СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ - Б. Дедюхин

Стены этой палаты слышали в 1380 году голос Дмитрия Донского, который, узнав, что идет Мамай, осени требует, решительно заявил: «Будем биться с Ордой многоглавой!» И сын его Василий Дмитриевич в 1395 году при известии о нашествии на Русь грозного Тамерлана, собрал здесь военный совет, сам возглавил встречный поход в Степь. Как нынче будет? Оденет ли доспехи, возьмет ли в руки меч новый великий князь?…

Ждать долго не пришлось. А военный совет не состоялся. Вышел Василий Васильевич. На стратига не похож… По-юношески скудобородый, но для важности пытающийся всклокочить бороденку, чтоб комковата выглядывала, одет не по-княжески, словно только с постели: золотом шитый с низаными кружевами опашень [77] внаброску на плечах, охабнем [78], без станового кафтана, прямо на тельную низовую сорочку. Сел на самый краешек резного кресла царского, будто ждал, что вот-вот сгонят. Долго молчал, а когда закончил борение с нерешительностью и страхом, молвил вполголоса, внятно:

– Князь звенигородский и галицкий Юрий Дмитриевич идет на нас. Но мы с матушкой и владыкой Ионой порешили, что негоже мне с родным дядей ратоборствовать, будем мир искать. Направим к нему послов, кои сумеют с ним ласково поговорить, Федора Лужу и Федора Товаркова.

Легкое беспокойство зародилось в палате: кто-то досадливо ворохнулся, кто-то перекинулся понимающим взглядом с единомышленниками. Заметив это, Василий Васильевич счел нужным добавить:

– Ведь сказал Христос: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими».

Бояре разъезжались из Кремля озадаченные и недовольные. А ну как Юрий Звенигородский не внемлет ласковым словам да пройдется огнем по княжеству… У каждого есть свои поместья, дома, семьи, трудами нажитое добро- и все может прахом пойти. Что с того, что Юрий Дмитриевич сродник. Случается, что и единокровные становятся врагами хуже чужих.

И в харатийной палате было уныние и разброд. О главном просто боялись говорить, про Орду некстати вспомнили, про необходимость готовить дань.

– Где брать деньги? – сокрушалась Софья Витовтовна.- Сыновья Улу-Махмета идут, вот-вот в Москве будут. Ты же наобещал хану!

– Что же мне, матушка, оставалось, а? – оправдывался Василий.- Да ты и сама наказывала: денег не жалей. Всю казну Ивану Дмитриевичу отдала, а он…

– Это мне не в укоризну! – возразила Софья Витовтовна.- Зачем ты наобещал Всеволожскому жениться на его дочери?

– А зачем ты его выгнала?

– Не выгнала, а отпустила на все четыре стороны.

– Вот он и нашел себе сторону – к моему врагу прислонился, на стороне дяди выступает; Петр Константинович вон говорит – торопит его, весь в нетерпении Москву пограбить. И Василий Косой…

– Э-э, все-то ты пустые орехи щелкаешь,- прервала сына Софья Витовтовна.- Сейчас не время предаваться праздным скорбям, Москву надо щитить.

Василий не смог долго спорить с матерью, снова стал приимчив к ее словам, отозвался покорно:

– Как Господь соделает, а?

– Ну вот, опять за свое! Он тебе что Господь, стряпчий твой али воевода? Своим умом надо печься! – опять вскипела варом буесловная великая княгиня.- Молишься по целым дням, а все заботы государственные на мне одной.

Получив еще один укорот, Василий вовсе засмирел в полном постыжении.

Молчавший все время владыка Иона поднялся с места:

– Не ссорьтесь, молю вас, не время.- Благословил всех.- Отложу я поездку в Царьград, Здесь мне надобно быть.

– А про себя подумал невесело: может статься, уедешь от одного великого князя, а вернешься к другому.

3

Князь Юрий ходил с Василием в Орду на ханский суд без всякой веры в успех, лишь для очистки совести. Теперь можно сказать: все мирные средства испробованы и, чтобы отстоять правое дело, осталась только война.

Никогда не сомневался он в своей правоте. После смерти отца, Дмитрия Донского, признав безоговорочно великим князем своего старшего брата. Юрий все эти долгие годы лишь терпел его власть, будучи совершенно не согласен с тем, как робко держался Василий Дмитриевич с татарами. Не смея перечить законному государю, Юрий по своей воле старался продолжать дело великого отца, по примеру и почину его. Еще в 1395 году, будучи отроком, он возглавил поход русских полков на булгар и казанских татар, поход столь успешный, что летописец отметил это:«…и никто же не помнит толь далече воевала Русь Татарскую землю». Через три года он снова бился с татарами и их ставленником князем Семеном. И все дальнейшее время вел себя Юрий Дмитриевич как истинный государственный муж, радетель отчей земли. С русскими князьями старался решать споры без кровопролития, дружил с обоими Новгородами – Великим и Нижним, не жалел денег на церковное и монастырское строительство, привечал и всячески поощрял зодчих и лучших изографов [79]: Андрея Рублева, Феофана Грека, Даниила Черного, Прохора с Городца.

