Тайна опустевшего причала - Максим Шахов

Голос ее был высокий и чуть дребезжащий, но ласковый. К тому же приготовившийся обонять непредсказуемый смрад Аракчеев был приятно удивлен: жидкость пахла хоть и странно, но… вкусно! Нос Вадима уловил запах перца, тмина, корицы и целого букета каких-то свежих трав. Оригинально.

Все-таки первый глоток был маленьким и осторожным. И все равно Вадим закашлялся: то, что настойка была на спирту, он сразу понял, но чтоб настолько крепкая… Эстонцы заулыбались, а старик жестом показал: пей-пей. Уговаривать себя Вадик не заставил и осилил, наверно, целый стакан. Ему сразу стало жарко. Зато, в отличие от простого алкоголя, туманящего мозги, этот мгновенно прочистил голову. Из глаз исчезли последние остатки двоения и нечеткости. Даже слышать он стал получше, как будто плотные беруши заменили на мягкие ватные тампончики.

Вадик рискнул приподняться и не почувствовал никакой боли в висках. Он принял почти сидячее положение, прислонившись спиной к стенке.

– Господин… Леннарт, и вы, мадам Хельга. – Аракчеев откашлялся, а старики в это время радостно улыбались. – Я… – Конечно, он хотел сразу спросить о Снайпе, но идеально работающая голова подсказала, что логичнее восстановить всю цепь событий. – Что произошло?

Старики снова переглянулись. На этот раз серьезно и вопросительно. Вадик понял это по-своему:

– Говорите, говорите, я вполне прилично вас слышу и все понимаю. – Подумав, он добавил: – И, пожалуйста, ничего не скрывайте: это очень важно для… нас.

Рассказывать начал старик, а его жена время от времени помогала ему находить более правильные и точные русские слова и обороты. Впрочем, повествование эстонцев было не длинным, как и все, случившееся после потери сознания Вадимом.

Старики, как им было сказано, добросовестно забаррикадировались в своем земляном погребе. И сидели бы там тихо до глубокой ночи, если бы не выстрел из гранатомета. Он вызвал взрыв такой силы, что несколько стеклянных банок с огородными заготовками, стоявшие на деревянных полках погреба, резво подпрыгнув, грохнулись на бетонированный пол. Лампа погасла. Старые эстонцы перепугались и, боясь оказаться погребенными заживо, начали выбираться наверх, проявляя при этом похвальную осторожность, и лишь наполовину высунулись из-под тяжелой крышки. Впрочем, и отсюда видно было достаточно.

Руины их дома полыхали. Какие-то вооруженные люди сновали вокруг пожарища, что-то высматривая и выискивая. Однако пламя было слишком сильным и мешало приблизиться к развалинам. И все-таки вскоре они что-то отыскали. Правда, в стороне от пепелища, ближе к сараю. Сначала было непонятно, что это. Но зрение у старика сохранилось отменным, и, когда несколько человек подняли на руках свою находку, он отчетливо увидел, что это был человек.

Живой или мертвый, дед не может сказать. Но без сознания – это точно. Его аккуратно погрузили в автомобиль, потом еще минут двадцать обыскивали двор, сарай, поднимали и перекладывали разлетевшиеся бревна и крышу. Даже в эту баньку заглянули. Но ничего больше не обнаружили и уехали. В тот момент старики не знали, кого они увезли. Определенно только, что это был один из двух русских.

Теперь, не боясь быть увиденными, оба эстонца окончательно выбрались наверх. И тут же наткнулись на драгоценную находку: на тыльном откосе земляного холма, что насыпан над крышей погреба, они увидели неподвижного человека. Это был второй русский. Так уж вышло, что никто из вооруженных людей не обошел вокруг отдаленно расположенного холма погреба. Вероятно, решили, что в такой дали и искать-то нечего. Старики тоже не могли сказать, как этот русский здесь оказался. Неужели каким-то образом умудрился приползти самостоятельно? Или все-таки отбросило взрывной волной? Но это еще менее вероятно, так как от дома досюда было не меньше пятидесяти метров! А русский оказался жив, хоть и без сознания!

Вдвоем старики перетащили его сюда, в баню, и внимательно осмотрели. Никаких явно выраженных повреждений не обнаружили. Не торчали сломанные кости, позвоночник сгибался, кровь слабо текла лишь из открывшейся огнестрельной раны в предплечье. Ну… вот и все, в общем.

Пока они рассказывали, Вадим, прикрыв глаза, вспоминал последние секунды их с Витом короткого боя. Вот из распахнутого салона «Доджа» показалась труба гранатомета, вот он сам остервенело стреляет из пистолета, а потом громкий крик Снайпа: «Беги в спальню!» И Вадик послушно метнулся к задней стене горницы. Еще краем глаза он успел заметить, как сам Виталий бросился в противоположный угол. На этом его воспоминания резко обрывались.

