Смысл тревоги - Ролло Мэй

Другим подтверждением гипотезы о том, что эти детские страхи выражают тревогу, является еще одно наблюдение: часто попытка успокоить ребенка с помощью слов не помогает ребенку преодолеть (а не спрятать) свои страхи. Гольдштейн считал, что при конкретном страхе слова зачастую помогают ослабить накал эмоции. Если ребенку, например, кажется, что загорелся дом, его страх можно устранить, показав, что никакой опасности нет. Но если опасения ребенка выражают скрытую за ними тревогу, беспокойство сохранится или переключится на новый объект.

Косвенно нашу гипотезу поддерживает и тот факт, что «страхи» ребенка тесно связаны с аналогичными эмоциями его родителей. Исследование, проведенное Хэгманом, показало, что коэффициент корреляции между выраженными детскими страхами и страхами матери составляет 0,667[208]. Джерсильд выявил «явное соответствие между частотой страхов у детей из одной и той же семьи; коэффициент корреляции колеблется от 0,65 до 0,74»[209]. Джерсильд объясняет это тем, что страхи родителей «влияют» на страхи детей, то есть ребенок учится бояться некоторых вещей, потому что их боятся родители. На мой взгляд, в таком объяснении имеются пробелы. Существует другое объяснение, о котором так много говорили, что оно уже звучит банально: главным источником тревоги детей являются их взаимоотношения с родителями[210].

Итак, я предполагаю, что связь страхов детей со страхами их родителей, а также взаимосвязь страхов у братьев и сестер из одной семьи объясняется тем, что за этими страхами стоит перемещенная тревога. Другими словами, если родители в семье испытывают интенсивную тревогу, она неизбежно окрашивает их взаимоотношения с детьми, что, в свою очередь, усиливает тревогу (то есть страхи) у детей.

Мы затронули тему детских страхов не только для того, чтобы лучше понять проблему подлинного страха, но и для того, чтобы показать одну закономерность: изучение страхов неизбежно ведет к изучению тревоги. Согласно нашей гипотезе, приведенной выше, многие детские страхи являются проявлением скрытой тревоги в объективированной форме[211].

Стресс и тревога

Любопытно, что первая книга Ганса Селье «Стресс» вышла в том же самом 1950 году, что и первое издание моей книги «Смысл тревоги», ровно в середине двадцатого века. С этого момента тема стресса начинает привлекать к себе внимание психологов и врачей. В другой книге, опубликованной на шесть лет позже, Селье дает такое определение понятию «стресс»: это «приспособление, в процессе которого возникает антагонизм между агрессивным воздействием и противодействием ему со стороны тела». Стресс есть реакция на «изнашивание тела человека»[212].

Он выдвинул концепцию общего адаптационного синдрома. Этот синдром, в котором участвуют различные органы (эндокринные железы и нервная система), помогает нам приспосабливаться к постоянным изменениям, происходящим вокруг нас. «Секрет здоровья и счастья заключается в успешной адаптации к постоянно изменяющимся условиям жизни на нашем земном шаре; если адаптация неуспешна, человек получает за это наказание в виде болезней или несчастья»[213]. По его мнению, каждый человек рождается с каким-то определенным запасом адаптационной энергии[214].

Возможно, что все это верно с физиологической точки зрения, но я ставлю под сомнение психологический смысл этой теории. Разве энергия не зависит отчасти от интереса и желания человека выполнить поставленную задачу? Исследуя людей пожилого возраста, мы видим, например, что человек превращается в дряхлого старика не только из-за своего возраста, но и потому, что его ничего не интересует. И разве мозг не черпает свою энергию из желания выполнить привлекательную задачу?

У психологов появилась тенденция использовать слово «стресс» как синоним слова «тревога», и стоит поговорить об этом подробнее. Книги, описывающие тревогу, говорят о «стрессе»; этот же термин постоянно слышишь на конференциях, посвященных тревоге. Я не согласен с отождествлением этих двух понятий; по моему мнению, словом «стресс» нельзя называть то беспокойство, которое мы обычно называем тревогой. Это не спор с классическими трудами Селье, который сделал важные открытия в области экспериментальной медицины и хирургии. Термин «стресс» вполне адекватен потребностям той области знаний, но в психологии он не вмещает всего богатого смысла слова «тревога».

