Дочь палача и театр смерти - Оливер Пётч

Тут он подошел к самому главному. Если пленник сейчас откроется, Куизль позовет секретаря Лехнера, тот запишет признание в протокол и допрос будет окончен. Но в глубине души Якоб понимал, что все будет не так просто.

– Это не я! – всхлипнул Ганс. – Клянусь всем, что свято для меня!

– Люди утверждают иначе, – возразил Куизль. – Говорят, вы с Домиником были в ссоре из-за роли Иисуса. Ты даже угрожал ему и украл у него страницу с текстом.

– Не крал я этой проклятой страницы! – взвыл Ганс. – Понятия не имею, как она оказалась у меня в комнате. Просто лежала среди остальных листов! Да, мы не ладили, это правда. И я, бывало, оскорблял его. Но клянусь, я не убивал его!

– Тогда помоги мне выяснить, кто это сделал, – попросил Куизль. – Пойми, мне хочется поверить в твою невиновность. Но для этого ты должен кое-что рассказать мне. У Доминика были враги? Я имею в виду, кроме вас, Гёблей?

Ганс пожал плечами и перестал всхлипывать. Очевидно, он ухватился за протянутую ему соломинку.

– Доминик был тихоней, – проговорил парень, запинаясь. – Малость не в своем уме, но никого не трогал. У таких не бывает врагов. Но он был из Файстенмантелей.

– А у Файстенмантелей врагов хватает? – продолжал расспрашивать Якоб.

Ганс кивнул.

– Конрад Файстенмантель подмял под себя половину местных резчиков. Он назначает цены, а если кому-то не нравится, тех он быстро разорит. Просто сделает так, чтобы упрямый резчик остался без покупателей. Файстенмантель до тех пор сбивает цены, пока упрямец не сдастся. Тогда он выкупает их мастерские и отдает кому-нибудь из приезжих батраков.

– А есть такие, кого Файстенмантель недавно разорил? – спросил Куизль и шагнул ближе к пленнику.

Он понимал, что сейчас самое время позвать на допрос Лехнера. С другой стороны, парень, похоже, готов был открыться, проникшись доверием к палачу. Доверием, которое легко было утратить. Вот и сейчас Ганс помедлил.

– Есть такие, кого Файстенмантель недавно разорил? – снова спросил Куизль. – Говори же!

Ганс покосился на тиски и клещи, грозно сверкавшие в свете факелов, и сглотнул.

– Се… семейство Айрль, – проговорил он тихо.

– Кто это такие? Ну, выкладывай же!

– Когда-то они были самыми известными резчиками, – ответил Ганс. – Очень талантливыми. Они получали заказы от крупных монастырей, из Ротенбуха, Штайнгадена, даже из Аугсбурга. Но проклятая чума высекла почти весь их род. Остались только старый Йоханнес Айрль и его сын Ксавер. Когда Йоханнес умер, Конрад Файстенмантель постепенно оттеснил Ксавера от дел. В декабре тот уступил мастерскую и в жуткие морозы покинул деревню. Говорят, он бродит по округе мелким лоточником. Другие видели, как Ксавер браконьерствует в горах. Перед тем как уйти, он проклял Файстенмантеля и всю деревню.

Ганс вздохнул, видно было, что долгое признание стоило ему усилий.

– Ксавер упрямый и не знает жалости, – добавил он. – Но не думаю, что он способен на нечто подобное.

– А он угрожал Доминику? – спросил Куизль.

Ганс помотал головой.

– Это самое странное. Из всего семейства Доминик был самым безобидным! Собственно, своего отца он ненавидел больше, чем мы все. Он хотел сбежать от него, чего бы это ни стоило. Говорил, что отправится в Венецию или еще дальше. Кое-кто даже считал, что он примкнет к Рыжему Ксаверу и станет бродягой. Раньше они неплохо ладили. Ксавер был Доминику как старший брат.

– Ты сказал, Рыжий Ксавер?

Ганс пожал плечами:

– Волосы у него огненно-рыжие. Потому некоторые утверждали, что отцом его был не Йоханнес Айрль, а сам сатана. Это бред, конечно. Но теперь вы, наверное, понимаете, почему я не хотел впутывать сюда Ксавера.

Якоб не ответил. Он задумчиво поглаживал холодную рукоять кочерги. Многолетний опыт подсказывал ему, что Ганс говорит правду. Но это походило на улей. Чем сильнее его ворошить, тем больше пчел вылетает. И дело становилось еще запутаннее.

«А Лехнер не хочет ничего усложнять, – подумал Куизль. – Он хочет получить ответ, быстро и без путаницы. Ему нужно признание Ганса, чтобы отличиться перед курфюрстом. И признание это должен добыть ему я, иначе он вздернет всю мою семью…»

Внезапно палач ощутил невыносимую жажду, почти неодолимую тягу к выпивке.

Или этот парень, или моя семья… Как же я ненавижу свое ремесло!

С легкой, едва заметной дрожью Якоб взял тиски для пальцев. Они представляли собой простое металлическое кольцо, которое сжималось при вращении винта. До тех пор, пока не лопались кровеносные сосуды и кольцо не сжимало кость. Ганс тихо застонал.

