнул.

— Ладно, мне как бы пора. Ты бересту мне дашь?

— Так чистой нетути, — развёл руками домовой. — Вона, всю исписал. Ты ежели добудешь, и мне тож принесть не позабудь. Мне ить надоть.

— Ага, — сказал Василий, не особенно успешно скрывая раздражение. — Ну, тогда рад был послушать. Пойду, мне ещё к плотнику зайти.

Но сперва ему пришлось разобраться с Хохликом. Тот уже куда-то задевал серп, прибрал к рукам и делал вид, что никакого серпа и не было. Зато не успел убрать лопату, и Василий сказал, что заберёт её, раз так.

Хохлик верещал, аж соседи начали собираться. Болтался на ручке лопаты, обхватив её руками и ногами, и клялся, что никакого серпа и не видал.

— Я к кузнецу вашему вчера ходил, — использовал Василий последний аргумент. — Вот он этот серп и сделал. Мне его посоветовали в огне прокалить, чтобы заразу всякую вытравить, но я ещё не успел.

Хохлика как ветром сдуло, а ещё через мгновение серп лежал на земле.

— На, забери! Что ж ты совал мне этот серп поганый! — завизжал коротышка. — Помру теперя, ох, помру!

Василий дослушивать не стал.

Он нашёл плотника, широкоплечего парня с копытами. Тот, жуя соломинку и задумчиво глядя из-под густых тёмных бровей, очень внимательно выслушал всё, что сказал Василий: и про лестницу, и про рукоять серпа, и про то, что половину