Шёл старый еврей по Новому Арбату... - Феликс Кандель

"Я здесь живу"‚ – взглядом отвечает Лёва.

"Здесь живу я‚ а ты поезжай туда‚ откуда приехал. Там твое место".

"Там я уже был‚ – отвечает Лёва. – Там меня убивали".

"А здесь ты убиваешь меня".

"Я убиваю тебя‚ потому что ты убиваешь меня".

"Я старый‚ – взглядом отвечает феллах. – Я никого не трогаю".

"Я тоже старый. И мне нужен покой".

"Но почему здесь? Мир такой просторный".

"Это мое место. Здесь я живу‚ и это так".

"Так‚ да не так. Здесь живу я‚ а ты уезжай туда‚ где родился".

"Там я уже был‚ – повторяет Лёва. – Там меня убивали".

Автобус трогается. Разговор прекращается…

Как в этой стране взлетают самолеты? – ума не приложу.

Не успел разогнаться, и ты уже в другом государстве.

Как отправляются в эвакуацию, за тридевять земель?

Нет такого понятия – эвакуация.

В 1982 году, во время Ливанской войны, попали в плен шесть израильских солдат.

Их обменяли на четыре с половиной тысячи пленных арабов, и перед освобождением каждому арабу вручили письмо, в котором сказано среди прочего:

"Возблагодарите Господа, что тягостная глава вашей жизни, связанная с заключением, подошла к концу…

Мы не наивны и отдаем себе отчет, что очень скоро вам придется столкнуться с давлением и угрозами; вас попытаются вернуть на опасный путь, который принес вам столько страданий и горя...

Так не забывайте, как легко попасть в то положение, в котором вы только что были, и как трудно выйти из него…

Мы молим Бога, вы же молитесь Аллаху, чтобы не пришлось нам встретиться снова".

Девочка с винтовкой…

…мы едем к ней.

В Негев, на военную базу.

Зачем едем? А затем, что сегодня – родительский день.

Мы запаздываем, а она звонит, поторапливает:

– Что же вы? Где же вы?..

Девочке восемнадцать лет. Девочка десятый день в армии. Соскучилась по папе с мамой, по домашней еде, которую мы везем.

Много еды.

Перед воротами базы – машины на стоянках.

Сто, наверно, машин, а может, больше.

Располагаются семьями вокруг солдата или солдатки, которые десятый день в армии, потчуют маминой пищей, поглаживают и обхаживают, ревниво посматривая на других: чем они кормят?

Мы кормим Шани, у которой винтовка М-16.

Солдат боевых частей – наша девочка.

Из теплого дома в палатку. Из постели в спальный мешок, на обжигающий ночной холод пустыни Негев.

Винтовку не полагается выпускать из рук, давать кому-либо на подержание, – наша девочка поглощает домашнюю пищу, винтовка у нее на коленях.

Она поглощает – мы смотрим.

Так смотрели мы на сыновей своих, когда приезжали на базу, кормили старшего, кормили младшего, Лешу-Леонида, от которого приходили послания в первые недели службы: "Привет! Сегодня ночью я сторожил. Страшно. Всякие шорохи, кошки выпрыгивают… Днем заставили чистить туалеты. Весело. А вообще всё хорошо, в том числе и настроение".

(Брат сообщал из Москвы: "Про Лешу задают обычно одинаково глупый вопрос: он всё такой же хорошенький? Да‚ говорю‚ он всё такой же кучерявенький‚ с ангельским голоском‚ он почти не изменился‚ только крылышки выросли: он ими усы расчесывает...")

Потом подросла внучка, подрос внук: опять ездили на базы с домашней пищей, – подошла очередь девочки Шани. Как в далеком прошлом, в подмосковном детском саду, на родительском дне, когда воспитательницы с директрисой бегали вокруг и кричали:

– Перестаньте кормить! Дети только что поели!..

– Знаем мы, как они поели, – бормотали мамы, опустошая кошелки. – Что дашь сама, наверняка в ребенка попадет.

Здесь никто не бегает с криками.

Ни командир базы, ни его заместители.

А ведь могли бы тоже потребовать:

– Перестаньте кормить! Пусть идут в столовую, там много еды.

Так что из этого? Съедят нашу еду, примутся за вашу. Они молодые, у них аппетит.

А по стоянке прохаживается насытившийся солдат с винтовкой, и возле него, вплотную к нему – вся семья. Одинаковые майки по горло, на каждой пропечатано крупно: "Отец Орена", "Мать Орена", "Брат Орена", "Сестра Орена"…

К вечеру поддувает, охолаживая, ветерок из пустыни.

Машины разъезжаются, одна за другой.

Стоянки пустеют.

Дети уходят на базу, уносят в сумках домашние продукты питания.