– Сколько времени я пролежал?

– Да вечер уже сейчас. Значит, часов шесть.

Теперь Аракчеев самостоятельно подвигал руками и ногами. Все цело. Он даже попытался встать, но сильно закружилась голова, и к горлу подступила тошнота. «Сотрясение мозга, – констатировал он. – Но не сильное. И, конечно, контузия. Тоже, впрочем, легкая, потому что и говорить, и слышать могу. Значит, пора отсюда выбираться и с командиром связываться».

– Мы с другом приехали к вам на автомашине и оставили ее сбоку у сарая. Вы не могли бы…

Хозяйка тут же что-то сказала своему мужу, и он вышел из низенькой баньки. Вернулся дед быстро.

– Машина есть. Ходить не может.

Он обернулся к Ванде и обменялся с ней несколькими эстонскими фразами.

– Мой муж говорит, что большая железная… э… палка проткнула… ну, там, где мотор…

Старик голосом изобразил взрыв, а потом очертил по воздуху рукой большую дугу и сказал: «Хлоп!» Очень понятно.

– Весь… вода, весь масло выливаться.

Новость была не из приятных. Вадик задумался и машинально потянулся к стоящему на полу ковшику с остатками «лекарства», лихо опрокинул его в горло и трезво рассудил: пешком даже до трассы не дойти! Или придется затратить на преодоление пяти-шести километров пересеченной местности половину оставшейся жизни. Мобильники здесь не работали, значит, надо искать таксофон. Но это, опять же, только на трассе. Замкнутый круг! Тут он услышал высокий старушечий голос:

– Вам лучше до утра остаться здесь. Вы слишком слабый.

– Похоже, что и так я уже злоупотребил вашим гостеприимством. – «Ага, хозяев под смертельный удар подставили, дом по бревнышкам разнесли». – У меня есть друзья в Таллине, они могли бы забрать меня. Надо только им как-то сообщить.

– Через час-полтора станет совсем темно. Ваши друзья не смогут проехать к нам с трассы, дорога слишком плохая.

– Ох, уважаемая, мне обязательно надо уйти. Хоть ползком!

Старая женщина размышляла, строго глядя на Вадима своими большими честными глазами. Потом уверенно проговорила:

– Да, это так. Мы вам поможем. Дорога, с которой вы свернули на нашу мызу, продолжается дальше. Только совсем плохая. Пешком ходить…

Аракчеев не мог понять, куда клонит хозяйка.

– …Но после… четыре километра, – она для наглядности показала Вадиму четыре тонких пальца, – есть деревня. Раньше большая была. Там сельсовет. Теперь сельсовета давно нет. Жителей совсем мало. В доме, где была почта, остался телефон. Он работает.

Ванда еще раз оценивающе посмотрела на Вадика, потом на своего мужа и сказала:

– Я пойду. А Леннарт в это время вывезет вас на трассу по короткой лесной дороге.

Она повернулась к деду и произнесла несколько фраз. Тот удивленно поднял свои кустистые седые брови и неодобрительно покачал головой. Женщина нахмурила лоб и добавила еще несколько коротких фраз. Леннарт тут же закивал и быстро вышел из баньки.

– Он довезет, – уверенно заключила Ванда. – У нас есть телега с резиновыми колесами. А конь в сарае не пострадал. Он довезет, – повторила она, и было не совсем понятно, о ком это речь – о муже или о лошади. – Скажите мне, куда звонить и что надо говорить!

В маленьком и хрупком теле старой эстонки заключался сильный, несгибаемый дух. Аракчеев был восхищен и растроган. Словно в ответ на его мысли хозяйка негромко проговорила:

– Я думаю, с Тойво случилась большая беда. И с вашим другом – тоже. Но его можно спасти. Делайте, как вам надо! – Ее большие глаза полыхнули яростью. – Пусть ЭТИ ответят за все!

Вадик не сдержался. Он низко опустил голову и поцеловал ладонь старой женщины, лежащую на его коленях.

* * *

На самой подробной карте, которую Талеев только смог отыскать в атласе Эстонии, на 43-м километре шоссе Таллин – Палдиски не было ни единой отметки. Ни заправки, ни мотеля, ни придорожного бистро. Трасса была плохо освещена, и Гера напряженно вглядывался в обе стороны дороги, чтобы ненароком не пропустить какой-нибудь знак. Он зря волновался: не заметить телегу с лошадью на противоположной стороне было просто невозможно.

Талеев приказал Гюльчатай – именно она сидела за рулем – развернуться и остановиться метрах в двадцати от такого странного «опознавательного знака». Дальше по обочине он пошел пешком один. На телеге неподвижно сидел старый дед. Он совершенно никак не прореагировал на приближение журналиста, пока тот не окликнул его с расстояния метра: