Статский советник - Валерий Пылаев

на посту — рискуешь проснуться под прицелом винтовок.

Но все как будто сложилось неплохо: ни топота солдатских сапог, ни отрывистой и грозной немецкой речи, ни даже лая собак я не слышал. И в ставшем нам ночлегом сарае, и в лесу вокруг было тихо. До меня доносились только самые обычные звуки. Гул ветра среди ветвей, поскрипывание деревьев, голоса птиц и…

— Можете открыть глаза, князь. Я же вижу, что вы не спите.

Что ж, меня раскусили… Доброе, как говорится, утро.

Гижицкая сидела там же, где вчера — на куче подопревшего сена у стены напротив. В туфлях, когда-то белоснежной блузке и юбке, совершенно не предназначенной для путешествий по полям и лесам Рейха. Одежда ее сиятельство выглядела грязной и потрепанной — и выглядеть иначе, разумеется, не могла.

Но в остальном Гижицкая буквально преобразилась. Вчера ночью я привел сюда за руку перепуганную девчонку — а теперь видел женщину. Чуть помятую и без косметики, но буквально излучающую и силу, и уверенность, и даже привычную сверхчеловеческую притягательность, от которой у пылких столичных юношей сводило скулы. Ее будто совершенно не волновало, что нас окружают не дворцы и гранитные набережные Санкт-Петербурга, а глухое и суровое немецкое черт-знает-где, наверняка кишащее собаками и солдатами Рейха.

Гижицкая проснулась раньше меня — может, на целый час и того больше, и за это время успела превратиться обратно в саму себя. И теперь как раз заканчивала заплетать волосы в короткую косу, не забывая при этом искоса поглядывать на меня с хорошо знакомой смесью обольщения, любопытства и… нет, не то, чтобы превосходства — но какой-то особенной, железобетонной уверенности в собственных силах и красоте.

Наверное, в этом и заключался ее Дар — и нескольких часов сна хватило, чтобы он вновь заработал на полную.

Я тоже мысленно потянулся к Источнику, и на этот раз родовая магия отозвалась без промедления. Конечно, связаться с дедом на таком расстоянии я не мог, а вот потянуть сил — запросто. За ночь Дар не то, чтобы полностью исцелил меня, зато хотя бы в привел в нормальный вид. И самочувствие — ребра и затылок все еще побаливали, но куда меньше, чем вчера. Нога изрядно затекла, зато больше меня ничего не беспокоило.

Ну, почти ничего.

— Доброго утра, графиня. — Я потянулся и отставил винтовку к стене. — Вижу, вы прекрасно выспались.

— Вполне, — отозвалась Гижицкая. — Думаю, я должна благодарить вас за мое спасение. Это отважный поступок, князь.

Ровно, без дрожи в голосе или чего-то такого. А ведь я вчера при ней убил человека, можно сказать, голыми руками… Или даже троих. Не знаю, случалось ли ее сиятельству раньше наблюдать подобное, но на излишнюю сентиментальность она явно не жаловалась. А может, просто натянула привычную маску — соблазнительную и непробиваемую одновременно.

И мы до сих пор обращались друг к другу на “вы”. Почему-то.

— Мне вы точно ничего не должны, графиня, — вздохнул я. — Любой на моем месте поступил так же. Но остальным, похоже, не посчастливилось выжить при падении.

— Я не видела никого… других пленников не было. — Гижицкая сдвинула брови и задумчиво добавила: — Но я попробую их поискать.

— Интересно, как? — усмехнулся я. — Нас здесь всего двое, и я, признаться, удивлен, что этот сарай еще не окружают немецкие солдаты с винтовками наперевес. Не так уж мы и далеко ушли.

— Иногда не нужно никуда идти, чтобы найти человека… особенно сильного Одаренного. Мой самый сильный инструмент — здесь. — Гижицкая улыбнулась и легонько постучала пальцем себе по лбу. — Не забывайте, князь — я все-таки менталист.

— И вы можете?

— Могу, — кивнула Гижицкая. — Я дотянусь и до Кельна, если потребуется. Связаться, конечно, не выйдет, зато мы хотя бы будем знать, что кто-то еще жив.

Я молча пожал плечами. Конечно, надежды было мало, но ничего толковее предложить я пока не мог. Впрочем, идея шарить на черт знает сколько километров в округе мощной ментальной магией мне не нравилась… просто не нравилась.

Но ее сиятельство уже начала работать. Уселась на сене ровно, выпрямила спину, будто во время класса в гимназии и сложила руки на коленях. Прикрыла глаза и через несколько мгновений задышала глубже — как во время сна. Но я чувствовал исходящие от нее волны Дара. Сначала мягкие и почти незаметные, но становившиеся все сильнее, пока…

Пока Гижицкая вдруг не распахнула глаза. И в них я увидел столько… нет, даже не страха, а смертельного ужаса, что даже вчерашнее падение с небес вдруг показалось легкой прогулкой. Я еще не услышал ни слова, но уже знал — случилось что-то…

— Прячься!

Гижицкая вскочила со своего места и, метнувшись через весь сарай, прыгнула мне на колени. Резко прижалась, едва не заехав лбом в переносицу, с неожиданной силой сдавила мои виски кончиками пальцев и зашептала:

— Молчи, не говори, не думай! Прячься и сиди тихо, как мышка! Там…

Я уже чувствовал и сам. Может, не так, как опытный или хотя бы наделенный особым Даром менталист — но все же. И ощущение было, мягко говоря, не из приятных: меня будто обдало жаром и холодом одновременно, а через мгновение чье-то присутствие стало настолько сильным, что голова буквально взвыла от боли.

Словно кто-то огромный и могучий сначала сорвал с сарая ветхую крышу — а потом принялся разглядывать нас с Гижицкой, как мух под микроскопом. Громадное всевидящее око нависало сверху, просвечивая насквозь. До костей, до самой крохотной крупицы моего бытия, вдруг ставшего жалким и незначительным.

— Закройся, спрячься! — прошептала Гижицкая, легонько касаясь моего лба горячими губами. — Ты же умеешь!

Да, пожалуй, что-то такое я действительно умел — и уже делал не раз. Теперь это казалось почти невозможным, но я все-таки попробовал: выпихнул чужую волю из сознания — и запер дверь на все замки, а потом еще и завалил изнутри всем, что попалось под руку. Скрючился, сжался, стараясь стать еще меньше.

Настолько, что даже таинственный недобрый великан уже не мог меня разглядеть. Чужой Дар на миг полыхнул злобой — и стих. Не исчез, не растворился — просто убрался чуть в сторону, будто прощупывая все вокруг. Крыша сарая вернулась на место, и головная боль отступила, но мы с Гижицкой все равно еще долго сидели, боясь даже пошевелиться. Пока не прошло где-то с четверть часа и я снова не рискнул заговорить.

— Что… кто это был?

— Менталист. — Гижицкая ответила шепотом, хоть в этом, в общем, и не было уже особой необходимости. — Очень сильный. Таких мне еще