Брат ревновал, выказывал свое неудовольствие, а жена его литвинка Софья один раз попеняла: «Что-то ты, Юрик, все навыпередки норовишь? Не знаешь разве, что можно священнику, то нельзя диакону?» И потом все дразнила с хохотком: «а-а, диакон!» Ее счастье, что Бог создал ее женщиной. А как жена… конечно, негоже сплетни распускать, того позорнее их переносить, но знал Юрий, что брат не любил своего сына Василия, говорил: «Ни в мать, ни в отца…»

В этой Софье, может быть, главная причина всех бед заключается. Она уверяла, что всегда старалась быть посредницей между своим отцом и мужем, но так и осталось тайной, для кого она больше старалась, кто дороже ей был, какую землю она своей отчизной видела.

Отец ее Витовт большим стервятником был, только и думал, как бы русские земли потерзать. В 1398 году он заключил договор с Ливонским орденом: Ордену – Псков, Литве – Великий Новгород. Одновременно искал выгоду в Степи. Когда Тамерлан удалился на юг, Тохтамыш снова попытался утвердиться в Золотой Орде, но был изгнан ханом Темир-Кутлуком. Вот тут-то и пригрел разорителя Москвы зять великого князя московского: пообещал Витовт Тохтамышу возвратить Кипчак при условии, что Тохтамыш поможет ему овладеть Москвой. А брат Василий словно бы и не видел ничего, и не слышал – ездил себе в гости к Витовту, на потехи с нам ходил за кабанами да оленями, бражничал. И если бы хан Темир-Кутлук не разбил на реке Ворскле заговорщиков Витовта и Тохтамыша, их план мог бы и осуществиться, и сейчас была бы Москва и вся Русь с латинской верой и под басурманским кнутом. Бог спас Русь. Но заслужим ли Его заступы впредь? Все те же у нее недруги, только предводители сменились. А Василий уселся на трон и знать ничего не хочет. Да и как он может чего-то хотеть, если Софья вертит им так же, как вертела мужем?

В Орде, понятно, Юрий не мог выдать своих истинных мыслей, когда Улу-Махмет спросил: зачем, мол, тебе великое княжение? Но и не солгал он тогда, сказав про своих детей. Верно, тесно им в уделе, хотя и не мал он: Звенигород, Руза, Галич, Вятка. Но чтобы проявить себя, нужны новые земли, новые города и веси, а чтобы их приобрести, необходима власть не удельного, но великого князя.

Младший сын Иван не удался с рождения, все хворал, хворал, потом постригся в монахи, а недавно и помер в монастыре. Дмитрий Красный – сын любимый, но излишне мягок, совестлив, набожен и невоинственен. Но старшие – Дмитрий же и Василий – дерзки, самолюбивы, смелы. Они больше внуки Дмитрия Донского, нежели племянник Василий, который не в род пошел, а из рода, и который чем раньше оставит трон, тем лучше.

А раз так, то жребий брошен: встал князь Юрий с сыновьями на стезю открытой борьбы.

4

Пока московские послы Федор Лужа да Федор Товарков двигались на верховых лошадях навстречу князю Юрию, тот шел со своими полками встречь. Съехались как раз на полпути между Переяславлем и Москвой – у Троицкого монастыря.

Основанная Сергием Радонежским обитель хоронилась в чащобе леса, с дороги можно было заметить лишь поблескивающую маковку островерхой церкви во имя Святой Троицы.

Лужа и Товарков спешились у бревенчатого, потемневшего от времени и непогоды тына, бросили поводья слугам и пешком направились к Банным воротам. Федор Лужа повторял про себя слова, которые наказывал ему произнести Василий Васильевич:

– Великий князь Московский и всея Руси Василий Васильевич рад будет встретить в Кремле князя Юрия как дорогого гостя.

В случае отрицательного ответа Юрия Дмитриевича Федор Товарков должен добавить:

– Говорит Василий Васильевич, что чем более кто со грешил против нас, тем более мы должны спешить к примирению с ним, потому что нам за это простится больше грехов. Так учил Христос и его апостолы. Внутрь монастыря их, однако, не пустили вооруженные воротники. Один из них сходил на подворье и вернулся с Иваном Всеволожским. Был боярин так разъярен при виде московлян, что те сразу забыли свои заготовленные посольские речи. Лужа с натугой выдавил из себя: