Дочь палача и театр смерти - Оливер Пётч

– Исключительные события требуют исключительных мер, – промолвил Файстенмантель. – Я сам пригласил цирюльника. Он осмотрел труп злополучного Габлера и доложит нам об этом. Разумеется, если господин судья позволит, – добавил он поспешно, словно бы только теперь вспомнил об учтивости по отношению к высокому чину.

Симон сглотнул под пристальными взглядами полудюжины суровых мужчин. Только сейчас он заметил, что лишь перед ним стояла не пивная кружка, а стакан с разбавленным вином. Воротило его не только от выпитого накануне, но и после осмотра трупа, принесенного в цирюльню около часа назад. Кто-то умело распорол Габлеру живот и вторым ударом пронзил сердце. Пастуху, который еще вчера вечером обнаружил убитого среди болот, пришлось сначала отогнать ворон, которые уже клевали внутренности Габлера. При виде ужасных ран Симону точно не стало лучше. Он был рад, что Кайзер согласился сопровождать его на этом собрании. Занятия в школе на время отменили.

Йоханнес Ригер хранил молчание. Казалось, он взвешивает, стоит ли ввязываться в противостояние с Файстенмантелем. Потом судья бросил на Симона исполненный ненависти взгляд и, пожав плечами, обратился к собравшимся.

– Всем вам, наверное, уже известно, что случилось с несчастным Урбаном Габлером, – начал он и побарабанил пальцами по столу. – Мы с Конрадом Файстенмантелем собрали это заседание с целью… хм, развеять некоторые слухи. Некоторые усматривают взаимосвязь между убийством юного Доминика и этим происшествием в болотах. Сие, конечно же, чушь. Несомненно, Габлер стал жертвой грабителя. Он решил сократить дорогу через топи, и там его подкараулил какой-нибудь приблудный головорез. Очевидно, кто-то услышал крики о помощи, но было слишком поздно. А я всегда предостерегал от бродячих торговцев…

– Вздор! – рявкнул Адам Гёбль, отец арестованного Ганса, сидевший у другого конца стола, и с такой силой ударил кулаком по столу, что подскочила его кружка с пивом. – Только болван не заметит связи между убийствами. Там орудует какой-то полоумный! А это значит, что мой сын без вины сидит в тюрьме. Я требую немедленно освободить его!

В зале поднялся ропот, но некоторые из сидящих согласно покивали.

– Следите за словами, Адам, когда говорите со мною, – резким голосом предостерег его Ригер. – Я все-таки судья, и если вы не поумерите пыл, то очень скоро составите своему сыну компанию. – Он с самодовольным видом откинулся на стуле и поиграл своей тростью. – Но могу вас успокоить. Аббат пока запретил допрашивать подозреваемого. Но это не значит, что вашего сына выпустят. Не сейчас, по крайней мере.

– На руках Гёблей кровь моего сына, – прорычал Файстенмантель. – Это и дураку понятно.

Адам Гёбль вскочил и схватил кружку, словно хотел запустить ею.

– Да что ты…

– Тихо! – крикнул судья. – Эти обвинения ни к чему не приведут. Сядьте, Гёбль, пока не пожалели. А вы, Файстенмантель, не призывали бы других к порядку, коли сами не можете совладать с собой!

Гёбль сел на свое место и бросил на Файстенмантеля исполненный ненависти взгляд. Глава Совета ответил ему тем же.

– Хорошо, – проговорил затем Файстенмантель. – Ради мистерии и спокойствия в деревне я буду держать себя в руках. Если он пообещает то же самое.

– А с какой это стати секретарь из Шонгау вмешивается в наши дела? – возмутился другой советник.

При густых черных усах, он почти на голову был выше остальных. Тем не менее голос у него был высокий. Симон невольно подумал о женщине в мужском обличии. Он уже знал от Кайзера, что это Франц Вюрмзеер, распорядитель извозчиков и второй человек в Совете.

– Как будто нам не хватает здесь чужаков! – продолжал Вюрмзеер. – И это не только бродяги и торгаши, но и батраки с переселенцами. После чумы они, как мухи, расплодились по всей долине. Не исключено, что на руках одного из них кровь бедного Габлера.

Некоторые из мужчин покивали. Судья, казалось, тоже был согласен.

– С переселенцами действительно хватает хлопот, – задумчиво произнес он. – Пятьдесят лет назад этих голодранцев тоже стало слишком много. Тогда их просто выставили из деревни. Возможно, и теперь следует поступить так же. Если выяснится, что Габлера убил кто-то из приезжих, у нас будет хороший предлог, чтобы избавиться от них. Я уже не раз повторял: в этой долине приезжим не место, здесь и так слишком тесно.

