Чего стоит Париж? - Владимир Свержин

– Отчасти вы сами ответили на свой вопрос, преподобный отче. Такова была воля моей матери. Отчасти же виной тому разврат и непотребство, которые творятся в Церкви Римской.

– Я уже говорил об этом, и здесь вы правы. Грехи наши преследуют нас, точно слепни девицу, обращенную Зевсом в корову, – вздохнул монах. – Но и первая, означенная вами причина, и вторая – по сути своей светские и имеют отношение к вере не более, чем одежда, которую вы носите, – к вам. Месяц назад это было одеяние вельможи, затем потертая куртка возчика, вчера ночью – кираса воина, сегодня – плащ странника. Впереди же, когда верны предсказания Нострадамуса и Козимо Руджиери, вас ждет горностаевая мантия франкских королей. Но и то, и другое, и третье – всего лишь одеяние. Вы не перестаете быть Генрихом Бурбоном, меняя одно платье на другое.

– Постойте. – Я приподнялся на локтях. – Вы что-то говорили о предсказании господина Руджиери? Вот это новость! Я ничего о нем не слышал!

– Сие неудивительно, – мягко заверил меня неспешный собеседник. – Дело обстояло в великой тайне. Вскоре после смерти ее старшего сына короля Франциска II Екатерина Медичи, укутавшись в широкий черный плащ и закрыв лицо маской, посетила особняк знаменитого мага и астролога в его парижской лаборатории. Она желала знать судьбу королевского венца. Кудесник по ее приказу вывел на стену над очагом тени тех, кто будет править страной еще при жизни мадам Екатерины. Каждый из фантомов, появляясь, делал столько кругов, сколько лет было суждено править очередному государю. Сначала появилась тень убиенного короля Карла. И хотя колдовство богопротивно и чуждо мне, я вынужден признать, что именно столько кругов было сделано несчастным государем, сколько лет он восседал на троне. Затем появился Генрих Анжуйский, но исчез. не завершив даже одного круга. За ним неожиданно возникла тень герцога Гиза, но тут же развеялась. А вслед ей появилась ваша и не исчезала до самого конца магического сеанса. Стало быть, сир, Екатерина Медичи умрет раньше вас. – Он замолчал и добавил после недолгой паузы: – Вы будете править Францией долго и славно.

В нескольких шагах от нашего возка потрескивал костер. Что-то напевал караульный, проверяя кремни в пистолетном замке и тщательно очищая от нагара затравочное отверстие в стволе. Желтые звезды смотрели на нас глазами волчьей стаи, притаившейся в непроглядном небесном лесу.

– Святой отец! – начал я, осознавая услышанное. – Но скажите, ради бога, если дело обстояло именно так, как вы о том поведали, откуда же вы знаете о нем?

– Париж, сын мой, не такой большой город, как он о себе мнит. Не спорю, быть может, и есть в нем что-то, что паче чаяния не известно школярам и выпускникам Сорбонны. Но что касается дел королевского двора, поверьте мне, сир! – там нет ничего тайного, что бы при желании не стало явным. В том деле, о котором я вам поведал, все очень просто. Один из моих приятелей – секретарь господина Руджиери. А, как известно, секретарь и секрет – слова одного корня!

– Вот оно как! – Я усмехнулся.

Что и говорить, знакомство – вещь великая. Разговор с, братом Адриэном заставил меня по-другому взглянуть на методы решения загадки убийства Карла Валуа. Несомненно, герцоги, маршалы, королевы, принцы, кардиналы и иные вершители человеческих судеб могли мне при желании поведать многое. Но вряд ли намного меньше знали секретари, писари, камердинеры, гувернантки, не говоря уже о духовниках, с которыми было трудновато договориться, но при умелом подходе кладезь их познаний был воистину неисчерпаем. Все они ежеминутно находились рядом с великими мира сего, необходимые им для устроения дел и столь же незаметные в обиходе, как стол или тарелка.

– Время спать, сир, – посоветовал монах.

– Пожалуй, вы правы, – кивнул я. – Один только вопрос напоследок, ежели позволите. Когда б отбросить в сторону Иуду с его сребрениками и прочие божественные тексты, скажите, отчего, узнав нас с Мано, вы не предали преступников в руки прево?

– Я же уже объяснял вам, сын мой.

– И все же, согласитесь, шестьдесят тысяч ливров – весьма неплохие деньги для бедного каноника.

– Шестьдесят пять тысяч, сир; Вы забываете о прелестной головке мадемуазель де Пейрак. Хотя, если бы кто-нибудь спросил меня, я бы оценил ее куда дороже, чем обе ваши вместе. Но, во-первых, в казне сейчас нет таких свободных денег. Мне это доподлинно известно. Я учился вместе с нынешним учетчиком королевского казначейства. От силы за вас троих мне бы дали тысячу ливров, И хотя я всего лишь четвертый сын помощника прево в забытом Богом Ла Вонсее, по счастью, рожденный в Париже; и весь мой бенефиции [24]– мешок зерна с мельницы в деревушке Жантийи, в одном лье на юг от Парижа, да и тот у меня пытаются оспорить в архиепископском суде, я не стану предавать короля, просящего меня о помощи. Быть может, это и гордыня, да простит меня Господь, но, посудите сами, – ведь не каждый день к бедному монаху обращается за помощью помазанник Божий! Ведь так, сын мой?