Родители увозят мешки с грязным бельем.

На стирку.

А через пару недель – снова машины на стоянках.

Сто, наверно, машин, а то и больше.

Потчуют солдат домашней пищей, потчуют солдаток, поглаживают и обхаживают, ревниво посматривая на других: чем они кормят?..

Арабо-израильский конфликт…

…или история про Артура и Махмуда.

Начнем с отдаленных времен.

В ноябре 1720 года приехал в Пекин Лев Васильевич Измаилов, посланник Петра Первого, для заключения торгового договора.

Богдыхан Кан-Хи принял его милостиво, сказал, "что причин к войне или неудовольствиям у России с Китаем не существует", просил передать русскому государю словесное сообщение, которое Измаилов записал для отчета.

"Да и за что нам ссориться?

Российское государство холодное и дальное. Ежели бы я, Богдыхан, послал туда войска свои, то все позябнут… Какая в том будет мне прибыль?

Равным образом и Российский Государь, ежели против меня, Богдыхана, войска свои пошлет, то такая же предстоит им невозможность, ибо сторона здесь жаркая, Российские же люди не обвыкли к оной и могут напрасно помереть.

А хотя б что друг у друга и завладеть могли, невеликая в том прибыль, ибо в обоих государствах земли множество…"

Как просто было тогда!

Земли множество: поселяйся, где захочется. Климаты невозможные для каждой стороны: эти померзнут на холоде, те спекутся на жаре.

"Да и за что нам ссориться?.."

А тут…

Когда бок о бок…

В привычном климате…

Причин к неудовольствиям предостаточно…

Это присказка, а сказка – она про Артура и Махмуда.

Артур жил в Бейт-Лехеме.

Иными словами, в Вифлееме.

Он появился у нас четверть века тому назад, когда обживали новую квартиру. Ту самую, в которой теперь живу.

Молодой. Улыбчивый. Привлекательный. Закончил обучение у столяра, открыл свою мастерскую, очень старался угодить.

Кухонные шкафы вышли на славу. Бежевого цвета, углом на две стены, с отделениями понизу и полками поверху, где разместилась всякая всячина.

Артур гордился своим творением, сфотографировал его в подробностях, чтобы вставить в пустой пока что альбом, соблазнять будущих заказчиков.

Мы к нему ездили, к Артуру, в Бейт-Лехем (в переводе с иврита – Дом хлеба), заходили попутно на местный рынок, покупали фрукты с овощами, – тогда это было возможно, в те вегетарианские времена, сегодня бы не решился.

Артур женился на красавице, которой тоже гордился, ее портреты вставлял в другой альбом, чтобы показывать родственникам и знакомым.

Они ожидали первого ребенка, и Артур сказал:

– У меня будет трое детей, не больше. Как у евреев. Дам им хорошее образование. Тоже как у евреев.

Махмуд живет возле Хеврона.

Название деревни мне неизвестно.

Он появился на нашей улице, когда строили дом. Было ему около семнадцати: худой, увертливый, молчаливый, ко всему присматривался, как оценивал. Умением особым не располагал, у распорядителя работ был на посылках.

Махмуд так и остался худым, приглядчивым: прижился на нашей улице, исполняет работы, которые потребуются, ни от чего не отказываясь. Раз в году звонит в мою дверь: это значит, подступила осень, и он принесет сейчас лестницу, влезет на крышу, вычистит желоб для стока воды перед сезоном дождей.

– Ты почему, – любопытствует, – второй раз не женился?..

Потом мы беседуем.

Я интересуюсь, Махмуд рассказывает.

У него шестеро детей, но он на этом не остановится. Внуки у Махмуда на подходе, правнуков будет неисчислимое множество – Артуру за ним не угнаться.

Мы, евреи, не избалованы сочувствием того и другого, посочувствовали бы друг другу.

Артур – араб-христианин.

Махмуд – араб-мусульманин.

Мусульмане разрастаются семьями, и христиане – будто их выдавливают – уходят из деревень в города. Из городов перекочевывают в другие страны.

С земли, которую не поделить.

Артур ушел из Бейт-Лехема. Иными словами, из Вифлеема.

Махмуд ожидает двойню.

10.

Ушер Кипнис, прозорливый еврей из Тбилиси…

…не переносил советскую власть.

Двадцать второго июня сорок первого года, в первые часы войны с немцами, он ее признал, эту власть. Девятого мая сорок пятого года, в день Победы, признание взял обратно.

Это он, потомок хасидов, поучал сына:

– Только глупые люди задаются вопросом: каков стакан? Наполовину полный или наполовину пустой? Возьми этот стакан, вылей содержимое в бокал для благословения субботы и праздников – начнет переливаться через край.