– Прошу вас! – взмолился он.

– Послушай, – начал Куизль. – Я…

Его прервал резкий стук в дверь.

– Что такое? – нетерпеливо спросил палач.

– Мастер Куизль, Лехнер хочет что-то вам сообщить, – донесся голос одного из солдат. – Не… не могли бы вы ненадолго выйти?

Куизль вполголоса выругался и вышел за дверь. Когда он вернулся через некоторое время, по расслабленному лицу его скользнула улыбка.

– Как видно, нам с тобой дают отсрочку, – объявил он пленнику.

Ганс заметно расслабился. И все же вид у него был растерянный.

– Почему? – спросил он. – Что… что случилось?

– В болотах обнаружили еще одного убитого. Видимо, тоже участника вашей мистерии. Пронзенного клинком. – Куизль пожал плечами и вынул трубку. – Труп еще довольно свежий, даже не окоченел. Стало быть, это не твоих рук дело. Только вот чьих?.. Не беспокойся, скоро я это выясню. И ты выйдешь на свободу.

С трубкой во рту палач вышел из камеры. Дверь захлопнулась, и Ганс остался один. Он плакал от облегчения, и по штанам его растекалось большое мокрое пятно.

7

Шонгау, утро 7 мая 1670 года от Рождества Христова

Когда в дверь громко постучали, Магдалена поняла, что этот день не принесет ничего хорошего.

Колокола приходской церкви как раз отзвонили семь часов. Магдалена уже накормила кур, подоила корову и выполола сорняки в саду. Вообще-то заниматься всем этим должна была Барбара, но после недавней ссоры Магдалена решила пойти навстречу младшей сестре и дать ей немного выспаться. Она прекрасно понимала ее недовольство. У нее самой был и муж, и занятие в жизни, – Барбара же не нашла пока ни того, ни другого. И Магдалена понимала, как тяжело приходилось сестре. Отец и ее саму в свое время обещал палачу из Штайнгадена, пока не согласился выдать ее за Симона. Правда, лишь после того, как Лехнер пообещал Фронвизеру место цирюльника в Шонгау.

Магдалена намеревалась сегодня же поговорить с Барбарой. Она действительно обошлась с ней слишком грубо. Кроме того, с некоторых пор ей казалось, что Барбара о чем-то недоговаривает.

Она как раз варила у очага кашу для Пауля. Мальчик со вчерашнего дня выреза́л фигурку в капюшоне и с мечом, подарок для деда. Когда раздался стук в дверь, Пауль опустил нож и с надеждой взглянул на маму:

– Может, это Марта принесла нам горшок меда? Она обещала в прошлый раз.

– Боюсь, что нет, Пауль, – тихо ответила Магдалена.

Словно в подтверждение ее слов, снаружи раздался резкий голос:

– Откройте! Именем закона, открывайте!

Сердце у Магдалены забилось чаще. Неужели стражники собирались арестовать отца за драку? Но им должно быть известно, что тот отправился с Лехнером в Обераммергау. Так зачем же они явились? Из-за Барбары и ее глупой выходки?

– Открывайте, я сказал! – снова раздался голос. – Сейчас же! Или мы вышибем дверь!

– Да иду же, иду.

Магдалена поспешила к двери и отодвинула засов. Дверь тут же распахнулась и ударила женщину в лоб. Та отшатнулась, и в тот же миг в комнату ввалились сразу четыре стражника. Пауль вскочил на лавку и заплакал.

– Мама, мама, что они тут делают? – завыл он. – Нас теперь повесят?

– Все хорошо, Пауль, – успокоила его Магдалена, стараясь придать голосу уверенность. – Никого не повесят. Мы ничего не нарушали.

– Это мы еще посмотрим! – донеслось с порога.

Магдалена сразу узнала голос.

– Доктор Рансмайер! – воскликнула она со злостью. – Уж не вы ли стоите за этой облавой?

Мельхиор Рансмайер насмешливо поклонился и переступил порог. На нем, как всегда, были парик и фетровая шляпа с красными перьями, и в скромной обстановке цирюльни он походил на дворянина. Доктор окинул брезгливым взглядом пошарпанный стол и висевшую над ним полку, заставленную тиглями и пузырьками. Рядом стояла и каменная ступка, которой Куизли пользовались с незапамятных времен.

– Вы и вправду думаете, что у меня нет других дел, кроме как лицезреть ваше… жилище? – ответил Рансмайер и прикрыл нос белым кружевным платком. Магдалена заметила, что щеки у него слегка подрумянены. – Нет, меня пригласили. В качестве советника.

– Советника в чем? – спросила Магдалена в некоторой растерянности. – Говорите же!

Доктор не ответил. Он по-прежнему стоял в дверях и обмахивался кружевным платком. Магдалена беспомощно наблюдала, как двое стражников небрежно перебирали горшки и пузырьки на полке и изучали их содержимое. Двое других тем временем прошли в комнату, где стоял шкаф с лекарствами. Послышался звон – очевидно, кто-то из стражников опрокинул банку.