– Так, – согласился я, усмехаясь. Подобное объяснение нравилось мне куда как больше, чем прежние – высокоморальные.

– Ну хорошо! Это во-первых. Значит, есть и во-вторых?

– Это уж и совсем просто! Как я уже говорил, за ваши головы я бы получил не более тысячи ливров и, как водится, славу спасителя отечества от таких отъявленных негодяев, прошу прощения, сир, как ваше величество и Маноэль де Батц.

Конечно, после печально известной бойни в Париже поуменьшилось гугенотов, но все же их куда больше, чем того хотелось бы архиепископу Парижскому. Далеко бы ушел я с этой славой и своей кровавой тысячей ливров? Вряд ли дальше ближайшей осины! К чему мне это? К чему мне пятно человека, предавшего в руки палачей потомка святого Людовика? Уж лучше я помогу вам спастись, и, быть может, мои слова умягчат вашу душу, помогут найти ту узкую тропку меж оскаленных пастей чудовищ, жаждущих крови, ту тропку, что приведет Францию к миру и благополучию. Так-то, сир! – Служитель Господа закончил свою речь и, помолчав, добавил: – Желаете ли еще что-нибудь спросить?

– Если можно, отец мой! Как вам удалось заполучить обратно нашу повозку?

Брат Адриэн загадочно улыбнулся:

– Это долгая история, сын мой. Быть может, я поведаю ее как-нибудь в другой раз. А сейчас не время ли вспомнить, что Господь создал ночь для сна?

* * *

Утром мы продолжили свой путь в Понтуаз, уже не особо скрываясь, хотя, понятное дело, не поднимая над лазаретной повозкой знамя Наварры. Там, в назначенном месте, неподалеку от города, заранее предупрежденный запиской о нашем возможном появлении, должен был ждать знакомый мне еще по Лувру корнет де Труавиль с остатками воинства. Однако надеждам нашим было не суждено свершиться. Не успели мы проехать и пяти лье, как навстречу нам потянулась понурая толпа самобичевателей, окончательно потерявшая вид церковной процессии.

– Куда вы, дети мои? – воскликнул брат Адриэн, поднимаясь во весь рост на тряском экипаже. – Понтуаз в обратной стороне!

– В Понтуазе бой! – уныло подняв на него глаза, пояснил какой-то парижанин, удрученно волокущий за собой по земле окровавленное узловатое вервие.

– Говорят, швейцарцы напали. Впереди – застава, дальше никого не пропускают.

– Тпр-ру! – Мано натянул вожжи, останавливая мулов. – Проклятье! Не успели!

Все было понятно без лишних слов. Пока я приходил в себя, отлеживаясь в «Шишке», гасконцы, швейцарцы, шотландцы, вырвавшиеся из кольца горящего Лувра, шумно праздновали свою боевую удачу. До поры до времени. До того часа, пока не закончились золото и награбленные во дворце драгоценности, жители Понтуаза с досадой, но сносили присутствие в городе банды разгульных вояк. Но со временем деньги закончились, и возмущение почтенных буржуа достигло предела. Скорее всего такое нетерпение им дорого обошлось. Насколько я понимал, кроме собственного полка у Анжуйца сейчас реальных сил не было. Ну, может быть, еще итальянский легион королевы, но это охрана дворца. Если принц-престолоблюститель шлет на подавление какого-то заурядного дебоша свою гвардию – значит, не иначе как существованию Понтуаза угрожает большая опасность.

– Где назначена встреча? – кратко спросил я.

– В лесу Буа-Соланж, – так же коротко ответил Мано. – В развалинах аббатства Святого Ремигия.

– Далеко отсюда?

– Еще три лье по дороге, а там лесом пару лье.

– Ты сможешь найти их?

– Конечно, сир! И я, и ваши пистольеры.

– Прекрасно! Сейчас мы съезжаем с дороги, находим укромное место, где можно переждать опасность, и посылаем человека в аббатство.

– Слушаюсь, сир! – Де Батц хлестнул мулов, заставляя их свернуть с проезжей дороги. Повозку тряхнуло. Заросшая лопухами канава приняла в себя задние колеса, но длинноухие Упрямцы, с трудом перебирая ногами, все же вытянули застрявший было возок, и мы покатили к маячившему чуть поодаль дубняку, оставляя колею в высокой, уже желтеющей, по-осеннему блеклой траве. Укромное место сыскалось довольно скоро. Да и мудрено ли найти укрытие от посторонних глаз в стране, покрытой лесами и столь холмистой, что с высоты Всевышнего она, должно быть, представляется окаменевшим штормовым морем, да к тому же покрытым отчего-то густой щетиной.