Симон снова ощутил на себе взгляды присутствующих. Голова разболелась еще сильнее, он беспокойно поерзал на стуле. Рядом откашлялся Георг Кайзер, который до сих пор хранил молчание.

– Прошу прощения, господин судья, – начал он неуверенно. – Но если мне не изменяет память, после той чумы мы сами позвали их к себе. Нам нужны были люди, поскольку многие из нас умерли… У меня в школе учится несколько детей этих… голодранцев, как вы изволили выразиться. Это люди бедные, но порядочные. С самых бедных я не беру плату за обучение, взамен они отплачивают мне небольшими одолжениями. Прогнать их сейчас было бы…

– Времена меняются, – резко оборвал его Ригер. – И как там сказал Файстенмантель? Исключительные события требуют исключительных мер. – Он тонко улыбнулся, словно ему в голову пришла хорошая идея. – Мне эти переселенцы уже давно как бельмо на глазу. Я поговорю с аббатом, нельзя ли выставить хотя бы часть семей. После этого ужасного убийства у нас есть хороший аргумент.

Франц Вюрмзеер усердно закивал.

– Они почти не платят налогов, а детей рожают больше нашего. Теперь даже по улице спокойно не пройти. Если потеряем бдительность, они здесь власть захватят!

– Но это же вздор! – заявил Кайзер. – Они платят десятину, как и мы. И тем не менее не заседают в Совете и не имеют…

– Права голоса? – перебил Ригер.

– Не знаю, верно ли это, искать виновного среди переселенцев, – пробормотал старик с длинными седыми волосами. Руки у него дрожали, глаза были красные и мутные. Это был старый мельник Августин Шпренгер. Симон уже ходил к нему накануне – бедняга страдал катарактой. – Может, было ошибкой устраивать мистерию раньше срока. Может, Господу неугодно, что мы вмешиваемся в Его промысел. Вспомните, сколько лавин и оползней сошло уже этой весной. Господь гневается на нас! Габлер предостерегал нас, что…

– Августин, я умоляю! – перебил его Файстенмантель. – О покойниках, конечно, плохого не говорят, но Урбан по части веры переплюнул бы Папу, а умом при этом не блистал. Что Господу с того, если мы воздадим Ему хвалу на четыре года раньше? А эти лавины и прежде были. – Он самоуверенно рассмеялся. – Кроме того, мистерия нам на пользу. До сих пор мы после нее только в долги влезали. Но в этот раз я все спланировал так, что мы даже наживемся. Фигуры святых, распятия… Паломники раскупят всё до последней поделки. О нас узнают далеко за пределами долины!

– Мистерия не для того задумана, – проворчал Шпренгер. – Разве Иисус не изгнал торговцев из храма?

– Думаю, Файстенмантель прав, – произнес сидевший рядом с ним полноватый, приятный на вид мужчина с редкими волосами.

Это был самый младший член Совета, десятник и управляющий складом Себастьян Зайлер. Симон приметил его еще вчера на кладбище: он один из немногих не принял участия в драке, а держался чуть в стороне с Урбаном Габлером. Сейчас Зайлер был бледен, как после бессонной ночи, – гибель товарища по цеху явно потрясла его.

– Что нам сейчас меньше всего нужно, так это паника, – добавил он поспешно. – А для извозчиков мистерия могла бы стать благословением. Ни для кого не секрет, что торговцы почти перестали возить товар нашими трактами. Благодаря мистерии в Обераммергау снова потянутся люди, торговцы станут хранить груз на наших складах. А это сулит прибыль всем нам! Если кому-то не нравится, пусть жертвуют со своих доходов церкви.

Вюрмзеер кивнул:

– Себастьян совершенно прав. У нас, извозчиков, дела идут неважно. Если дороги будут пустовать и дальше, всем нам грозит нищета.

Поднялся ропот, частью одобрительный, частью недовольный. Судья постучал по столу рукоятью трости:

– Тихо, или я велю освободить зал!

Когда снова воцарилось относительное спокойствие, Ригер обратился к Симону:

– Быть может, пора нашему цирюльнику доложить об убитом, – произнес он и при этом взглянул на Фронвизера с язвительной улыбкой. – Мастер Файстенмантель, похоже, высокого мнения о вас. Ну так что ж, тоже станете отрицать, что это гнусное убийство – дело рук какого-то приблудного бездельника?

– Э, сложно судить, – ответил Симон и вжался в стул. Во рту у него внезапно пересохло, в висках застучала кровь. – К сожалению, труп был уже не в лучшем состоянии. Но относительно оружия я могу быть уверен.

– И что вы скажете? – спросил Ригер.

– Ну… Судя по широкому и глубокому порезу в области живота, это был меч.

– Ха, меч! – воскликнул тонким голосом Вюрмзеер. – Такого оружия у нас никто не носит. Выходит, это был кто-то чужой!