Ангел для сестры - Джоди Линн Пиколт

class="p1">— Как ты?

Я, морщась, терплю новый приступ схваток.

— Было бы лучше, если бы все это уже закончи-лось.

Он улыбается мне. Для парамедика/пожарного нормальные роды в больнице — это нечто такое, по поводу чего можно только пожать плечами. Вот если бы у меня отошли воды из-за аварии на железной дороге, или я рожала на заднем сиденье в такси…

— Я знаю, о чем ты думаешь, — прерывает мои мысли муж, хотя я не произнесла вслух ни слова, — и ты ошибаешься. — Он подносит к губам мою руку и целует костяшки пальцев.

Вдруг внутри меня начинает разматываться с катушки якорная цепь толщиной в кулак, она складывается кольцами внизу живота.

— Брайан, — выдыхаю я, — зови врача.

Входит акушер и протягивает руку к моей промежности. Он смотрит на часы.

— Если вы потерпите минутку, ребенок родится знаменитым, — говорит он, но я качаю головой:

— Доставайте ее! Сейчас.

Врач бросает взгляд на Брайана и высказывает предположение:

— Налоговый вычет?

Я бережлива, но сейчас мне не до налогов. Головка ребенка выскальзывает из промежности. Врач придерживает ее рукой, снимает с шеи и разматывает с плеч прекрасную загогулистую пуповину.

Я с трудом приподнимаюсь на локти — посмотреть, что там происходит.

— Пуповина, — напоминаю я акушеру. — Будьте осторожны.

Он перерезает ее и торопливо выходит из палаты, чтобы отнести бесценную ношу туда, где из нее извлекут прекрасную кровь, криогенно законсервируют и сохранят до момента, когда она потребуется Кейт.

День икс подготовки к трансплантации начинается для Кейт утром после рождения Анны. Я спускаюсь из родильного отделения и встречаюсь с дочкой на радиологии. Мы обе одеты в желтые больничные ночные сорочки, и Кейт смеется:

— Мама, мы с тобой одинаковые.

Ее напоили детским успокоительным коктейлем, и при любых других обстоятельствах это выглядело бы забавно. Кейт не справляется со своими ногами. Каждый раз, пытаясь встать, она падает. Меня пронзает мысль: ведь так Кейт будет выглядеть, когда впервые напьется какого-нибудь персикового шнапса на вечеринке в старшей школе или колледже. Но я тут же напоминаю себе, что Кейт может до этого и не дожить.

Когда приходит врач, чтобы забрать ее на радиационную терапию, Кейт цепляется за мою ногу.

— Малышка, — говорит Брайан, — все будет хорошо.

Она мотает головой и жмется ко мне. Я сажусь на корточки. Кейт бросается в мои объятия.

— Я не отведу от тебя глаз, — обещаю я ей.

Комната просторная, на стенах нарисованы джунгли. В потолок и в углубление под процедурным столом встроены лучевые ускорители. Сам стол — раскладушка с холщовым основанием, накрытым простыней.

Радиолог кладет на грудь Кейт свинцовые бляхи, по форме напоминающие фасолины, и велит не двигаться, обещая дать ей наклейку, когда процедура закончится.

Я смотрю на Кейт сквозь защитную стеклянную стенку. Гамма-лучи, лейкемия, обязанности родителей. Это вещи, сталкиваясь с которыми вы подсознательно отгораживаетесь от грозящих смертью последствий.

В онкологии действует закон Мёрфи, нигде не записанный, но широко известный среди больных: если вас не тошнит, то вы и не поправитесь. Следовательно, если от химиотерапии вам очень плохо, а радиация сжигает вам кожу — это только к лучшему. С другой стороны, если вы переносите терапию легко, испытывая лишь незначительную тошноту или боль, есть вероятность, что лекарства выводятся вашим организмом и не выполняют свою работу.

Судя по таким критериям, Кейт, конечно, должна была бы уже поправиться. В отличие от прошлогодней химии, этот лечебный курс превратил маленькую девочку, у которой даже из носа не капало, едва ли не в калеку.

Три дня радиационной терапии привели к непрекращающемуся поносу, пришлось даже снова надевать ей подгузники. Сперва она стыдилась этого, но сейчас ей так плохо, что уже ни до чего нет дела. От последовавших пяти дней химиотерапии горло у нее покрылось слизью, что заставляет ее хвататься за аспирационную трубку, как за спасательный трос. Когда она не спит, то беспрестанно плачет.

С шестого дня, когда число белых клеток и нейтрофилов в крови Кейт стало резко падать, девочку перевели в изолятор. Теперь любой микроб мог ее убить, поэтому мир устранили, пусть держит дистанцию. Посещать больную может лишь строго ограниченный круг людей, а те, кого пускают в палату, надевают халаты с масками и похожи на космонавтов. Книжки с картинками Кейт читает в резиновых перчатках. Здесь нельзя иметь никаких цветов или растений, потому что на них могут оказаться смертельно опасные для Кейт бактерии. Любые игрушки, которые ей приносят, сперва обрабатывают антисептиком. Она спит с медвежонком Тедди, запечатанным в пластиковый пакет на молнии, который шуршит всю ночь и иногда будит малышку.

Мы с Брайаном сидим за дверями изолятора, ждем. Пока Кейт спит, я практикуюсь — делаю уколы апельсину. После трансплантации дочке нужно будет вводить стимулятор роста, и эта работа достанется мне. Я протыкаю шприцем толстую кожуру, ловя момент, когда под иглой начинает ощущаться мякоть фрукта. Лекарство нужно будет вводить подкожно. А значит, я должна набить руку, чтобы делать укол под правильным углом и не давить слишком сильно. От скорости, с которой игла пронзает ткани, зависит, насколько это болезненно. Апельсин, конечно, не плачет, когда я ошибаюсь. Но медсестры говорят, что делать уколы Кейт — это примерно то же самое.

Брайан берет второй апельсин и начинает его чистить.

— Положи на место!

— Я есть хочу. — Он кивает на плод в моих руках. — А у тебя уже есть пациент.

— Ты ведь знаешь, это чей-то апельсин. Бог знает, какой дурью его накачали.

Вдруг из-за угла появляется доктор Чанс. Донна, медсестра с отделения онкологии, идет следом за ним, покачивая пакетом с алой жидкостью для внутривенного вливания.

— Барабанная дробь, — произносит она.

Я откладываю в сторону апельсин, прохожу вслед за ними в предбанник и облачаюсь в костюм, который позволит мне оказаться на расстоянии десяти футов от дочери. Не проходит и нескольких минут, как Донна подвешивает мешок на стойку и присоединяет капельницу к центральной вене Кейт. Все происходит так незаметно, что девочка даже не просыпается. Я стою по одну сторону ее кровати, Брайан — по другую. Я задерживаю дыхание. Смотрю на бедра Кейт, на ее подвздошную кость, где производится костный мозг. Каким-то чудом стволовые клетки Анны попадут в кровоток Кейт через грудь, но найдут для себя правильное место.

— Ну вот, — говорит доктор Чанс, и все мы неотрывно глядим на соломинку безумной надежды — тонкую прозрачную трубку, по которой медленно двигается кровь.

Джулия

Проведя вместе с сестрой два часа на одной территории, я начинаю удивляться,