Слово «стресс» (что означает давление, напряжение) — термин инженерный или физический. Оно завоевало популярность в психологии, поскольку стресс легко определить, представить себе и, как правило, легко измерить, чего не скажешь о понятии «тревога». Достаточно легко найти тот уровень стресса, при котором человек «ломается». Очевидно, что в нашей культуре — благодаря революционным скачкам в развитии техники, разрушению системы ценностей и т. д. — человек подвергается особенно сильному воздействию стрессов. Об этом же свидетельствует и распространенность заболеваний, вызванных стрессом, — болезней сердца, атеросклероза и бесконечного множества других патологических состояний. В наше время на любой вечеринке люди обсуждают стресс и его разрушительное действие. Выражение «психологический стресс» стало привычным, хотя, заглянув в толковый словарь, я нашел, что такое значение слова «стресс» стоит лишь на восьмом месте.

Когда термин «стресс» используется как синоним слова «тревога», меняются акценты: ударение ставится на том, что нечто воздействует на человека. Оно описывает объективную картину, но оставляет за рамками субъективный аспект. Я, конечно, понимаю, что многие люди, использующие термин «стресс», описывают им и свои внутренние переживания. Джордж Ингел говорит о том, что стресс может быть связан с внутренними переживаниями, в качестве примера он приводит тоску. Но мы скажем, что нормальная тоска есть результат смерти человека, которого мы любим, который, без сомнения, находится вне нас. И в этом случае в концепции стресса подчеркиваются те факторы, которые действуют на человека. Тоска же, вызванная мыслью о том, что однажды меня не станет, это тревога, а не стресс. Невротическая тревога может заключаться, например, в том, что человек с таким огромным сожалением относится к страданиям, пережитым его ребенком в прошлом, что не позволяет ему даже выйти на улицу поиграть.

Хотя люди, использующие термин «стресс», уверяют, что сюда входит и психологический аспект, термин слишком сильно подчеркивает внешнее воздействие на человека. Это имеет смысл в тех областях, откуда термин был заимствован: инженер думает о том, какое давление на мост оказывает тяжелый грузовик, или о том, перенесет ли дом воздействие землетрясения. В сфере инженерных наук субъективный аспект можно не принимать во внимание. Но тревога неразрывно связана с сознанием и субъективными переживаниями человека. Даже Фрейд говорил о том, что тревога связана с внутренними чувствами, в то время как страх имеет отношение к внешним объектам.

С психологической точки зрения решающую роль играет то, как человек интерпретирует угрозу. Аарон Бек утверждал, что для возникновения тревоги важны не столько сами ситуации стресса, сколько то, как человек эти ситуации воспринимает[215]. Барн, Роз и Мэсон исследовали тревогу у солдат, участвовавших в боевых действиях во время войны во Вьетнаме (на этот раз объектом их интереса были водители вертолетов). Они писали, что полет или даже смерть нельзя назвать стрессом, если не учитывать то, как каждый человек воспринимал опасность[216]. Слова «воспринимать» и «интерпретировать» описывают субъективные процессы, которые включает в себя тревога, но не стресс.

Таким образом, употребляя термин «стресс» как синоним тревоги, мы не можем отличить одну эмоцию от другой. Продолжительное чувство злости или хроническое чувство вины являются такой же причиной стресса, как постоянный страх. Мы не можем разграничить эти состояния, если используем для всех один термин — «стресс». Мы не сможем также отделить страх от тревоги. Когда Том, история которого была приведена выше, ощущал страх (например, в тот момент, когда он положил не на место важные бумаги в лаборатории), активность его желудка резко снижалась. Его желудок «отключался». Если же Том испытывал тревогу (после бессонной ночи), беспокоясь о перспективах работы в лаборатории, желудок работал с наивысшей активностью. В отличие от ситуации страха, при тревоге желудок работал сверх меры. Если и то, и другое состояние назвать одним словом «стресс», их существенные отличия будут потеряны.